«Голос? Если бы только голос. Тебе, приятель, и имя мое знакомо…»
Светловолосый… рыцарь называл своего толмача Жильбертом, и Жженый решил, что тоже стоит называть его так… Так вот, Жильберт, похоже, сомневается в своих подозрениях. Откреститься от всего?
Опыт подсказывал разбойнику, что на лжи дружбы не постоишь.
Придется рискнуть.
И все же рука Айкена невольно скользнула под плащ к укрытому там кинжалу.
«Пустое, Жженый, ну не станешь же ты резать мальца, который тебе жизнь спас…»
- Мы встречались в Лестере, Жильберт, - так же в полголоса напомнил разбойник, поправляя капюшон так, чтобы собеседнику видно стало следы опалившего однажды его лицо огня. - Мой братец Вулф кличет меня Оффой. Но ты назвал меня иначе.

- Я тоже рад. Очень рад.
Лицо Жильберта сделалось бледным, напряженным, зрачки расширились, так что глаза юноши казались не серыми, как минуту назад, а черными, опасными. 
«А что если парень предан своему норманнскому господину, как те глупцы-оруженосцы из песенок, что горланят на площадях труверы, - мелькнуло у Жженого. – Голос дрожит, но заорать сил все же хватит».
- Не жди от меня зла, Жильберт, - Разбойник напрягся, как перед прыжком, но речь его текла по-прежнему ровно и почти ласково. - Ни себе не жди, не им, - последовал быстрый кивок в сторону дю Перша и остальных французов, счастливых в своем неведении. – Держи язык за зубами, и рыцарь твой спокойно отобедает сегодня в Ноттингеме с шерифом. Он ведь к нему едет?
Это был пряник. Теперь стоило решить, а нужен ли кнут.
- Не вздумай орать, слышишь меня, - добавил Жженый жестче. – Или знак какой подать его милости. Тебе я ничего не сделаю я твой должник, а из французских пташек полетят перышки, коли ты вспугнешь их.

- А-аа, вот оно как все было, - пробормотал Жженый. - Не тронет его никто, рыцаря твоего, я слово тебя даю! Коли была б у нас такая нужда, долго ли стреле лететь. Давно бы всех порешили, заросли вокруг глянь какие благодатные. Дело у нас в Ноттингеме. Да ты морду не криви, выслушай меня, человек ты рыцарский!
Айкен покосился на французов. Нет, нет им дела для болтовни двух саксов, да и братец Вулф столь неуверенно держится в седле, что оба рыцарских спутника, небось, давно об заклад побились и ставки сделали на то, когда бедолага свалится с Канцоны. Все их внимание поглощено ужимками Робина.
- Видали мы на дороге следы засады, хотели выяснить в городе, что к чему да как. Ну и еще кое-что… А что француз и правда поручился за тебя? - вырвалось у Жженого удивленное. Жизнь отучила бывшего раба верить в чудеса. – Тоже должок, значит. А я-то думал, может, ты с нами захочешь уйти, в вольный Шервуд…

Отредактировано Жженый (2012-03-21 21:05:23)

- Что?! – вырвалось у Жженого ошарашенное.
Нет, если королева Алиенора и навещала избитого до полусмерти свинопаса, то только разве что в горячечном бреду, где безбожно мешалась правда с вымыслом, а сказки кельтов - с тенями с гобеленов из Кингстон-кастла. Но остальное…
- Эгрик? - выдавил разбойник хрипло. – Да как же такое может быть?! Я же сам тебя…
Не похоронил, нет. Но пядь за пядью обыскал все илистое дно под мельничным колесом в поисках тела утопшего мальчишки-раба. А потом челюсть свернул поганцу этому, баронскому повару, что обрадовался, дескать, наконец-то одним лишним ртом на кухне стало меньше. И снова был порот, но это пустяки, дело житейское.
- Эгрик… - повторил Айкен тихо и нараспев, смакуя давно вычеркнутое из мира живых имя. А ведь и правда это он, повзрослел, возмужал, мастью чуток потемнел. – И что же ты, Эгрик, от ошейника избавился и сам добровольно обратно в слуги? – спросил с неожиданным упреком. Сам Жженый, отведав рабской участи, никогда не стал бы больше служить кому-либо. Лучше смерть, чем новая кабала, пусть и добровольная.

Отредактировано Жженый (2012-03-22 08:14:21)

Старого певца Жженый помнил очень смутно. Не до музыки ему, свинопасу, было тогда. Да и не связывал он никогда Жеана-жонглера, что развлекал барона де Бриенна, и «смерть» поваренка Эгрика. Но рассказу Жильберта поверил без колебания.
- Привязчивый ты, парень. И тогда был щенком, и теперь не стал матерым волкодавом. Знаю я, про что ты толкуешь. Все мы хотим любви и ласки, а жизнь награждает нас пинками да оплеухами… Слыхал ли ты, что нынче в наших краях барон де Бриенн чуть ли не полновластный хозяин? - Сменил вдруг тему разбойник. -  А что, если откроется прошлое твое? Беглый раб, вещь дурная, негодная. Вышвырнет тебя твой рыцарь, как паршивую собачонку, вон. Или и вовсе вернет барону с извинениями. Не боишься, а, Эгрик?
Отчего-то Айкена задевал тот факт, что мальчишка, которого он мнил чуть ли младшим братом (еще один истосковавшийся о любви дурак), теперь вцепился в какого-то даже не саксонского эрла, а в норманна, проклятого норманна, как в Святое распятие.

Отредактировано Жженый (2012-03-21 22:22:55)

- Если резня и начнется, то не с нами, - Жженый хмыкнул. – Только погляди на страдальца Вульфа, он болен, немощен и незряч. Да и я сам, - разбойник сгорбился, и в голос его вернулись плаксивые подобострастные интонации, - едва ноги переставляю. Я вот что скажу тебе, Эгрик, времена нынче смутные, и благородные господа долго не живут. Коли останешься один, или помощь тебе понадобится вдруг, найди меня. В шервудском лесу повсюду наши глаза и уши. А сейчас нам нужна твоя помощь, рыцарский человек по имени Жильберт. Мне нужна, понимаешь.
Айкен на мгновение замолчал. Но, как говорится, откровенность за откровенность.
- Помнишь Аннис, рабыню. Любил я ее, сильно любил, но не позволил мне барон назвать ее женой своей. Продал… мерзавец, - добавил Жженый с чувством. – Так вот она теперь в Ноттингеме, в замке прислуживает. Нужно мне в город, Эгрик, и не блажь это разбойничья. Тут другое...

Отредактировано Жженый (2012-03-21 23:22:42)

- Хочу, Эгрик. Как подумаю о ней, сердце сжимается. Семь лет прошло, может, она уж и не помнит меня…
От собственного предположения Жженый невольно стиснул кулаки. Упрямо мотнул головой, отгоняя дурные мысли. И уже более спокойно добавил:
- Стража у городских ворот потрошит каждого встречного и поперечного, шериф наш никому спуску не дает. А у меня прямо на лбу метка, баронское благословение. Коли за хозяином твоим мы с братцем Вулфом держаться будем, не станут солдаты приставать к нам. Норманнов они боятся, рыцарей – тем паче, люди принца Джона всех выучили знать свое место… Эх, потом бы еще в замок пробраться, - вздохнул разбойник, предчувствуя, что тут ему ничего не выгорит. Но ведь не обязательно явиться в Ноттингем самому, передать бы Аннис весточку. Да вот поверит ли она? После стольких лет неизвестности. Он бы и в чудесное спасение Эгрика не поверил, не окажись тот, живой и здоровый, на расстоянии протянутой руки. – Француз твой… Зачем вы в Ноттингем едете? – спросил Айкен без особой надежды на ответ. Сейчас малец, небось, снова взовьется, дескать, обижают его драгоценного рыцаря. Как будто от того убудет.

Сосредоточенное лицо Жженого на мгновение просветлело. И тут же разбойник вновь сделался мрачен.
Уж больно легко все складывается вдруг. Айкен не привык к такому. Жизнь никогда не давала спуску бывшему рабу-свинопасу, крохи счастья, удачи, любви приходилось выдирать у жизни зубами. Везение казалось опасным подарком. Тем более, что закончится оно могло в любое мгновение.
- Берегись, Эгрик, младший братец мой. Я тебе до гробовой доски буду благодарен, коль поможешь мне. Но как бы не впутать тебя самого в беду. Я ведь теперь не просто беглый раб, я теперь Жженый, человек вне закона, грабитель лесной. Один раз из-за меня ты уже в петлю угодил, как бы второй раз не пришлось.

Глаза парня сияли, и Айкен не сомневался, что Эгрик-Жильберт предлагает помощь от всего сердца. Но если схватят его люди шерифа, бросят в подвалы Ноттингема, да приложат каленым железом, не сломается ли? А ведь нет в мире ловушки для мужчины вернее, чем желание спасти и вернуть свою женщину.

Мгновение помедлив, Айкен сунул руку за пазуху, и протянул Эгрику туго скрученный узлом матерчатый пояс, потертый и местами надорванный, но даже время оказалось невластным над искусной вышивкой, что украшала простую ткань.
Разбойник на прощание нежно огладил пальцами давний подарок своей невесты, и передал его менестрелю с таким видом, будто вручает тому самое великое земное сокровище.
- Аннис мне его вышила, еще в пору моего женихания, - вздохнул едва слышно. – Она у меня мастерица была. На все руки. Возьми, братец, если не признает она пояс этот, значит, и я не нужен ей более.
Жженый мало что мог предложить в качестве запоздавшего на семь лет свадебного подарка. Разве что свободу, но свободу неверную, опасную, взлелеянную вековыми дубами шервудского леса и гонимую проклятым норманнским племенем, жестокими рыцарями и жадными святошами. Для него, мужчины, все давно было решено, но захочет ли Аннис подобной судьбы.