Готье как раз собирался поведать де Ниорту о том, что один разговор к старому другу у него все же есть, и разговор неотложный. Но тут под каменными сводами подземелья вновь взметнулось эхо чьих-то шагов. И на этот раз ошибиться было совершенно невозможно.
Пленник глубоко вздохнул. Кому довериться, мужчине или девушке? Тому, кого он знает, или той, которую наверняка допустят к Отильде. Если слишком долго колебаться, выбирая, и гость и гостья, чего доброго, исчезнут, а он останется ни с чем.
"Самая прекрасная на свете госпожа" была очень красива, очень юна, но, при всем этом, де Прэ было неведомо, насколько она добра и доверчива. Раймон же... Кровь соотечественников и боевых товарищей Готье, пролившаяся сегодня на рассвете, разделила их так же верно, как когда-то связала совместно пролитая кровь в Палестине.
"Он мог не знать, с кем сражается, - нашептывало великодушие. - в темноте и в жаркой сече - не до воспоминаний".
Но разум не находил согласия с сердцем. Разум твердил "Даже если бы знал, все равно сражался бы". А значит, все кончено, пусть прошлое остается в прошлом.

- Мадам, - окликнул девушку Готье, все же сделав свой выбор и отныне полагаясь в нем на Господа, который не оставит невинных в беде. - Один человек сказал мне... Что донна де Бедельяк страдает от последствий раны и... что она может умереть. Это правда? Мне очень нужно это знать.

Эн Арно мог ошибиться. У страха, говорят, глаза велики, а родительская любовь и вовсе слепа.

Эстела ждала какого угодно разговора, но имя подруги, услышанное от пленника, стало полнейшей неожиданностью. Все заранее продуманные фразы разом вылетели из головы, сменившись новыми вопросами – словно мало ей было прежних... Откуда этот человек знает донну де Бедельяк, откуда он узнал о ее ране, кто он вообще такой? И почему решил поговорить об этом именно с Эстелой?
Голос де Ниорта отвлек девушку, помог снова вернуться в реальность. А заодно напомнил, с какими намерениями девушка захватила с собой в подземелье корзину, ручку которой она сейчас сжимала до боли в руке. Чуть расслабив пальцы и отогнав назойливые мысли, Эстела отозвалась:
- Не стоит благодарить меня, я не сделала ничего кроме того, что должна была сделать...
Мужчины, видимо, уже успели поговорить обо всем необходимом. Эн Раймон, обращаясь к франку, обещал прислать ему еще еды и человека, который разбирается в ранах.  Эстела вмешалась в разговор:
- Не стоит об этом беспокоиться, мессен, я сама сделаю все, что нужно. Если мой брат занят делами, это не означает, что никто здесь не помнит о законах милосердия.
- Благодарю вас, - молодой рыцарь вновь преклонил колено перед девушкой. Поднявшись, попрощавшись с эном Готье, молодой южанин направился к выходу, в замок, где его, наверное, уже заждались эн Арнаут и Пейре...
Шаги молодого рыцаря затихали в отдалении. Девушка поспешно подошла к пленному, которого наконец-то сумела как следует разглядеть, опустила корзину на пол. Человек в цепях был молод, вряд ли старше ее брата... Каким именем эн Раймон назвал его, Готье? То, что этот рыцарь когда-то сражался на одной стороне с де Ниортом почему-то немного успокоило девушку. К тому же, ничего пугающего в его внешности, за исключением ссадин на лице, Эстела не видела, хотя после рассказов о том, что творят в южных землях франки, юной донне казалось, что северяне, как истинные слуги сатаны, должны внушать ужас и отвращение одним своим видом... Впрочем, сейчас было гораздо важнее выяснить ответы хотя бы на часть своих вопросов, а главное, понять, зачем франк добивался разговора с ней. Юная донна торопливо обратилась к собеседнику:
- Нет, тот человек не обманул вас эн Готье. Рана донны Отильды сама по себе была бы не тяжела, если бы не воспаление. Я сделала все, что было в моих силах, но их, увы, оказалось недостаточно... Но ради всего святого, откуда вы знаете донну де Бедельяк? И откуда вам известно, что она здесь?
Разговор, похоже, был действительно очень важным, и возможно, от него зависела судьба подруги... Поэтому ответ Эстела приготовилась слушать со всем возможным вниманием.

Эстела молча слушала рассказ Готье. Франк излагал события не слишком-то подробно, вызывая множество новых вопросов – непонятно было, как Отильда оказалась на реке, а не дома, под защитой надежных замковых стен, почему ей на помощь пришел не кто-то из окситанцев, а этот северянин – впрочем, ответ на этот вопрос как раз очевиден... Эстела, не желая прервать рассказ, сдержала рвущуюся с языка колкость.
Самой странной выглядела настойчивость, с которой судьба сводила в одном месте Отильду и Готье – из всего отряда франков именно он оказался в замке пленником. Но в последние дни творится множество вещей, казавшихся совершенно невозможными – и на их фоне это совпадение выглядело таким понятным... А ответы на вновь появившиеся вопросы можно будет узнать потом. У Отильды, когда она очнется. Если очнется... В памяти возникло лицо подруги, бледное, с лихорадочным румянцем на щеках – ясно говорящее, что надежды на благополучный исход практически нет.
И поэтому последние слова Готье девушку ошеломили больше, чем все сказанное до этого. Это было настоящим чудом – то, что судьба привела в замок именно того человека, который может помочь... И как бы юная донна не опасалась принимать помощь от врага, франка, служащего злому богу, это было единственной надеждой для подруги – потому что все, что было в силах Эстелы, уже было сделано, но результата не принесло...
- Если вы действительно знаете, как помочь, то это настоящее чудо, мессен... Что надо сделать?

Называя чудом то, что судьба послала ей человека, могущего помочь, Эстела была абсолютно искренна. Оказавшись бессильной перед лицом беды, юная донна ради спасения подруги готова была пойти на что угодно и принять помощь из любых рук – даже из рук того, кто, пусть косвенно, но виновен в произошедшем.
Когда эн Готье сказал про седельную сумку, девушка ожидала, что там окажется какое-то лекарство, чудодейственная мазь, способная исцелить рану Отильды. И тем страннее было услышать про то, что понадобится из всего содержимого лишь чаша и заплесневелый хлеб, использование которого во врачебных целях Эстела даже представить не могла. А замечание насчет необычности хлеба и чаши только добавило тревоги – эн Готье католик, а значит, чудесность предметов, наверное, идет от того бога, которому тот служит, творца этого мира, а не от благого владыки небесного царства...
Последнюю мысль Эстела отогнала. Выросшей в катарской вере окситанке уже не раз приходило в голову, что нечистому было бы не под силу создать такой прекрасный и величественный мир, и может, считая царство земное не заслуживающим любви, добрые люди немного, самую малость ошибаются... К тому же, Отильда тоже католичка, а значит, ей эти предметы вряд ли причинят вред. Впрочем, навредить еще сильнее не представлялось возможным, а если продолжать лечение обычными и знакомыми средствами, донна де Бедельяк умрет почти наверняка.
Решившись, Эстела кивнула головой.
- Хорошо, мессен. Если вы даете слово, что донне Отильде ваше средство не повредит, я принесу все что нужно. Это будет совсем не трудно.
Прежде чем отправиться к выходу, выполнять свое обещание, девушка пододвинула корзину поближе к своему собеседнику.
- Я принесла еды и вина, мессен, а вы, наверное, голодны... Поешьте и пожалуйста, простите, что вам пришлось говорить на голодный желудок. Этот разговор оказался слишком важным и слишком срочным...

- В моем поступке нет ничего необычного, мессен...
Эстела действительно не видела в своих действиях ничего странного. Конечно, этот человек был врагом, одним из тех, кто принес на благословенный Юг одну лишь беду, и никакой симпатии к незваным северным гостям девушка не испытывала... Но даже с врагами не стоит уподобляться диким зверям, мучая и без того беззащитного. А кроме того, эн Готье мог и хотел исправить хотя бы часть того горя, которое франки принесли в окситанские земли, и Эстела невольно чувствовала благодарность – хотя бы за вновь обретенную надежду...
О том, что будет, если лекарство не поможет или пойдет во вред, она старалась не думать.
Осторожно поднимаясь по крутым ступеням, юная донна раздумывала над тем, что лучше будет сказать в случае, если кто-нибудь окажется на конюшне в самый неподходящий момент. Пока что ее встрече с пленником знал лишь эн Раймон, и Эстела от всей души надеялась, что все остальные так и продолжат пребывать в неведении, хотя бы до тех пор, пока она не попробует применить странное лекарство эна Готье... К счастью, молодой рыцарь не производил впечатления человека чрезмерно разговорчивого, а тем для беседы у мужчин хватит и без того.
Однако размышления эти оказались излишними – едва выйдя во двор, Эстела столкнулась с тем самым мальчишкой, который передал ей просьбу Готье. Справедливо подумав, что парнишка, пришедший на конюшню, привлечет к себе гораздо меньше внимания, девушка решительно окликнула мальца.
- Биктурет!
Мальчишка обернулся, подскочил к Эстеле. Видимо, догадываясь, что предстоящий разговор как-то связан с пленным франком, смотрел он с настороженным ожиданием, и юная донна поспешила развеять его сомнения.
- Послушай, мне нужны вещи того франка, которого привезли утром. Не все, только седельная сумка, она, скорее всего на конюшне. Ты можешь мне ее принести?
Малец, по счастью, был сообразительным, и, не вдаваясь в лишние расспросы, умчался в направлении конюшни. Ждать его пришлось недолго, вскоре он уже протягивал девушке сумку, одновременно оживленно тараторя о том, что вещи оказались на месте, и никто на них не позарился, да и кому эта сумка нужна, нет там никаких ценностей, и вообще, может, они заколдованы как, и не стоит доброму человеку с этим всем связываться. На словах про колдовство Эстела прервала эти многословные речи, поблагодарив мальца и отпустив его к прерванным занятиям.
С чистой водой трудностей возникнуть не могло, так что вскоре девушка опять спускалась в подземелье, только в этот раз руку оттягивала не корзина с едой, а вещи, по словам эна Готье, необходимые для лекарства. В котором была последняя надежда на выздоровление донны де Бедельяк...
Подойдя к пленнику, она осторожно опустила свою ношу на каменный пол.
- Вот, я принесла все, что требовалось...

Эстела внимательно наблюдала за тем, как Готье смешивает странную мазь. Точные движения человека, хорошо знающего, что он делает, всегда завораживали юную донну, вне зависимости от того, был ли это поединок, приготовление лекарства или какое-то другое дело. А к чаше взгляд притягивался поневоле – упоминание о необычности этого предмета, самого по себе красивого и изящного, девушке запомнилось, а на бедность воображения она пожаловаться не могла...
Слова Готье не показались странными. По-прежнему глядя на серебряный кубок, она кивнула.
- Очень красивая... И, наверное, очень древняя...
Эстела вспоминала старинные легенды, когда-либо ею слышанные. Может быть, эта вещь была свидетелем одной из них...
Осторожно, чтобы не уронить и не расплескать содержимое, девушка взяла чашу из рук франка и заглянула внутрь. Смесь выглядела странно, непривычно – Эстела в жизни бы не подумала, что лекарство может выглядеть так. От сомнений было никуда не деться, и донне Мирпуа в очередной раз – уже который за этот недолгий разговор – пришлось напомнить себе, что выхода у нее, по сути, два – или ждать, пока подруга умрет от воспаления, справиться с которым Эстела была не в силах, или довериться этому странному человеку и попробовать его средство, не зная, каким будет результат... В конце концов, он дал слово, что Отильде подобное лечение не навредит, а юная донна, несмотря на слухи о произошедшем в Безье и на тот случай, который и привел сюда эна Готье, готова была поверить слову рыцаря, даже если этот рыцарь враг...
В объяснениях насчет того, что делать с получившейся мазью, ничего сложного не было – накладывать повязки Эстела, по счастью, умела.
- Надеюсь, что это поможет, мессен... Если Отильда выздоровеет, я буду благодарна вам до конца своей жизни.
Пальцы Эстелы тронули небольшое распятие, которое франк привязал к ножке кубка. Маленькая вещица, видевшая земли, о которых юная донна могла узнать разве что из трубадурских песен и рассказов паломников или крестоносцев...
- Донна Отильда одной веры с вами. И для нее эта вещь, наверное, будет важна... Я передам ей. И сделаю все, как вы говорите. Спасибо вам...
Благодарность девушки была абсолютно искренней – слова Готье давали надежду на то, что с подругой все окажется благополучно. А кроме того, этот франк сделал хоть что-то, чтобы исправить беду, которую несло благословенной Окситании северное войско...
Время было дорого, надо было спешить к Отильде. Но прежде, чем уйти, девушка собрала все, что могло выдать ее визит сюда – опустевшую корзину и сумку. Ей не хотелось, чтобы об ее беседе с пленником кто-нибудь узнал, и про себя донна Мирпуа решила о ней не упоминать – хотя бы до тех пор, пока не станет ясно, как подействовало странное лекарство, приготовленное франком...
Пристроив корзину и сумку на сгибе руки и осторожно неся перед собой чашу, Эстела поднималась по лестнице, во двор, залитый щедрым южным солнцем, и отчаянные сомнения мешались в душе юной донны с робкой надеждой на хороший исход хотя бы для юной донны де Бедельяк...

Господь каждому посылает свое беспамятство и свои сновидения.
Отильда не слышала прихода отца, хоть и желала всей душой увидеть его живым и здоровым. Не слышала она ни разговоров служанок, ни кратких визитов подруги, выкраивающей среди забот о раненых время заглянуть к ней, тревожно дотрагиваясь каждый раз до пылающего лба донны Бедельяк. 
Горячка водила девушку по лабиринтам воспоминаний, то давних, еще детских, то связанных с событиями последних дней. В них эн Онфруа был еще жив, госпожа Агнес - свободна, в светлых залах резиденции виконта звучали свирели и лютни, а самым важным делом в жизни казалась незаконченная вышивка, с которой во что бы то ни стало нужно было управиться до приезда отца, что навещал свою дочь в шато Комталь всего три раза в год. А потом, вместо появления эна Арно - требовательное письмо от матери, отъезд из Каркассона, плот, шевалье де Прэ…
Почему она его не остановила? Почему позволила уехать к своим. Что же она натворила?!
Заточенная в цепком плену горячки, Отильда не чувствовала собственных слез. И все же она плакала. Страхи, порожденные разыгравшимся воображением, пугают куда больше реальных. Никто не видел этих слез, слишком быстро высыхали они на пылающих щеках юной донны.

- Растает, как свечка, - сочувственно покачала головой дородная женщина, смачивая в холодной воде полотенце и укладывая его на лоб Отильде. - Бедная девочка. Да и отец ее сам не свой от огорчения. Что ж нам за напасть от этой войны…
Повздыхав еще немного, она обтерла водой шею и плечи Отильды. И поскольку больше ничего не могла сделать для бедняжки, отправилась к мужчинам, чьи раны тоже не стоило оставлять без присмотра, оставив донну Бедельяк одну.

Время утекало неслышно и неумолимо, словно вода в клепсидре. И… Ничего не происходило. Странная чаща не осветилась дивным сиянием, не зазвучали хоралы, взору юной врачевательницы не явились ангелы, и рана Отильды не затянулась немедля самым чудесным образом.
Целебное средство, секрет которого открыл шевалье де Прэ старый арабский лекарь, действовало постепенно, чтобы объяснить, как именно, эскулапам стоило родиться на шесть сотен лет позже. То, что в будущем люди научились понимать и использовать осмысленно, в настоящем они могли только подмечать и применять на свой страх и риск.
День склонился к вечеру, и лишь тогда стало заметно, что горячка, терзавшая донну де Бедельяк, пошла на убыль. Лоб ее больше не пылал, щеки побледнели, дыханье выровнялось. Девушка продолжала спать, но сон ее теперь сделался спокойным и безмятежным. Яркие лихорадочные сны оставили Отильду, отпустив ее душу из плена мучительных воспоминаний, в которых явь путалась с нашептанными жаром видениями. И она, утомленная неохотно отступающей болезнью, скованная приходящей следом за лихорадкой слабостью, теперь отдыхала, восстанавливая силы, подточенные раной и треволнениями минувших дней.

Очнулась Отильда внезапно. Ее разбудил порыв прохладного ветра, проскользнувший через окно под полог ее кровати.
- Цветами пахнет, - прошептала девушка удивленно. Юная донна чувствовала себя уставшей и рассеянной, как часто бывает после слишком долгого сна. Который она, между тем, совсем не запомнила. Отильде казалось, что она лишь ненадолго сомкнула глаза, измученная своими ночными бдениями в деревне. Но ведь тогда было утро, а сейчас уже смеркается!
- Эстела, - позвала девушка растерянно. Первым делом вспомнив о тех волнениях, что сопровождали ее на грани беспамятства. - Эстела, твой брат и его люди… Они уже вернулись?

От слов подруги, разом превративших в явь самые сокровенные надежды донны Бедельяк, сердечко Отильды заколотилось от радости с такой силой, что той пришлось прижать руку к груди, сдерживая его неистовое биение. Среди прочих, естественных в ее положении чувств, не последнее место занимало облегчение. Расставшись вчера с шевалье де Прэ. Отильда не переставала терзаться мыслями о том, что, безоглядно защищая француза, она предала, а, быть может, и погубила и молодого Мирпуа, и своего отца, и виконтессу.
Какое счастье, что все обошлось!
- Как жаль, что я все пропустила, - вздохнула она. Понимая под «всем» радостное возвращение своего родителя и его спасителей.
В замке, наверное, сейчас праздник. Девушка прислушалась, ожидая услышать отголоски музыки и смеха, но вечер был тих, а подруга выглядела одновременно обрадованной и устававшей, это можно было разглядеть даже в мягких тенях летних сумерек, заполняющих комнату по мере того, как солнце сползало за горизонт.
- Я буду счастлива увидеться с отцом, ты же знаешь, - слабо улыбнулась Отильда, мысленно досадуя на слабость, не позволяющую ей вскочить на ноги, отправиться на поиски эна Арно самостоятельно и тем самым ускорить их долгожданную встречу. - И с мадонной Агнес, - добавила она с надеждой в голосе. - Ведь твой брат вызволил и ее тоже?

Любая, даже самая искренняя радость в эти странные и смутные дни не обходилось без горького послевкусия. И, узнав о том, что шевалье де Мирпуа удалось осуществить свои благородные намерения, Отильда не могла не задуматься о том, чем все это закончилось для северных пришельцев. Вернее, для одного из них. Следующий неизбежный вопрос комом подступал к горлу, но девушка не спешила его задавать. Напоминая себе, что Эстела вряд ли может знать все подробности боя. Нужно немножко потерпеть. Отец, конечно же, расскажет ей обо всем, что произошло.