Когда секира ле Бека  врезалась в щит де Лордата, Раймон  сделал то, что собирался сделать изначально  - ударил с разворота. Но летящий клинок   встретил пустоту. Франк  сумел счастливо избегнуть встречи со смертоносной сталью,  а потом сразу отскочил назад.   Краем взгляда Раймон увидел, как  медленно оседает конь Аймерика..   Да, похоже врагу рода человеческого настолько понравилась новая   забава, что они решил  позабавляться  еще -  до этого момента Раймон был уверен , что шевалье де Карси уже дает ответ перед Создателем .

Ле Бек конечно, своей возможности  не упустил  и кинулся вперед, рассчитывая одним ударом покончить  с южанином, так некстати  вмешавшимся в бой.
А вот это вы напрасно, мессен…   Очень напрасно... Раймона накрыло ледяной яростью. Его меч легко настиг  франкского рыцаря, на свою беду забывшего о  противнике, которого ему стоило опасаться в первую очередь.   Всего один удар - сверху вниз. Кончено…

Де Ниорт даже не думал, что так скоро вернет своему названому брату долг чести.  Хотя друг другу они были обязаны жизнью уже по несколько раз .

Женевьева не знала никого из тех, кто взялся ради за оружие ради спасения виконтессы Тренкавель. Когда путники гостили в замке Мирпуа прошлой ночью, ни сына хозяина, ни его кузена, ни его друзей в замке не было. Узнала пленница только отца Отильды, и, когда конь рухнул, увлекая за собой эна Арно, девушка в ужасе прижала ладонь к губам, сдерживая рвущийся из груди вскрик.
Крестоносцы окружили ее, защищая, будто настоящую виконтессу. Женевьева не сильна была в воинской стратегии и оттого не понимала, зачем они это делают. Уверилась она лишь в одном - весь этот мир действительно есть порождение дьявола, потому что милосердный и всепрощающий господь просто не мог допустить подобного ужаса. Сейчас донне де Мираваль было даже страшнее, чем во время ночного нападения волков. Люди были куда злее и опаснее зверей, а сталь ранила смертоноснее клыков и когтей.

Вот один из французов рухнул с разрубленной головой чуть ли не к ногам Женевьевы. Синеглазый рыцарь, тот самый, о котором рассказывала ей Отильда, и который вчера вечером объявил Женевьеву своим подарком от графа, не остался в долгу, ловким ударом меча вышиб из седла кого-то из окситанцев. Завершать начатое и добивать упавшего он не стал, - не хотел или не успевал, увлеченный водоворотом боя, - хотя в отблесках огня, пожирающего графский шатер, Женевьеве показалось, что южанин еще жив. Девушка не собиралась вмешиваться в бой, но милосердие оказалось сильнее страха, И Женевьева, выпустив дрожащую руку Беатрис, бросилась к упавшему.

- Это по-рыцарски...
Пьер Роже желал жизнь этого человека. В отместку за кровь кузена, за своих погибших в засаде людей, за разоренный Безье, за осажденный Каркассон, за занимающийся тревожно-алый рассвет, за неприятную неуверенность в будущем. Желал и чувствовал, оценивая француза, как противника, что ему не составит труда ее получить. Но между ними встала женщина. Женщина, которая не должна погибнуть.
Стиснув рукоятку меча с такой силой, что от напряжения сводило пальцы под кольчужной перчаткой, Мирпуа вглядывался в лицо того, кто «сегодня вместо графа», пытаясь угадать, прочитать в упрямой линии решительно сжатого рта, в синих глазах, уверенно встречающих его взгляд, действительно ли крестоносец намерен претворить в жизнь свою угрозу.
Вместо ответа внезапно пришло узнавание, неожиданное, и оттого болезненное, как предательский удар кинжалом под ребра. Он уже видел этого рыцаря, совсем недавно, вчера днем...
«Она сказала, что это один из тех, кто сопровождал виконтессу и чудом уцелел после атаки франков... »
То, что дочь эна Арно его обманула, тем самым обрекая на смерть тех, кто бросился спасать ее госпожу, казалось немыслимым. И в то же время просто и без разночтений объясняющим засаду, ожидавшую окситанцев в лагере крестоносцев. Он открылся донне Отильде, желая приободрить девушку, рассказал ей о своих намерениях в отношении франков, и вот расплата. 
«А граф, видать, удрал», - губы Пьера Роже презрительно дернулись, а этот верный пес своего трусливого господина, если пожелает, может принимать гримасу отвращения, исказившую лицо Мирпуа, на свой счет.
Южанину очень хотелось вырезать всю северную свору поголовно, не считаясь с жертвами. Но не считаться с жертвами было безумием. И была еще женщина в белом покрывале...
- Вижу, бесчестья вы не боитесь, - решение давалось Пьеру Роже непросто, сказывалась нехватка хладнокровия. - А людей своих спасти хотите. Так, что даже готовы вернуть мне то, что вам не принадлежит. Только вам не удастся расплатиться за все чужой жизнью, мессен. Предложите мне свою, и я приму ваши условия.

Бедельяк мало что успел в этом бою. Он, несмотря на возраст, все еще оставался крепким мужчиной, но два подряд падения с лошади способны остудить пыл любого, даже самого опытного бойца. Так что когда эн Арно, заметно приволакивающий ногу, нагнал Мирпуа, прорубая себе дорогу к той, чье спасение сделалось для окситанского рыцаря делом чести, рыцарь французский уже занес клинок над ее головой. И не просто какой-то рыцарь, а уже хорошо, и даже слишком хорошо знакомый Бедельяку «друг его родственника».
Сражение вокруг крестоносца и его пленницы разом затихло, нормандский паршивец умел привлечь к себе внимание.
«Боже всемогущий, защити мадонну Агнес, - вырвалось у эна Арно. Там, где бессилен меч, человеку остается только молитва. - Мадонну Агнес?»
Поначалу рыцарь не поверил собственной догадке. Может быть, это глаза его подводят после жесткого удара об землю. Но нет, нет же, это не виконтесса, тут обмануться может только тот, кто плохо знает жену виконта... Но разве Пьер Роже знает ее хорошо?!
От волнения Бедельяк не расслышал, что Мирпуа и де Прэ говорили друг ругу, но когда крестоносец протянул окситанскому рыцарю свой меч, а тот взметнул к губам рог, эн Арно не без основания решил, что отважный и благородный сын его друга угодил в очередную ловушку, на этот раз словесную, стал жертвой лжи, в которой столь искусны франки.
- Эн Пейре, постойте, не трубите отступление, - вскричал Бедельяк. - Женщина, чью жизнь соизволил сохранить этот шевалье, вовсе не жена виконта!

«Что он делает!» - эта мысль первой промелькнула в сознании Женевьевы, когда синеглазый рыцарь донны Отильды предложил свой меч окситанцу. До этого момента она была просто неспособна думать, застыв в предсмертном, как ей казалось, оцепенении. В голове кружились одни лишь обрывки образов – вот она, маленькая девочка, играет с Раймоном, а вот тот день, когда она сбежала из замка, чтобы побродить по горам, и как же ей досталось от матери! И та страшная ночь, ночь волков, и раненая сестренка, и…

У него не было выхода. Это Женевьева поняла, хоть и с неким опозданием. Силы были неравными, а умирать франк явно не хотел. И посему, разыгрывать далее спектакль с мнимой виконтессой тоже не имело смысла. Выиграв время, франки все равно не сумели бы победить. Поэтому, когда мессен Арно попробовал предотвратить попытку франка сдаться, раскрыв его обман, Женевьева даже вздохнула с облегчением. Кажется, бойне конец. Или же она просто очень хотела, чтобы это все прекратилось хотя бы ненадолго.

Она подняла с колен задеревеневшую Беатрис, прижала ее к себе, прошептав: «все будет хорошо», хотя сама в это не верила, и так они и застыли, обнявшись, ожидая конца этого рассвета.

Который увидят уже не все.

В пешем бою так невовремя  ставшая бесполезной левая рука мешала гораздо больше. Если бы Раймон  мог взять  меч обеими руками,  затянувшаяся беседа с франкским рыцарем, который  так удачно для себя последовал примеру  друга, (жаль только не отправился сразу вслед за ним)  явно завершилась бы быстрее.  Но,  увы…

Вновь и вновь сталь  встречала сталь, пару раз клинок скользнул по кольчуге, но без толку…   Один из противников слишком устал, другой мог держать меч только одной рукой.  Потому особого успеха ни один не добился 

Так не могло продолжаться бесконечно - кто-то неизбежно  ошибся бы первым. И за свою ошибку зазевавшемуся предстояло расплатиться сполна. Но схватку прервал   звук рога., оповестивший  сражавшихся , что все уже решилось – там, у графского шатра.  Рог трубил, остановив одних в полушаге от победы, а для других отсрочив встречу с Создателем… . Недавние противники замерли ,  тяжело дыша и настороженно глядя друг на друга.  . А в небе  над щедро политым кровью берегом Эра разгорался рассвет…

Отредактировано Раймон де Ниорт (2015-12-02 19:25:55)

«Лучше не спрашивайте!» - едва не вырвалось у Пьера Роже, чья внутренняя уверенность в том, что Бедельяк не знает о том, какую роль сыграла в случившемся его дочь, не позволяла подозревать в предательстве еще и друга своего отца.
Если крестоносец решит пооткровенничать, это будет страшным ударом для эна Арно и достоянием всех присутствующих, значит, несмываемым позором для Бедельяков.
Мирпуа недобро уставился на франка. Скажет или нет?

Ему был известен безотказный способ заставить молчать любого человека. Более того, способ этот был сейчас прямо у него в руках. Но... Он ведь не зарубит безоружного на глазах чужих, а главное, своих. Нет, это сделает палач. Француз должен умереть, но не мучеником, как это получится сейчас, а преступником, таким, каков он есть, вместе с остальными обидчиками виконтессы де Тренкавель. Он сам выбрал отвечать за всех и «за графа», в конце концов.
- Эн Арно, не сейчас, - глухо попросил Пьер Роже, опуская чужой меч. - У вас еще будет время спросить. Мессен отправится с нами в замок моего отца.

При виде своего коня под седлом у франка Бедельяк стиснул зубы.
Его Атилла, его сын, его дочь, его честь.
Даже еще не зная того, о чем предпочитал пока умалчивать молодой Мирпуа, эн Арно, спроси его кто-то сейчас о том, как выглядит божья кара, заявил бы, что лично его Господь карает Нормандией и нормандцами.
И на этот раз, чтобы все стало еще сложнее, де Прэ - не его пленник, так что у шевалье де Бедельяка не было прав ни на злопамятность, ни на великодушие.

Воспользовавшись тем, что северяне и южане снова смешались, теперь уже не в схватке друг с другом, но в попытке различить мертвых и все еще живых, чтобы помочь последним, окситанский рыцарь направился к де Блеву. Просто взять и молча уехать было по меньшей мере неучтиво, а учтивость ценилась среди южных сеньоров не меньше воинской доблести.
- Рад, что оставляю вас в добром здравии, племянник, - негромко заметил эн Арно, успев при этом благодарно кивнуть де Ниорту, чья атака на франков оказалась наиболее дерзкой и удачной. Теперь эн Раймон оказался в той близости от Амори, что предполагала стычку в бою. А значит, обнаружить де Блева «в добром здравии» еще большее везение.
- Видит Бог, я желаю нам обоим никогда больше не встречаться друг с другом на поле брани. Но Господь в последние дни сделался глух к молитвам.