Без шлема обзор  Гийома сделался получше, так, что он успевал подмечать и выпады противника, и то, что уцелевший мечник пытается увести хозяйку Брадионкура обратно под защиту частокола (и это мудро), и то, что она отчего-то противится (а вот это наоборот). Тут, кстати, не турнир, стоять и дожидаться, пока придет пора вручить венец победителю, не следует. Может ведь и стрела шальная угодить, куда не метили… А еще видно было, что женщина слишком молода для того, чтобы оказаться матерью взрослого мужчины. Именно так де Прео представлял себя покойного сэра Ги, о котором рассказывал ему Жан. Мужчиной. А леди Беата между тем, на вид будто девочка какая…
Тут размышления о женщинах и их возрасте пришлось на время отложить, потому что противник сражался ни на жизнь, а насмерть, словно предугадывая, что пощады ему не будет. И единственный путь к спасению для рыцаря в цветах графа Бодуэна – это через его, Гийома де Прео, испустившее дух тело. Смерть, понятное дело, не спрашивает, насколько красивой и достойной находит ее сам умирающий и прочие свидетели его кончины, но погибать в сражении за деревню, название которой он даже толком и не запомнил, де Прео не собирался.
Фламандец в очередной раз попытался поразить его ударом в голову, — да, слабое место, но оно же и ловушка, потому что атаки становятся предсказуемыми, — и Гийом решил покончить с этим поединком одним взмахом меча. Пока еще не выдохся. И покуда конь его не выкинул какой-нибудь неожиданный фортель, все же на вороном красавце, подаренном ему братом, де Прео еще никогда не воевал, а прошлый его скакун угодил а плен вместе со своим господином и дальнейшая судьба его была рыцарю неизвестна: носит, небось, какого-нибудь отвратительного эмира-язычника, а может уже пал в сече, удобрив своими благородными костями каменистую пустыню, которой так мало подходило определение «святой».
Удар, в который Гийом вложил всю свою немалую силу, пришелся противнику в желто-черный щит. Меч разрубил его на два бесполезных обломка, — все же дамасская сталь, узорчатая и звонкая, стоила своих денег и оправдывала все, что о ней говорили, — рассек и кольчугу, и левое плечо фламандца, вынудив его потерять равновесие и вывалиться из седла.
— Богом клянусь, это королевский удар, — прохрипел тот, с трудом поднимаясь на ноги. Во взгляде его Гийом угадал то, что не раз уже видел раньше, узнавание, что многих сбивало с толку. Видел и понимал, что еще мгновение, и противник протянет ему свое оружие, признавая свое поражение.
Но они не на турнире, ему без нужды пленные, и шевалье, что приказывает заживо жечь христиан, ему попросту неприятен.
Меч в руку де Прео взметнулся, клинок неотвратимо обрушился вниз. Женщина, наблюдавшая за схваткой, коротко вскрикнула. Что-то на одобрение не похоже.
Вороной конь взвился на дыбы, обычно так всадника всем лучше видно.
— Ваш офицер мертв, — заорал Гийом. – Сдавайтесь!
Окрик подействовал, в бесконечных междоусобный войнах вина за содеянное обычно возлагалась на командира. А солдаты – ну что солдаты, они люди подневольные, со своим лордом не поспоришь.
— Вы могли бы пощадить его, сэр рыцарь, — заявила неугомонная дама. Видимо, это будет вместо благодарности. – Но не стали!
— Я и остальных не стану, — рявкнул де Прео, сердце его колотилось тяжелым молотом, в кровь словно подмешали расплавленный свинец. – Леди Беата? Кого дьявола вы открыли ворота? Какого дьявола вы ей это позволили? – набросился он на уцелевшего спутника дамы.
— Я не леди Беата, — удивленно вскинулась девица. — А вы… Вы знали мою мать?
Ну, вот, это многое объясняло, хотя вырвавшееся «знали» прозвучало, учитывая обстоятельства, не слишком обнадеживающе.
— Не имел такого удовольствия. Мы просто ночевали в соседней деревне, крестьяне назвали нам имя хозяйки этого мотт-и-бейли. А теперь самое время сказать мне, где она.

— И Болдвин Фландрский, судя по всему, принял сторону короля Филиппа, — добавил де Прео. – Потому что эти люди, — он кивнул на пленных, – не французы.
Ему было жаль юную даму: смерть матери, разграбленные владения, гибель брата, — это не совсем то, чего стоило бы пожелать девушке, вступающей во взрослую жизнь. К тому же она кажется, не замужем. Защищать Брадионкур некому.
То же самое, похоже, пришло на ум старому солдату, оказавшемуся, — внезапно, — отцом Жана Гоше. Он широко перекрестился, пробормотал «бедный мальчик» и тут же взял сын в оборот.
— Все под богом ходим, Жан, ты ведь теперь останешься в замке? Раз сэр рыцарь говорит, что война, значит, к нам наведаются гости незваные еще не раз и не два. Нужно будет оборону организовать, каждый мужчина теперь на счету.
Что ж, если парень решит прислушаться к просьбе родителя, Гийом сразу же мысленно решил его не неволить. Он махнул рукой, давая знак Варду и остальным стрелкам, чтобы те спускались с холма. И распорядился:
— Пленных убейте.
Дама, пронзительно побледневшая после известия о смерти сэра Ги, и, казалось бы, полностью ушедшая в свою скорбь, внезапно подала голос.
— Не смейте! Я запрещаю вам… Если вы начисто лишены милосердия, подумайте хотя бы об угрозе мести, что обрушат на нас товарищи этих людей!
— У мародеров товарищей нет, — огрызнулся Гийом. – И, уверяю вас, если мы отпустим пленных, именно они вернутся в Брадионкур снова. Уже с подкреплением. Как ваше имя, мадам?
— Женевьева де Брадионкур, — вызывающе прямая спина и решительно вздернутый подбородок не предвещали рыцарю легкой осады этой крепости. – А ваше?
Де Прео в ответ назвал себя.
— Леди Женевьева, ваше великодушие может сослужить вам дурную службу. С вами ведь это впервые? Война, я имею в виду?
— Какое это имеет значение. У меня нет выбора.
Глаза у дамы были сухими, а голос почти не ломался. И это не так уж плохо, если разобраться. Если бы она сейчас рыдала и заламывала руки, все оказалось бы намного сложнее.
— Мне сказали, у вас в замке еще и беженцы из деревни, разоренной фламандцами ранее. Значит, людей не так уж мало. Сегодня вам повезло, мародеры не успели увести скот, разорить поля и унести с собой награбленное. Дома можно отстроить заново. А вот замок нужно укрепить. И… Знаете что, хотите сохранить пленным жизнь? Прекрасно. Заставьте их восстанавливать деревню, только стерегите хорошенько.
Сам он не очень верил, что крестьяне смогут уследить за пленными солдатами, но, может, злость им поможет.
— Вы видели, как погиб мой брат? – внезапно спросила девушка.
— Нет, вчера еще я был в порту в Дьепе, а до того – на пути домой из Святой земли. А вот он видел, — Гийом кивнул на Гоше. – Но что бы там ни было, случившееся – не его вина. Мне жаль, что так вышло. Я не меньше вас хотел бы видеть вашего брата живым, но все это решается не нами, а на Небесах.