От вида крестоносных маневров де Мира пробрало на ругательства. Он был бы более сдержан на язык, разумеется, знай, что в двух шагах от него на стене о молитвах рассуждает не юноша, а молодая женщина.
Зачем крестоносцам Бург?
Нетрудно догадаться.
Городские стены высоки и неприступны, а главные ворота, - и Тулузские, и Нарбоннские, - превосходно укреплены. В предместьях стены ниже, а внутренние ворота, те же ворота Родез, не имеют барбаканов.
Но самое неприятное, о чем, возможно, и не задумывались франки, но что прекрасно понимали защитники города, если падет предместье, жители его устремятся в Ситэ, и без того переполненный.
Но ведь крестоносцы не возьмут Бург?
Вот так запросто, с первой же атаки?

- Мы будем биться за каждый дом в Сент-Винсенте, барон. И начнем с того, что отбросим от стен самых нетерпеливых из франков. И не сверху, - к стрелам, камням и сере они наверняка приготовились, - а снизу, Уверен, конницу они не ждут. Вы позволите, месен?

Тут у защитников города было неоспоримое преимущество, они могли предпринимать стремительные конные вылазки, прекрасно зная расположение всех улиц собственного города и имея возможность вернуться и укрыться за воротами, чтобы, выждав подходящего момента, ударить вновь.

Тем временем крестоносцы продолжали готовиться к штурму. Лучники, укрывшись за высокими щитами пехотинцев, обстреливали бойницы, метя в окситанских арбалетчиков и тех, кто поднимался на стене для того, чтобы сбросить вниз камень или горшок с расплавленной смолой. Рутьеры, хоть и с потерями, перебирались через ров и перетаскивали через него лестницы. К ним на помощь уже спешили франки из Сен-Винсента, первые же лачуги которого были немедленно разобраны, а их обломками предполагалась засыпать крепостные рвы, ведь это куда милосерднее, чем засыпать их телами павших соотечественников.
Вот уже первая лестница взлетела вверх, но ее тут же оттолкнули баграми. Солдаты не успели вскарабкаться слишком высоко, так что при падении больше ушиблись, чем расшиблись, и их ругань на миг перекрыла даже шум боя. А вот южане с баграми тут же стали мишенью для французских стрел, и один из защитников крепости, нелепо взмахнув руками, полетел вниз следом за атакующими.
А снизу уже поднимались новые лестницы.

Монфор перемахнул через ров стремительно, просто перебежав его по одной из перекинутых через преграду, наподобие моста, лестниц. Так обычно действовали сарацины, ловкие и легковооруженные, для рыцаря в тяжелой кольчуге подобное проворство казалось удивительным. Матье де Марли, буквально следуя братской воле "держаться сьера Симона", попытался проделать то же самое и даже почти преуспел, но тут сверху на крестоносцев обрушился град камней, один из увесистых булыжников угодил прямиком в лестницу, переломив ее, и француз слетел в ров. К счастью не на самое дно, и к счастью, до него туда свалилось уже достаточно солдат, и тела их еще не успели окоченеть. Но карабкаться вверх под градом стрел оказалось удовольствием сомнительным. Кто-то из рутьеров, - внезапно и великодушно, - протянул ему руку, помогая выбраться. Матье мысленно пообещал щедро вознаградить добяка, но тот немедленно рухнул к ногам молодого рыцаря, захлебываясь кровью. Арбалетный болт пробил его грудь насквозь, и Марли предстояло потратиться только разве что на свечу за упокой. В этот миг воин христов понял, как ему осточертело бегать, а тем более ползать по жаре, до сих пор так и не обнажив меча, оглянулся в поисках графа, не обнаружил его под стеной и задрал голову вверх, предполагая, что изрядно отстал от неутомимого и воинственного сьера, чье тело казалось выкованным из железа, а воля была еще крепче тела.

Альенор старалась держаться рядом с де Миром, который лучше ориентировался не только в предместье, но и во всем, что  сейчас происходило. Пока  они мчались по  запутанным улочкам  Сен-Винсента, в голове у юной донны слова молитв мешались со словами песен. Ведь  вчера  она пела весь вечер. Пела о любви и весне, о радости, что пребывает вечно. И не только для того, чтобы  отвлечь   барона Кабаре и мессена де Мира от тягостных мыслей о предстоящем штурме. В этом городе ДОЛЖНЫ звучать песни, что бы там не творилось под его стенами!  И это чувствовала не она одна. Вчера пел весь Каркассон, смакуя последний спокойный вечер как бокал хорошего вина. .  Сегодня время песен закончилось. Впрочем, само имя этой крепости звучит как песня…

Все ближе становились стены Бурга под небом цвета темной бирюзы,  и сверкающая в солнечных лучах лента реки.  И франки, которые закрываясь щитами  от стрел, летящих со стен, неотвратимо шли вперед. Конницы они явно не ждали...
От вчерашнего волнения не осталось и следа, ему на смену пришло странное спокойствие. Летнее утро исчезло, сузившись до полоски, видимой сквозь прорезь шлема, внезапно оборвалось на  длину меча. Сейчас…

- Саrcassonna!
В следующее мгновение на  чужаков обрушилась разящая сталь. Неотвратимая, как божественное возмездие.  Окситанские рыцари,  дабы не утруждать  гостей тяготами непростой дороги,  встречали их в самом ее начале. Желаете нашей земли,  мессены?  Что же, вы ее получите!

Отредактировано Альенор де Ланта (2015-12-23 17:40:19)

- Пора,– рука барона взмыла вверх и опустилась в короткой отмашке. В тот же миг со стен Бурга на преодолевших ров франков посыпались комья серы, обмотанные подожженной паклей.
Натужно скрежетнула  решетка и проворные солдаты торопливо распахнули дверцу ворот.
- Не воинством, не силою, но Духом… - прошептал де Кабаре и первым шагнул в едкое облако.
Вскоре на ослепленных сернистым дымом, задыхающихся северян посыпались смертоносные удары появившихся из смога защитников крепости. Лица их были замотаны мокрым тряпьем, а в покрасневших, слезящихся глазах пылала жгучая ненависть. Сердца их громыхали, будто в груди древний и могучий медведь-молотобоец бил по раскаленному железу на наковальне. Кровь падала на песок, превращаясь в комья бурой грязи. Каждый, вышедший с бароном под стены, понимал: если конница де Мира не отбросит крестоносцев, ему больше не вернуться к воротам Бурга. Каждый, поклявшийся под дубом у замка Комталь в нерушимой верности своему господину, был яростен и беспощаден к воинам Папы, поднявшим меч на брата.
- За Тренкавеля! – сквозь кашель, хрипы и отчаяние раздавались возгласы южан. – За Каркассон!

- Хорошо, стена за мной, - послушно пробормотал Матье де Марли, стаскивая со шлема намет и торопливо заматывая им лицо. 
О братская самонадеянность! Бушару даже в голову не пришло, что младшего могли уже десять раз прирезать, поджарить живьем или уморить смрадом. 
Зато раз сам горланит на весь Каркассон, значит, тоже живой.
Это знание облегчило Матье душу в том маленьком аду, в который превратилось подножие стены Бурга. Он кого-то убивал, кто-то пытался убить его, люди падали, некоторые бились в агонии, испуская дух под ногами друзей и врагов, другие поднимались, снова падали...
Наконец, удалось поставить пару лестниц. Одну тут же сбросили, а вторую не сподобились. Потому что где-то наверху все еще рубился сьер Симон и щерился в лицо южанам его бесстрашный белый лев.
"Если что, хоть свежего воздуха глотну на прощание", - утешил себя Матье, взбираясь по шатким и местами тлеющим ступеням в поднебесье, весь пропахший серой, измазанный грязью и кровью, подобный грешнику, которому чудом удалось вырваться из лап Врага рода людского.
"Сколько времени прошло? Сколько же он там один на стене?"

С другого берега реки доносилось нестройное Veni Sanctus Spiritus.
- Бургундия! - орали несущиеся через мост рыцари.
- Бог и Монфор! - внезапно глухо, сквозь хрипы и кашель, вырвалось откуда-то снизу, из клубов дыма.
"О, вот это мне по нраву", - оскалился Марли, спрыгивая на стену с мечом в руках.
- Бог и Монфор!
Первыми он зарубил тех, кто метил баграми в лестницу. По которой следом за рыцарем продолжали карабкаться солдаты. А затем устремился к графу.
- Вы задержались, Марли, - буркнул тот, наконец позволив себе небольшую передышку для того, чтобы вытереть струящийся по лбу и заливающий глаза горько-соленый пот. - Где же остальные?
- Скоро будут. Они немного заняты. Внизу...

На зеленом склоне между рекой и предместьями  Каркассона вновь и вновь звучало имя гордой цитадели, ставшей главной преградой  на пути северян в благословенный южный край. И имя сеньора, не оставившего  людей, которых он поклялся защищать.  Истинного рыцаря, предложившего свою защиту всем, кто в этой защите нуждается:
- Саrcassonna! Trencavel!
И эти два имени были громче франкских хоралов.

В схватке, исход которой изначально был предрешен , южане предпочли  копьям мечи. Многие из чужаков уже сполна получили все, им обещанное. Другим это только предстояло.
Но тут на мосту появилась  бургундская конница,  и де Мир скомандовал отступление.

Франки, которым посчастливилось разминуться с  окситанскими рыцарями,  тут же сообразили, что если  помешать южанам  избежать встречи с  людьми Эда Бургундского,   им  придется несладко.  Ибо в бою за каждое упущенное мгновение приходится платить очень дорогую цену .  Так что  в сторону Миндальных ворот  южанам  пришлось пробиваться с боем. Сменив мечи на копья,  от которых теперь было несравнимо больше проку. Ибо копье позволяет достать пешего противника раньше, чем он достанет тебя или твоего коня.

Эну Пейре  франки уделили больше всего внимания. Пока он, подставив щит под удар одного пехотинца, отправлял на небеса другого противника, третий   уже занес копье, метясь в его коня.  У спешенного  всадника шансов  здесь просто не оставалось. Но копье в руках Альенор оказалось быстрее. Рухнувший под копыта лошадей  франк  показался  юной донне странно похожим на чучело вроде тех,  на которых они с братом тренировались, учась копейному бою...   Давно. Очень давно.  Будто бы в совсем  другой жизни…

Отредактировано Альенор де Ланта (2015-12-26 20:19:56)

Бушар де Марли беспокоился о времени не меньше барона. Несмотря на опыт штурмов и осад, дерзкая атака южан задержала крестоносных рыцарей, а главное, разделила их. Да еще в этом проклятом дыму ни видно ни зги...

В ответ на в сердцах брошенное сквозь зубы северное проклятье щедрый порыв южного ветра разметал клочья гари, но увиденное не обрадовало. У стены ни одной лестницы, последняя как раз обрушилась усилиями крепкого широкоплечего бойца, и это обстоятельство вынудило Марли по-настоящему заторопиться. Если его брат уже наверху, вместе с Монфором, то прохлаждаться некогда. Придется пройти по трупам? Так пройдем по ним, вот прямо с этого героя и начиная.

Окситанец окликал кого-то, но дозвался, определенно, не того, кого звал.
Зло прокашлявшись и коротко мазанув по щеке кольчужной рукавицей, неловко смахивая едкий от серной копоти пот, француз щедро попотчевал противника первым размашистым ударом меча. Подмечая для себя, что щита у того нет, так что долго, даст Бог, они друг друга не задержат.

Южанин отбил его удар, потом еще один, не пытаясь атаковать в ответ. Но Бушар не считал это проявлением слабости, Он вообще не думал о подобных вещах, в бою на это нет ни времени, ни сил. Знал только, что с третьего удара, - как хочешь крутись, но сделай, - ему нужно избавиться от противника, потом созывать людей и поднимать лестницы.
Алый крест угрожающе надвинулся на барона, но тут пронзительный вопль вынудил Марли сначала задрать голову, потом стремительно отскочить назад. Падающий со стены человек замолчал, лишь врезавшись в землю и свернув от удара шею, Бушар даже не успел понять, свой был этот бедолага, или кто-то из защитников города. Куда хуже было то, что француз не видел толком, куда отступает. А потому некстати потерял равновесие, упал, хоть и не навзничь, что могло бы оказаться его бесславным концом, а всего лишь на одно колено, упираясь щитом в землю. Родные стены действительно помогали барону Кабаре, хоть и довольно неожиданным образом.

- Вставай! – рявкнул барон, в глазах которого до сих пор рябило – кто-то успел крепко приложить его по затылку во время стычки у рва. Он быстро перешагнул через тело упавшего со стены, продолжая говорить по-окситански. Его мало заботило, понимает ли северный рыцарь его провансаль, сам же барон учить «собачий французский» когда-то наотрез отказался. На войне как на войне. Жить захочет – поймет.
– Поднимайся, говорю, – меч барона уперся в шею крестоносца, - лежачего не бьют!
Одно дело - боевые ухищрения, дуэль интеллекта, состязание силы и ловкости, совсем иное – зарубить случайно оступившегося. Барон Кабаре не опустится до такой низости! Конечно, наглый франк вполне заслужил позорную смерть уже только потому, что пришел отобрать у него землю - одного этого факта достаточно. Так нет - он, ко всему прочему, еще и гневно глазами зыркает! Идейный, стало быть.
- Со мной пойдешь, только орлов своих и меч тут оставишь, - Кабаре чувствительно ткнул кончиком сапога по щиту, давая понять, что чужеземцу стоит отбросить его добровольно, пока более сильный удар не сломал ему кисть.
- К стене, ваша милость! К стене! – раздался хриплый возглас, из копоти со стороны рва выскочили Пейре де Сен-Мишель и его острый на язык оруженосец с висячими усами. Лицо обладателя седых усов было замотано тканью, но барон хорошо запомнил его вчерашним вечером. Тот показался барону слишком перестарком для войны и усы уж больно забавные…
Полный напряженного внимания, Кабаре  не спускал глаз с франкского рыцаря и не мог позволить себе обернуться на стену, куда показывали спешащие к нему южане.
- Назад, господин! Эх, что же вы! – оруженосец Пейре сделал рывок, обгоняя молодого де Сент-Мишеля, присматривать за которым поручил ему пред смертью Сент-Мишель старший. Телом своим Айторе – так звали оруженосца, хотя барон не помнил его имени, только усы – закрыл своего господина, щит же распростер над мессеном Кабаре. Побитый щит с порченной кое-где оковкой.
Арбалетный болт с шумом пробил грудь Айторе и вышел из спины.

Отредактировано Пьер-Роже де Кабаре (2016-01-06 02:59:05)