В ответ послышался хриплый стон.
Стонал медленно приходящий в себя эн Арно не только и не столько от боли, сколько от осознания того, что бой проигран, а значит, все потеряно. Не исполнил, не уберег, не отомстил.
Он тяжело приподнялся и стащил с головы шлем, там осталась заметная вмятина, так что нетрудно было представить, во что превратилась бы голова рыцаря, если бы не железо, принявшее на себя удар французского меча. Благодаря ему он жив. Только вот осознание этого совершенно не радовало Бедельяка. Быть может для крестоносцев война, которую они развязали, и была забавой, где молодые мужчины готовы были демонстрировать снисходительность, а при случае даже великодушие. Для эна Арно война эта была несчастьем, а последствия ее – чудовищными.

Кто-то из французов протянул ему мех с вином, окститанец покорно сделал несколько глотков, надеясь, что в гудящей голове его немного прояснится, а взору вернется резкость.
Хотя зачем?
Чтобы получше разглядеть, что оставшееся за франками поле битвы усыпано телами его спутников? Чтобы точно убедиться, что крестоносцы не знали пощады, и все рыцари, покинувшие вместе с ним Каркассон и присоединившиеся к их отряду в Мирпуа мертвы? Чтобы увидеть безнадежный бой Жака или полюбоваться тем, как над хрупкой и беззащитной донной Агнес нависает французский рыцарь, сидящий на его коне и прихвативший его же щит вместо своего разбитого?!
Бедельяк снова застонал, обхватив голову руками.
Он не видел дочери, и это тоже было страшно.
Погибла? Бежала? Стала добычей кого-то из франков?

- Не понимаю… за что мне такая честь,- выдавил пленник, не отвечая на требование своего врага назвать себя. – С остальными вы не стали возиться…

Были ли у него родственники? Рыцарь де Бедельяк тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос. Предполагая, что сын его погиб, и по-прежнему не находя тревожным мятущимся взглядом дочь, эн Арно мог полагаться только на Беатрис. Но представлять себе чувства женщины, лишившейся разом обоих детей и узнавшей, что ей предстоит выкупить из плена мужа, а иначе тот разделит печальную судьбу прочих, окситанец не мог и не желал. Может, жене хотя бы договариваться с франками будет легче прочих, они ведь ее соотечественники.
Тяжелй взгляд заметно постаревшего под грузом подобных размышлений мужчины уперся в улыбающегося француза.
Мы?
Кому еще он должен за свою жизнь, кроме этого негодяя?
Тому, что пришел ему на помощь в бою и теперь вертится возле бедной виконтессы?
Да горите в аду вы оба, вместе с вашими дружками и святошами. Ни монеты от моей жены не получите!

Дружелюбный тон де Блева совершенно не действовал на его собеседника, ведь тот полагал крестоносца убийцей своего Гюи. После того, как французы обошлись с эскортом донны Агнес, последние сомнения относительно судьбы сына, если эн Арно еще питал в душе какие-то надежды, развеялись, словно дым на ветру.

- Придется разочаровать вас, мессен. За меня некому заплатить, кажется, я пережил своих детей…

Губы мужчины дрогнули, и думал он в эту минуту о том, что если отобрать меч у франка, что принес ему вино, и зарубить того, второго, его господина… Потом его, конечно, прикончат. Но это будет потом, а смерть сына не останется неотомщенной.

От панибратского прикосновения француза окситанец вздрогнул так, будто его по плечу не похлопали, а топором приложили.

- Пьете наше южное вино, значит. Не брезгуете. Похищаете наших женщин, убиваете наших… - он, не закончив свою короткую обличительную речь, презрительно сплюнул под ноги. – Настоящие воины божьи.

Сержант Тибо, выслушав эту тираду, тяжело вздохнул. И в полголоса обратился к Ламберу:
- У этого ворчуна на котте герб точь в точь, как у рыцаря на мельнице, заметил?
Несмотря на то, что сказано это было не ему и тихо, Бедельяк умудрился расслышать разговор солдат. Благодаря усилиям супруги, он хорошо знал язык северных франков.
Рыцарь на мельнице. Так вот, значит, где сложил голову Гюи!

Теплое вино впилось в губы полынной горечью.

- Что ж, я расплачусь за свою жизнь, - обронил эн Арно, отказавшись от минутного желания совершить героическое самоубийство. Он не чувствовал себя сейчас способным сражаться в полную силу, а расквитаться с северянином так хотелось! – Но только знайте, я потрачу ее всю и без остатка на то, чтобы забрать вашу.

Из множества неприятных вопросов француз умудрился задать самый неприятный. Правда, - и это сбивало Бедельяка с толку, - при этом рыцарь вел себя совершенно не так, как повел бы себя он сам, узнав, что отправил на небеса кого-то из родственников собеседника. Подозревать во франке столь запредельную безжалостность эн Арно не рискнул. Он все же христианин, и, верно, не из самых скверных, даже в крестовый поход явился. Чтит, стало быть, Папу и его лизоблюдов.

- Это мой сын, - пояснил он просто. – И если вы убили его, торговаться нам не о чем.

На самом деле еще было о чем. Вопрос, где его дочь, впился в висок окситанца раскаленной иглой. И рыцарь не находил ответа.

- Или пусть даже не вы, - заключил Бедельяк желчно, вспомнив, что исход их сегодняшней схватки разрешил другой боец. – Было бы лучше, если бы не вы…

Он поискал взглядом своего второго обидчика, тот отличался завидной резвостью, то подле донны Агнес вертелся, теперь уже разговаривает со статным франком, вокруг которого поредевшей стайкой увиваются оруженосцы. Командир отряда?

Поначалу эну Арно почудилось, что он перестал вдруг понимать французский. Настолько неожиданным оказался обрушившийся на него рассказ разговорчивого и явно обрадованного франка. Бедельяк и сам не мог сказать, что убедило его окончательно, упоминание донны Беатрис, имени которой первый встречный крестоносец совершенно не мог знать, имя самого де Блева или радость, сквозившая в каждом его слове.

- Этого не может быть, - потрясенно прошептал окситанец, но память уже сбрасывала шелуху с луковицы прошлых дней. Теперь он вспомнил родственников жены, хоть и не виделся с ними почти два десятка лет. Лица, имена, разговоры… Кто бы мог подумать, что его племянник явится в Окситанию с крестом на котте. 
Облегчение от того, что его сын жив, накатило одновременно с пониманием, что он бы наверняка прикончил своего северного родича, если бы в схватку не вмешался третий рыцарь.

- Боже милосердный, - Бедельяк перекрестился следом за Амори. – Я ведь мог убить вас всего в дне пути от дома вашей тетушки. Но и вы хороши. Как вы тут оказались?

Вопрос, разумеется, был не о том, зачем де Блев вообще отправился в крестовый поход в Лангедок. Эн Арно понимал, что появление французов неподалеку от Памье просто невозможно счесть случайностью. И в то же время, откуда они узнали о планах Тренкавеля и путешествии донны Агнес, было совершенно неясно. Кто мог их предать? Кто посмел их предать?!

- Мы бежали от вас, сломя голову, но видно, недостаточно резво. Эн Амори, знаете ли вы, что среди дам виконтессы Тренкавель была моя дочь, ваша кузина. Что, во имя Создателя, с ней стало?!

Среди всего потока дружеского многословия, обрушившегося на Бедельяка, последнее обещание было уже лишним.
Если она сбежала, мы догоним ее!
Вот этого, по мнению эна Арно, совершенно не стоило делать.
Он не желал видеть свою девочку пленницей, обещанной одним франком другому, пусть даже тот другой, по мнению его внезапно обретенного племянника, человек благородный.
Если Отильде удалось сбежать, она, даст Бог, доберется до Памье. И там окажется в куда большей безопасности, чем среди крестоносцев. Там она расскажет о том, что за беда приключилась с ними, а потом…

Рыцарь обвел усталым взглядом привычную любому воину суету, что разворачивалась на месте боя после его окончания. Раненые нуждались в помощи, покойники, если великодушие победителей простирается так далеко, в погребении, воинские трофеи – в дележе.

- Значит, предводитель вашего отряда – зять французского короля? – глухо переспросил он. - Это большая честь…

Так оно и было, если следовать постулатам рыцарской учтивости, супругу владетеля Безье и Каркассона пленяет не какой-то проходимец, а родственник короля. Но тем более подозрительным выглядело происходящее, какой резон был нормандскому графу разъезжать на границе владений Тренкавелей и Фуа?

- Послушайте, - торопливо попросил эн Арно, - если выяснится, что Отильда сбежала, не нужно ее преследовать. Наши владения неподалеку, пускай возвращается домой с Богом. Она добрая милая девушка, война ей не по плечу.

Он едва не рассказал де Блеву про близость большого, хорошо укрепленного города, но… промолчал. Как бы не распорядился их судьбой Отец Небесный, окситанец не осмелился лишать донну Агнес хотя бы призрачной надежды на спасение.

Отредактировано Арно де Бедельяк (2015-04-10 15:56:04)

Когда тайное становится явным, это не всегда приносит облегчение. Узнать, что его дочь и покойный шевалье де Термез оказались, пускай и косвенно, причастными к появлению франков и пленению донны Ангес… Рассказ племянника, который вряд ли лгал ему, тем более, что про нападение крестоносцев на Отильду во время ее попытки добраться до монастыря Фонфруад эн Арно уже слышал ранее и от самой дочери, и от покойного Онфруа, стал болезненным ударом для окситанца. Он никогда не видел предателя, о котором говорил де Блев, но заочно проклял его со всей возможной искренностью. Как много бед может принести людям излишнее великодушие и доверчивость. Вот так поневоле разуверишься во всех благих делах!
И уже ничего нельзя изменить ни в собственной судьбе, ни в судьбе дочери, а особенно в судьбе молодого Термеза, чья жизнь потеряна безвозвратно.
Возможно, ему стоит принять помощь северного родственника, какова бы она ни была. И довериться его слову, хотя бы в делах семейных.

- Раньше по нашим дорогам можно было ездить без боязни, - вздохнул Бедельяк. Горький упрек, от которого он все же не смог удержаться. – Я не сомневаюсь в вашем желании помочь мне, видит бог, я бы и сам поступил так же. Но неужели ваш командир пошлет людей на поиски моей дочери? Мне кажется, он уже получил свой приз. Остальные, - эн Арно красноречиво кивнул головой на мертвецов, бывших еще полчаса назад его друзьями и соратниками, - не представляют для него ценности. Разве вы сможете ослушаться своего лорда, если он велит вам поскорее возвращаться под Каркассон?

Простые объяснения племянника приводили Бедельяка в тихое и бессмысленное бешенство.
Виконтесса поймана, наследник тоже.
Граф де Понтье должен быть доволен. Еще бы!
А ему каково все это слушать?
Ведь это ему, Арно де Бедельяку, виконт Тренкавель доверил безопасность своей жены и сына. И вот теперь донна Агнес и мальчик в плену у франков. А эну Арно оставалось лишь мрачно рассуждать о том, что он сделал не так. И вроде не в чем себя винить, никто не ожидал предательства, тем более такого скорого и удачного, но на душе все равно скребут кошки при каждом взгляде в сторону повозки и каждом упоминании виконтессы.

- Видите, все против нас, эн Амори, - покачал головой окститанец. – И друг ваш уехал, и женщины ускакали.

Если крестоносцы задержатся тут подольше, это даст надежду, хоть и призрачную, на возможность освобождения пленников силами их соотечественников. Пусть даже горожане – не больно-то и бойцы, но если у них хватит ума послать голубя графу де Фуа. Сюзерен шевалье де Бедельяка был человеком воинственным и отважным, он не позволит франкам безнаказанно разгуливать на границе своих владений.
Вот только и французский граф, наверняка, не глупец, и позаботится о сохранности своей добычи.
Если бы можно было как-то ему помешать. Пускай даже силами неожиданно обретенного племянника и против его воли.
И вновь в душе эна Арно вступили в противоречие два желания: безопасность дочери и необходимость исполнить обещание, данное Тренкавелю.

- Зачем вам виконтесса, мессены? Ведь она христианка, вы не можете этого не знать. И направлялась к королю Арагона, Педро Католику, такому же славному крестоносцу, как и вы сами. Разве вы явились в Лангедок устраивать гонения на христиан?

Это трудно было объяснить. Особенно тем, кто не желает понимать. Эн Арно знал, что Тренкавель, супруг вверенной его заботам дамы, пытался договориться с папскими легатами. Но у него ничего не вышло. Какое дело клирикам, допустившим разграбление крестоносцами христианского Константинополя, до действительности Юга, на котором католики и «еретики» альбигойцы живут дружно и по-соседски. Так же плечом к плечу они недавно сражались против франков, католик Бедельяк и еретик Термез.
Но страшнее  всего то, что им, кажется, нечего противопоставить крестоносной армии.
Окситанец вздохнул.
Разгром его отряда был предсказуем, и все же он надеялся нанести больше урона врагам. Не вышло. Враги – слишком хорошие бойцы. Но означает ли это, что Господь на их стороне?
«Добрые христиане» объяснили бы все происшедшее легче и доступнее. Они верили, что весь мир есть порождение дьявола, а раз так, воинская удача крестоносцев – его заслуга. Но шевалье де Бедельяк был католиком, и смотрел на мир иначе.

- Виконт… Он еще очень молод, вроде вас, эн Амори, несправедливо возлагать на него ответственность за всю ересь в этих землях. А на его жену – тем паче. Почему вы не вините своих священников, ведь это они подавали нашей пастве столь дурной пример, что отвратили ее от церкви, что вы мы с вами полагаем истинной… Что ж, бог вам судья, крестоносцы.

Рыцарь понял, что упрекать в случившемся одного лишь племянника бессмысленно. Не он принимает решения в этом походе.

- Так что же, вы сами отправитель на поиски Отильды? Или позволите мне разыскать свою дочь? Или вам нужно позволение графа на отлучку?