Шевалье де Прэ, на правах пленника, которому некуда деваться, выслушал речь рыцаря-Рыбака, с преувеличенным любопытством изучая кипарисовую рощицу на склоне ближайшего холма. Понял Готье далеко не все, - южный говор продолжал терзать нормандские уши своей непривычностью, - но то, что все крестоносцы воры и разбойники - уяснил. И к этому стоило привыкнуть, потому что именно "вором и разбойником" ему предстояло доживать свой век.
Кипарисы лениво покачивались на ветру, поднимающееся в небо солнце зноем стекало по кольчуге, напоминая про иные, такие же жаркие края, обитатели которых тоже не жаловали воинов Христа. Де Прэ вспомнил сарацинскую рукопись, кажется, ее составил секретарь султана Имад ад-Дин в те дни, когда отец Готье еще был молод и сражался в Палестине вместе с королем Ричардом. Мусульманин называл христианский замок, который осадили правоверные, "логово гиен, лес, населенный диким зверьем, пристанище бродяг, вертеп разбойников, убежище, откуда происходили все несчастья, причиной коих были они, место, откуда проистекали бедствия".
Что ж, на войне всегда так, у каждого своя правота, и у еретиков тоже.

Пленник вздохнул, облизнул пересохшие губы и поерзал в седле, пытаясь устроиться удобнее. Плечо снова болело, и эта боль, кажется, мешала вспомнить что-то важное.
Червленый крест на золотом фоне...
В жизни де Прэ было много червленых крестов, каждый, уходящий в Святую землю, нашивал на одежду крест, словно обещание, данное Богу, от этого простого ритуала делалось вернее, весомее, и про него можно было не только помнить, но и дотронуться в минуту слабости или когда жизнь бренная здесь и сейчас кажется дороже Царствия небесного. Говорят, здешние южные еретики не верят в адские муки, помещая ад прямиком на землю. Каково оно, жить в аду, несладко, наверное? Нет, иногда в жизни мелькает что-то адское, например, в бою...
И тут нормандец, наконец, вспомнил.
И червленый крест, и молодого южанина, с которым разговаривал рыцарь-Рыбак.

Акра, переполненная крестоносцами, прибывающими из-под Константинополя. Пылкие призывы вернуть, наконец, Иерусалим и гроб Господень. Окончание перемирия, ранняя осень, которая в Галилее сочится зноем не хуже, чем окситанское лето. Кфар-Канна, в которой Иисус превращал воду в вино, усыпанная бело-красными телами вырезанных во время рейда сарацин. Обожженные солнцем стены Хамы, которую они штурмовали дважды... Раймон де Ниорт, да, так его зовут.
Были ли они друзьями? Да они были почти детьми!
Пять лет назад девятнадцатилетний де Прэ оскорбился бы подобному обращению. Теперь Готье взирал на себя-прошлого со снисходительностью нового жизненного опыта, возраста и иронией, часто приходящей на смену утраченной благородной наивности.
Во время эпидемии они с де Ниортом потеряли друг друга, да, как раз тогда, когда Акра напоминала ад, таким, как его описывают клирики, стращая грешников. Потом Амори де Лузиньян заключил новое перемирие с султаном, разочарованный де Прэ вернулся домой, потому что в Нормандии началась война. Раймон, оказывается, тоже вернулся. У него дома тоже идет война, и теперь они друг для друга "воры и разбойники". Господь и дьявол, и это не ново, одинаково искусны в испытаниях, которые они нам посылают... Ладно, рощицей налюбовались, посмотрим на птичек.

Отредактировано Готье де Прэ (2015-12-10 20:11:31)

Раймон задумчиво смотрел на озаренные лучами утреннего солнца горные вершины, на цветы лаванды, синеющие среди камней, на темные силуэты кипарисов, всегда напоминавшие  ему наконечники копий.. ..   В его отряде, счастливо избегшем  расставленной  ловушки, убитых не было, только  несколько раненых. Есть за что благодарить Господа.  Но Божья воля свершилась совсем не так, как он предполагал изначально.  Освободить виконтессу и предотвратить  задуманную франками подлость им, увы, не удалось. Потому на сердце было тяжело.  И к беседе он присоединился последним:
- Знаете, эн  Пейре, я поступил бы точно так же. Люди  дороже нескольких лишних франкских трупов, в которых особого смысла  сейчас  все равно  нет...  Те, кому отступать некуда , берут за свои жизни дорогую цену.  И платить ее уже явно не было  смысла.

Наклонившись, он машинально сорвал  цветок лаванды, какое-то время  крутил его в руке. А потом  в его голосе зазвучала прежняя уверенность:
-  Кроме человеческой справедливости существует еще справедливость высшая, и ее эти мерзавцы, отринувшие законы рыцарства, не минуют.  Чьей рукой она свершится – нашей или не нашей, Бог весть, но свершится обязательно.

Сейчас рядом с ним ехал только эн  Пейре. Молодой рыцарь  оглянулся –   эн Арнаут о чем-то беседовал с пленным франком.  И теплый  южный ветер в одно мгновение  сделался ледяным.
Или это морок, бесовское наваждение или перед ним тот самый рыцарь из Нормандии, что тогда в Святой Земле под  стенами Хамы, когда крестоносцы  узнали, что к осажденным идет подкрепление, первым поддержал его  безумную  идею – напасть на сарацинов, пока те еще на марше...

- Благодарю.
Только почувствовав на своих губах кисловатый вкус приправленной вином воды, Готье осознал, как он хочет пить. А потому глотал жадно, смакуя теплую влагу и сожалея лишь о том, что у отца Отильды не нашлось для него ничего покрепче. Так, чтобы можно было опьянеть сразу до счастливого беспамятства, когда неприязненные взгляды больше не задевают, а собственная судьба уже не беспокоит. 
Да что ж они все пялятся на него в самом деле? Ждут, когда отрастут рога и копыта, или, наоборот, нимб мученика на головой воссияет?
Де Ниорт, похоже, тоже узнал своего товарища по пятилетней давности боям. Не видя больше нужды вдумчиво любоваться кипарисами или грязными узорами на котте, нормандец прямо встретил жгучий взгляд Раймона и даже слегка поклонился, приветствуя молодого южанина.
Рыцарь-Рыбак как раз рассказывал, кому крестоносцы оказались обязанными провалом плана Готье с засадой, и послушать о том оказалось для де Прэ поучительно. Ну кто же, если не давний приятель, станет причиной его безвременной кончины и торжества сомнительной справедливости?
Какого-то особой досады на де Ниорта он не испытывал. Молодец, что догадался. Догадливость эта стоила людям графа де Понтье многих жизней, но хитрость на войне всего лишь приправа к отваге, и Готье не в чем было упрекнуть тех, кто сражался с ним плечом к плечу, они сделали все, что могли.
Не удержавшись, пленник похлопал коня по крепкой, бархатисто-теплой шее.
- Потерпи меня еще немного, Атилла, скоро ты вернешься к своему прежнему хозяину.

Отредактировано Готье де Прэ (2015-12-13 10:04:11)

- Мне незачем беспокоиться о своей душе, - беспечно отозвался Готье. - Приняв крест, я получил отпущение Папы. Чего стоит слово какого-то южного сеньора-еретика против воли наместника Господа на земле?
Де Прэ разжал кулак, выдувая из него воображаемый песок.
Вера в непогрешимость папского Престола была его броней, Domine, dirige nos - его копьем, а известное нормандское упрямство - щитом. Ни страху, ни сожалению, ни угрызениям совести не оставалось места в этой экипировке.
- Почему бы вам не удовлетвориться тем, что сын виконта остался на свободе? - в свою очередь поинтересовался пленник. - С его матерью не случится ничего дурного. В заложниках бывали даже короли и королевы, с мадам де Тренкавель будут обращаться со всем подобающим ее положению почтением. Тем более, пока думают, что тот мальчишка, что она увезла с собой, и есть маленький Раймон Тренкавель.
"А вот что будет потом, когда обман откроется, я не знаю, - добавил де Прэ мысленно. - И не узнаю. Но это не моя забота".

Морок рассеиваться явно не собирался. Мессир де Прэ  -  Готье де Прэ, нормандский рыцарь,  с которым  в Святой земле они когда-то сражались плечом к плечу,  встретив его пристальный взгляд ,поприветствовал Раймона легким поклоном, окончательно убедив  в собственной реальности. И в том, что реальность подчас может оказаться  похуже любого дурного сна.  На поклон  Раймон  не ответил – эн  Пейре очень вовремя заговорил о том, что его догадливость спасла жизни многим.

-  Шесть лет в Святой земле любого  приучат к наблюдательности,  –  ответил  он, повернувшись к Мирпуа, – Эн Арнаут говорил о дозорных на холмах, но на холмах никого  не оказалось. Отправиться на ночлег, не оставив часовых, может только тот, кто  желает поскорее отправиться в мир иной. Наши гости к ним явно не относились… 

Позади  них де Прэ самоуверенно  рассуждал  про принятый крест и заочное отпущение всех грехов. И от этих речей Раймону стало совсем не по себе.   О, mon Dieu... Его бывший товарищ, став участником беззаконного дела, до сих пор свято уверен в своей правоте!
Раймон придержал коня  и, поравнявшись с Готье, медленно  произнес,   нарочито выделяя каждое слово:
- С каких это пор, мессен, принимают крест, выходя разбойничать  на дорогу?

Отредактировано Раймон де Ниорт (2015-12-15 16:28:18)

Де Ниорт смерил собеседника холодным взглядом
-   Увы, кроме как разбоем назвать то, что ваш отряд творил  на землях Мирпуа, при всем желании не получится.  О, mon Dieu,  до такой низости не всякий сарацин додумается! И вы, мессен де Прэ,  вряд ли оставались  в стороне от творимого беззакония

Бог свидетель, он предпочел бы  этому разговору любую битву, любую схватку с заведомо превосходящим противником  в самых невыгодных для себя условиях.  Можно прямо сейчас, когда ему нормально повинуется только одна рука. Только выбирать ему, увы, не дано. Раймон  устало прикрыл глаза:

- А то , что происходит сейчас на нашей земле , заставляет думать, что папскому престолу больше нет дела до Гроба Господня. Зато есть дело до богатых земель Окситании, - вполголоса  ответил он   бывшему товарищу. - И вы, мессен, поверили в самую большую ложь из всех, что способен измыслить отец лжи…

-Расскажите, мессен  Готье,  – в голосе Раймона теперь слышался  металл,  -   Только не забудьте сказать, что та же участь постигла всех жителей  Безье, ВСЕХ -   честных католиков, священников, не оставивших свою паству, женщин и детей,  которые укрылись в городском соборе.  Вы думаете, что  Господа радует вид горящих храмов?!  Кого он точно радует, так это врага рода человеческого…   Воистину , после такого  напасть на знатную даму, отринув все законы чести –  детская забава.. 

Да, время неизбежно меняет людей  и подчас не в лучшую сторону. Где тот юноша, что  так желал сражаться за дело Господне? Который так же, как он сам,  бросался  в бой , напрочь забыв о себе?

-Не знаю, чем вы занимались после того, как наши пути разошлись в Акре. Я все это время воевал в Палестине, сражался с язычниками  во славу Божию и возвратился оттуда недавно,  причем не по своей воле.  И если бы  не черные вести  о безумии, творимом  на христианских землях теми, кто именует себя воинами  Христа, я был бы уже на пути обратно… Значит, ныне это зовется ересью?

Не смогли остановить  или просто не захотели? Этого вопроса  де Ниорт так и не задал. Потому что уже не видел в нем  смысла… Он  слушал долгую речь товарища по прежним боям , снова прикрыв глаза...

Перед его взором вместо южных гор  снова были бескрайние пески Палестины. Вытянутая вдоль побережья полоска земли – все, что осталось  христианам  от  прежнего Иерусалимского королевства..  Триполи,Тир,  Яффа , Акра  – христианские цитадели на  земле,  христианам больше не принадлежащей.  Крохотные островки, окруженные бурным морем ,которое их неизбежно захлестнет…  Потому что остановить поклонников Магомета, коим нет числа, некому . Но воля наместника Бога на земле направляет христианских рыцарей совсем не в Палестину! Неужели Готье не замечает очевидного?

Так что когда де Прэ наконец закончил,  Раймон  ответил ему всего одной фразой. Точнее, вопросом:
- Скажите, Готье, чем  то, что сейчас творится на землях Юга  под знаменем Креста, поможет истинному  делу Господню, освобождению  Святого Гроба?

Отредактировано Раймон де Ниорт (2015-12-25 09:20:47)

Тем временем шевалье де Бедельяк пытался разговорить женщин. И если донна Женевьева предпочитала отмалчиваться, возможно, памятуя, с какой легкостью отец Отильды был готов принести в жертву ее жизнь «не виконтессы», то Беатрис, истерзанная волнениями последних дней, обрушила на эна Арно поток слез и откровений.
- Эн Бертран увез молодого господина прочь в самом начале боя, и больше мы его не видели. А мадонна сказала, что мой мальчик и есть маленький виконт. Но ведь она правильно поступила, мессен. Иначе франки убили бы нас, зачем им лишняя обуза?
Тот пленный рыцарь? Кажется, он сразу догадался о подмене. Он позвал моего сыночка по имени. По имени маленького господина, понимаете. Но ведь дитя не умеет лгать, и Рауль не отозвался, когда его назвали Раймоном. Я едва от страха не умерла, а потом ничего. И этот франк сразу уехал, и другие больше ничего не спрашивали. А потом стемнело, и снова явился тот рыцарь, сказал, что мадонна должна немедля сесть в седло и ехать с его графом, куда он накажет. И что моего Рауля-аа....
Тут бедная мать зашлась беззвучными рыданиями, и Бедельяку потребовалось немало усилий, чтобы успокоить кормилицу, оставшуюся сразу и без родного сына, и без его молочного брата. Беатрис, прижав руки к налившейся нерастраченным молоком груди, все в конце концов поведала о том, что ребенка ее донна Агнес увезла с собой и крестоносцы все еще принимают его за Раймона. 
- Никогда, чует мое сердце никогда мне больше не увидать моего сыночка, мою кровиночку... Лучше б умерла, чем так вот жить и мучиться! - заключила несчастная женщина, и помрачневший Бедельяк невольно отвел взгляд.
Ни ей, ни ее ребенку, ни самой виконтессе он не мог помочь сейчас. А сможет ли в будущем? Одному Богу ведомо.

Он все же вернулся обратно к де Прэ. Рядом с пленником ехал де Ниорт, но эн Арно был сейчас одним из тех немногих южан, кто не прислушивался к разговору двух бывших друзей.

- Значит, вы все же знали. Но не сказали вашему графу, - буркнул он, недовольно разглядывая нормандца. - Отчего же?