Полным ветром. Глава третья
Сообщений 41 страница 53 из 53
Поделиться412021-05-04 02:56:03
Каждому свое. Так и вышло.
Разговор с доном Эрнаном выдался неприятным. Испанец рассказал ему о том, о чем Жан уже и сам знал или догадывался. Но дьявол в деталях. Говорил о Шарле, о своей рабыне, о ключе, что был украден у его жены, о двери, что открыли этим ключом, о не слишком умных солдатах, которых как раз в это время пригласили на кухню, отведать те угощения, которыми наслаждаются господа на приеме. Ну и о том, разумеется, что отношение сеньора де ла Веги ко всей этой истории будет зависеть от него, «месье де Луме».
Француз слушал рассуждения собеседника с тем мрачным выражением лица, что часто появляется у загнанных в угол бедолаг, звери или люди они, все едино. И думал о том, что Шарль все же дурак, нужно было ему сбежать с той девчонкой, все равно ему бы пришлось за них отдуваться. Но… иначе. Сержант - человек простой, не дон, право слово, может, избил бы до полусмерти, может, искалечил, но чудес бы не потребовал. А дону Эрнану нужно чудо, и никак не меньше.
Луме мог бы поделиться с Вегой их с д'Анженном подозрениями, напирая на то, что Шарль не планировал никакого побега вообще, даже не догадывался о том, что произойдет, но понимал, что это не то, что дон Эрнан хочет от него услышать.
«Со своими документами и врагами нужно было разбираться вовремя. И самому!»
- Надеюсь, вы дадите мне оружие, а не одно только мудрое напутствие и благословение? – спросил, наконец, Жан. И это означало «да». Тысячу раз «нет», но «да», потому что чертов идальго не оставлял ему выбора.
И вот теперь Луме, как когда-то у подножия виселицы, казалось, что все, что происходит, происходит не с ним, это просто странный сон, который растревожит и закончится. Еще полчаса назад он был сидящим под замком каторжником, а сейчас… Кто он такой сейчас?
Жан провел ладонью по рукояти пистолета за поясом и оглянулся на Гомеса, едва различимого в темноте, черная кожа мулата сливалась с тропической ночью, только белки глаз поблескивали. Не так давно этот здоровяк был готов застрелить его, а теперь он его проводник и помощник.
«Думается мне, вы совсем не знаете города, - сказал французу дон Эстебан. – Гомес укажет вам подходящее место для засады».
Место и правда было подходящим, заброшенный сад, каменная ограда которого обрушилась сначала от землетрясения, потом ее добили ураганы и время. Напротив маленькая площадь с часовней, внутри было темно, значит, тоже никого. Ночь не давала почувствовать одиночество, она была наполнена звуками и запахами, шумел океан, где-то вдали бренчала гитара, в кронах деревьев сонно бранились невидимые обезьяны. На дорогу неторопливо наползало колеблющееся пятно света. Жан ожидал увидеть Тамарита, возможно, в сопровождении рабов или слуг, а разглядел портшез, двух чернокожих носильщиков, слугу с факелом и, наконец, того, кого ждал. Охочий до чужих секретов господин Тамарит решил проводить домой даму? Матерь Божья, какую именно?
«Конечно, это не она. Не донья Мариана, она ведь не желала даже разговаривать с ним, Или все же…» В любом случае присутствие женщины все меняло. И ничего не меняло. Другой возможности ни дон Эрнан, ни Фортуна ему не дадут, а уж объявить его во всем виновным у испанца не задержится.
- Сеньор? – вопросительным шепотом окликнул его Гомес.
- Мы не можем вернуться ни с чем. Я не могу. Прикроешь меня.
Мулат кивнул. И оба они закрыли лица темными платками.
Поделиться422021-05-04 13:14:55
— Что со мной будет? — безжизненным голосом прошептала девушка. — Что со мной теперь будет?
— Не знаю. Иди сюда, ну.
Она качнулась, потом сделала шаг ему навстречу, потом второй, третий, и вдруг оказалась совсем рядом — хрупкая, изящная, в сорочке, разорванной от выреза до самых ягодиц, которая, как она ее ни придерживала, сползла с ее узких плеч, позволяя Шарлю в трепещущем свете догоравшей свечи увидеть пересекавшие ее спину свежие алые рубцы. Били не так, как мужчину — не до крови и уж никак не до потери сознания, даже не в наказание, похоже, а чтобы разговорить. Но на спину ее не опрокинешь, это уж точно.
— Что ты им сказала? — спросил Шарль, промакивая ссадины у нее на запястьях смоченным в воде полотенцем. Ссадины тоже были несерьезные, хорошо.
Девушка бросила на него испуганный взгляд.
— Что я хотела с тобой… поговорить… Правду.
Ответить Шарль не успел — дверь содрогнулась от внезапного пинка. Хорошего пинка, от души, и мулатка шарахнулась прочь.
— Эй, давай уже! — Гарсиа, хоть и злился, благоразумно приглушал голос, чтобы не тревожить хозяев. — Давай уже, хоть послушаем.
— Меня было велено не беспокоить, забыли? — огрызнулся Шарль, ловя девушку за локоть и привлекая к себе — чувствуя дрожь ее тела.
Ответом было непристойное пожелание, но затем за дверью воцарилась тишина — Гарсиа то ли решил не рисковать, то ли прислушивался. И Шарль, прижимая к себе девушку, продолжил уже шепотом:
— Не заливай, красавица. Как зовут-то?
— Нина, — прошелестела она, поднимая на него огромные испуганные глаза. — Ты такой красивый…
— Ага, как Аполлон, — согласился Шарль и поцеловал ее — раз, другой, и третий, вдыхая идущие от нее ароматы мускуса и корицы. Она вздрогнула все же, когда его руки нечаянно задели след от плети на ее спине, но тут же прильнула теснее, делясь с ним теплом, дрожью, вкусами крови и манго на ее губах и молчанием, а затем горячими прерывистыми вздохами, нежными прикосновениями, шелестом спадающей ткани. Он мог бы многое подумать, но он не думал, только отвечал и отвечал, а потом подхватил ее на руки, отнес к кровати и сел, так и не разжимая рук, а потом лег — не говоря ни слова, как будто звук его голоса мог ее спугнуть, ее и все то невероятное, что было ему подарено так неожиданно, как будто одно неверное движение — и она могла исчезнуть, она и ее жаркий сбивчивый шепот, поцелуи, касания и наконец, затопившее его море.
Поделиться432021-05-05 01:54:24
Эта ночь каждому горячила кровь по-своему.
Жан дождался, когда неторопливая кавалькада, в которой всаднику приходилось приноравливаться к шагу рабов, поравняется с их укрытием. А потом метнулся к Тамариту. Одной рукой схватив под уздцы коня, второй он наставил на каталонца пистоль. И тихо потребовал:
- Спешивайтесь. И ни звука!
Гомес добавил еще что-то на гортанном языке, который француз не понимал, но, кажется, понимали рабы-носильщики, потому что они тут же послушно поставили портшез на дорогу. А мулат, с проворством кошки, подскочил к всаднику сбоку и резко вытолкнул его ногу из стремени, так что опешивший от неожиданного нападения мужчина, теряя равновесие, соскользнул вниз.
- Что… Что происходит? – послышался тревожный женский голосок.
Луме не дал каталонцу сориентироваться после падения, ударив его по голове рукоятью пистоля. Свет всполошено заметался: слуга бросил факел и попытался сбежать, и тут Жан имел возможность полюбоваться, как замечательно Гомес метает мачете: длинный нож воткнулся в спину беглецу, сбив его с ног. Донья Мариана сдавлено всхлипнула.
- Тащи Тамарита в сад, - велел Луме мулату. И направился к портшезу.
- Я буду кричать, - едва слышно предупредила девушка, когда «грабитель» рывком распахнул дверцу. Вот только хватит ли ей сейчас голоса и хватит ли храбрости?
- В этом нет необходимости, сеньора, уверяю вас. Я не причиню вам вреда. Но попрошу проследовать со мной.
Он протянул испанке руку, та внезапно подала ему свою и поднялась, удивленно разглядывая застывших носильщиков.
- Вы что же, заколдовали их?
- Возможно. Можете верить в это, если желаете.
Набросив повод коня на ближайший куст, Луме повел донью Мариану в темноту сада. Она не сопротивлялась, то ли доверяя его обещанию, то ли не забывая об оружии в руке разбойника.
За это время Гомес успел связать Тамарита и заткнуть ему рот кляпом, а сам пленник - немного прийти в себя от удара, хотя висок его украшала кровоточащая ссадина.
- Сеньор Тамарит, - Луме сразу перешел к делу. – Я желаю получить от вас то, что вы вчера похитили из дома сеньора де ла Вега.
При упоминании дона Эрнана донья Мариана удивленно вскинула голову, а лицо мужчины исказилось от ярости.
- Поэтому сейчас я возьму ваше кольцо, - Жан бесцеремонно стащил перстень с пальца каталонца, - отдам его даме, а вы расскажете ей, где именно в вашем доме находится похищенное. Как только сеньора привезет его мне, я верну вам свободу.
- Я не стану этого делать, как вы смеете! – шепотом запротестовала испанка, но Луме проигнорировал ее возмущение.
- Если дама не вернется или вернется не одна, я убью вас.
Он кивнул Гомесу, и тот любезно извлек кляп изо рта пленника, чтобы выслушать его соображения.
- Негодяй!
Сначала Тамарит бранился, потом все отрицал.
- Я видел вас, - оборвал его Луме. – Видел своими глазами, как вы рылись в ларце в кабинете де ла Веги вчера поле полудня. Поэтому к делу.
Он приставил дуло пистолета ко лбу жертвы, Тамарит ощутимо вздрогнул, но не проронил ни звука.
- Кляп ему обратно, - велел лейтенант Гомесу. – Вы не боитесь смерти, сеньор, потому что плохо понимаете, какой она бывает.
Он вернул пистоль за пояс и подобрал с земли шпагу каталонца, мулат успел подсуетиться и тут тоже, разоружив пленника. Жан уверено взвесил клинок в руке, - недурно! А потом резко нанес укол. Тамарит всем телом дернулся и замычал, заорать не позволял кляп. Донья Мариана застыла, широко распахнув глаза – дурной знак. Но у лейтенанта не было выбора.
- Это легкая рана, вы быстро оправитесь. Следующая будет опаснее.
Он примерился к новому уколу, и Тамарит торопливо замотал головой.
Вряд ли ему было так уж нестерпимо больно по первому разу, француз не надеялся даже, что незадачливый похититель так быстро сломается. Но причудлива природа страха, тут наше воображение играет против нас.
Гомес тут же услужливо избавил пленника от кляпа.
- В моем кабинете… Портрет… моей покойной жены, - тот говорил отрывисто, взгляд его метался между безликим платком на лице «разбойника» и набухающей кровью полой собственного камзола. - За ним тайник. Ключ… у меня на шее.
Жан тут же нагнулся и проверил. Да, так и есть. Он резко дернул шнурок, Тамарит закашлялся.
- Сеньора, вы все слышали?
- Негодяй, - следом за мужчиной повторила девушка, и Луме понимал, что не хочет знать, кого именно она сейчас имеет в виду.
- Я позволю себе сопроводить вас, - сказал он Мариане. – А ты… Жди. (мулат кивнул) И… перевяжи его.
Отредактировано Жан де Курбон (2021-05-05 03:27:07)
Поделиться442021-05-05 03:26:40
Свеча погасла, но лунный свет просачивался сквозь неплотно закрытые ставни, освещая два сплетенных тела на кровати, женское и мужское, темное и светлое. И девушка прерывисто вздохнула, когда, приподнявшись на локтях в ответ на его движение, вновь ощутила боль в исполосованной спине.
— Хочешь вина?
Сам Шарль хотел. И вина, и яств на подносе, ароматами которых к тому времени пропиталась спальня, и, больше всего, ответов. И он, переставив на стол графин и единственный бокал, принес поднос на кровать, поставил на смятые простыни между собой и Ниной, оторвал крыло у жареной курицы и протянул девушке.
— Спасибо, — благодарность в ее огромных черных глазах читалась даже яснее, чем восхищение. — Ты как ангел, белоснежный…
— Тс-с-с, — Шарль поднес палец к ее губам. Пол был расчерчен полосами света, как будто ставни заменила решетка, тень девушки, длинная и черная, лежала на белых простынях, и валявшаяся на полу одежда — ее сорочка и две сброшенных впопыхах с кровати ливреи — переплетались так же, как только что их тела. И он провел пальцем по ее подбородку, по длинной шее и между темными холмиками груди — словно подчеркивая свой призыв к молчанию. Чтобы сказать затем: — А если честно, Нина. Почему ты отперла дверь? Он тебе приказал?
Вздрогнув, она мотнула головой, и лунный свет сверкнул иначе, отразившись от колец ее спутанных волос.
— Нет, я!.. — она осеклась, но продолжила почти без паузы: — Я не отпирала, это не я. Это…
— Тс-с-с, — повторил Шарль и наклонился ближе к девушке. Он не знал, почему ее привели сюда, но, при всей своей благодарности мирозданию, допускал, что их подслушивают. — Правду, Нина. Я же не совсем дурак.
— Ты прекрасен…
В глазах ее сиял неземной восторг, но в руке она держала куриное крылышко, и Шарль снова приложил палец к ее губам.
— Ты видела меня один раз, — прошептал он и отвел глаза, когда она подалась к нему, вся — переплетение теней и матовых бликов. — И уже была готова сбежать со мной? С каторжником?
— Вы не каторжник, — она бросила курицу на поднос и снова положила руку ему на бедро. — Вы…
— Ты помогла Тамариту обокрасть твоих хозяев, — шепотом перебил он, и такой страх исказил ее черты, что он понял, что попал. — Почему?
— Это ложь, вы сошли с ума…
— Я не говорил дону Эрнану, что ты предлагала мне бежать. И что ты приходила ночью и расспрашивала солдат. Но если ты не скажешь мне правду…
— Нет, нет! — Соскальзывая с кровати к его ногам, она вскрикнула снова, но уже нечленораздельно, словно слишком резкое движение опять отозвалось болью. И все-таки она обняла его колени и прижалась к ним щекой. — Умоляю…
Шарль поспешил поднять ее, было в этом что-то неприятное, и не только потому, что лунный свет, ложась на ее спину, безжалостно подчеркивал каждую вздутую полосу на ней.
— Не кричи, тс-с-с, — он спохватился вовремя и не обнял ее, только погладил по узкому плечу. — Просто скажи — почему?..
Несколько мгновений она молчала, всматриваясь в его лицо, и он, не выдержав ее испытующего взгляда, отвел глаза первым. Начиная уже злиться — и чувствуя себя дураком и последней сволочью. Нет, сволочами были испанцы, это не он ее порол.
— Тебя-таки не заподозрили, — прошептал он, прерывая паузу. — Или это такое наказание? Отдать каторжнику на растерзание?
— Как портовую шлюху, — на хорошеньком лице Нины внезапно появилось новое выражение, и Шарль стиснул зубы, чтобы не выругаться. Это были ее настоящие чувства, и они здорово задевали. И она теперь не смотрела на него: — Отдали… одолжили… как вещь…
Шарль хотел сказать, что она и есть вещь, но вовремя понял, что тогда она точно больше ничего не скажет. Особенно если догадается, что он ее не сдаст.
— Держи, ешь, — он снова сунул ей крылышко и оторвал себе куриную ногу. — И давай уже, колись. Я никому не скажу. Тебя что, обидели?
— Что?
— Почему ты ему помогаешь?
Она посмотрела на него так, что он уверился — не скажет. И собирался уже дать ей оплеуху, когда она вдруг заговорила — злым свистящим шепотом.
Поделиться452021-05-05 05:19:57
* * *
- Я же сказала, что не стану участвовать в этой… низости, – девичий голос опасно дрожал, может он негодования, а может, от обычного страха. – И что вы сделаете, тоже станете тыкать в меня вашей шпагой?
- Только если вы сами того пожелаете, - двусмысленная учтивость прозвучала издевкой, ею она и была, если разобраться.
- Что?!
Было слишком темно, чтобы Жан мог знать наверняка, насколько ему удалось смутить девушку.
- Достопочтимая сеньора, неужели судьба господина Тамарита настолько вам безразлична? - укоризненно попенял он. – Я настроен серьезно, вы имели возможность в этом убедиться. Или я получаю то, что требую, или сеньор отправляется в лучший мир, откуда он не сможет воспользоваться украденным.
Тут Луме понял внезапно, что пытается обойтись с доньей Марианой точно так же, как дон Эрнан обошелся с ним самим, отягощая ее совесть виной за несчастье, что случится с другим человеком. А поскольку подобное было делом недостойным, и он слишком хорошо понимал, что сейчас чувствует собеседница, «разбойник» сбился и замолчал.
- Этот человек – враг де ла Веги? – внезапно спросила донья Мариана.
Вот это был легкий вопрос, на него француз ответил без колебаний:
- Да.
- А вы?
- Я? – Тут все было намного сложнее, и единственная правда, которую Жан мог предложить, не покривив душой, вообще не касалась его отношения к дону Эрнану напрямую. - Я всего лишь пытаюсь защитить своего друга.
К счастью, испанка не стала продолжать свои расспросы, быть может, решила, что под «другом» Луме подразумевает самого де ла Вегу.
- Хорошо. Давайте кольцо и ключ!
Ладонь, в которую Жан вложил свою добычу, была холодна как лед.
- Наденьте перстень, - посоветовал он. – Чтоб не потерять ненароком.
- Нет! – девушка поспешно отдернула руку. – Никогда в жизни я не надену кольцо, принадлежащее этому господину.
- В таком случае мне придется поехать с вами до его дома, - на ходу поменял планы лейтенант. – Иначе вы, чего доброго, не вернетесь с умыслом.
- Я не сказала, что ненавижу его, - прошептала донья Мариана. – И я не желаю ему смерти. А главное, вряд ли я что-либо могу вам запретить.
Носильщики за время их отсутствия, кажется, не двинулись с места, превратившись в двух черных истуканов в светлых шелковых ливреях. Факел окончательно погас, мертвый слуга в неверном свете звезд выглядел бесформенным пятном на дороге. Хвала Пресвятой Деве, что больше никто тут не проехал. И хорошо бы Гомес догадался утащить мертвеца в заросли.
Донья Мариана села в портшез и назвала рабам адрес, они послушно потрусили в нужном направлении, а Жан, вскочив в седло принадлежавшего Тамариту коня, последовал за ними. Лицо ему пришлось открыть, иначе выглядело бы подозрительно. А так их кампания ничем не отличалась от тех, что часто встречаются на ночных улицах Санто-Доминго. Вооруженный кабальеро сопровождает даму. Правда теперь девушка в портшезе могла узнать его, но в подобное, по чести говоря, Луме не верил. Благородные дамы не запоминают лица случайных слуг, к тому же ночью все кошки серы.
На пересечении своего пути с более широкой улицей они столкнулись с патрулем.
- Доброй ночи, сеньоры, - приветствовал их офицер.
- Доброй ночи…
Лже-испанцу казалось, что сердце его колотится столь оглушительно, что солдаты смогут расслышать его удары. Достаточно было бы одного возгласа доньи Марианы, одного призыва о помощи… Но девушка молчала.
- Благодарю вас, - прошептал Жан, склоняясь к окну портшеза, когда патрульные продолжили свой путь.
- Не благодарите. Я уверена, вы были более готовы к схватке, чем они. Я не желаю ничьей крови на своих руках.
Отредактировано Жан де Курбон (2021-05-05 06:37:42)
Поделиться462021-05-06 03:41:31
* * *
Нина, как оказалось, принадлежала не Веге, а донье Изабелле, которая, выйдя замуж за дона Эрнана, в числе прочих слуг привезла с собой свою горничную, Роситу. Муж Роситы и ее годовалый сын остались у родителей доньи Изабеллы — донье Изабелле была нужна горничная, а не нянька, и новую ее беременность она восприняла как предательство. Росита, однако, сумела как-то ее умаслить — не в последнюю очередь тем, что родила без малейших неудобств для доньи Изабеллы: и вечером накануне родов, и на следующий день после она трудилась над пышными волосами сеньоры с одинаковым усердием. По-настоящему свою мать Нина впервые увидела, когда ей было уже лет пять — до того та появлялась рядом с ней либо поздней ночью — падала на тюфяк и засыпала, либо на какую-то минуту: поцеловать дочку в лоб, сунуть какое-нибудь лакомство и стремглав умчаться обратно в господскую часть.
Сеньора, у которой своих дочерей не было, была очарована. Росита объяснила дочке, как себя вести, и та справилась. И справлялась дальше — мать страшно боялась, что ее девочку продадут. Нина сделалась любимицей сеньоры, а когда мать скончалась от лихорадки, заменила ее подле госпожи. И хранила все это время их общий секрет — Росита тайком встречалась с мужем и сыном. И Хуан, сводный брат Нины, приходил иногда с поручениями в дом сеньоры де ла Вега. Пока его не продали — он был хорошим конюхом, но родителям сеньоры он был не нужен.
— Он купил его, — в черных глазах Роситы сверкнула молния. — И сначала… я… я клянусь чем хотите, сеньор, я ничего плохого не делала, я даже не думала… Мы просто разговаривали…
Слуги болтают. Особенно когда они брат и сестра и сестре в голову не приходит, что брат недоговаривает. А потом один из гостей сеньоры, взяв у хорошенькой горничной бокал вина, говорит шепотом: "Завтра, на утренней мессе в соборе. Или у твоего Хуана будут неприятности. И у тебя тоже".
У сеньора Тамарита нашлись для девушки и кнут, и пряник. Кнутом был ее брат — и ее рассказ о ночной ссоре хозяев, который каталонец пригрозил передать госпоже. А пряником было обещание дать Хуану вольную — он даже написал ее и дал ей, чтобы она могла прочитать, а потом поставил подпись и спрятал — на тот день, когда она поможет ему по-настоящему. Она не хотела помогать, но что она могла сделать?
Под ее взглядом, умоляющим и вызывающим одновременно, Шарль мог только пожать плечами. Что, в самом деле?
— Я не знала, что он… что он что-то украдет. Он хотел, чтобы я его впустили. Он сперва хотел, чтобы я… чтобы я ее взяла… но я плохо читаю. Я бы не узнала. Он думал, что все будут следить за вами, а у сеньоры гости… Я думала, он только прочтет, он и раньше хотел, чтобы я прочитала и ему рассказала, но я не могла, там столько имен было, я не запомнила… я думала, он только посмотрит…
— Наверно, у него память была не лучше твоей, — предположил Шарль, бросая вторую обглоданную ножку поверх первой.
— А потом поднялся такой шум!.. — девушка стиснула руки. — Дон Эрнан меня убьет, если узнает! Вы ведь не расскажете? Умоляю вас, я клянусь, я не хотела ничего дурного, я не думала, что он ее заберет, а он меня убьет, он и Педро чуть не убил…
Узкая шоколадная ладонь легла на его бедро, черные глаза заглянула, казалось, прямо ему в душу, и что взгляд, что прикосновение обжигали.
— Хорош бы я был… — пробормотал Шарль. Он был тронут, даже если вспомнил, что Педро "чуть не убили", потому что она промолчала. Если бы она призналась тогда…
Но она была женщина, и он думал об этом, опуская руку поверх ее руки, чтобы остановить это умопомрачительно медлительное скольжение пальцев по бедру — думать было невозможно под этим касанием!..
— Он велел тебе нас выпустить?
— Д-да. Он… он сказал, что тогда все, тогда он отпустит Хуана… — незаметно ее рука выскользнула из-под его руки и снова поползла вверх по его бедру, сводя с ума жаром этого касания, — …и меня.
— Соврал, — Шарль снова поймал ее руку и потянулся к ее губам, и она ответила на поцелуй так, что он забыл, что еще хотел сказать, и только кивнул, когда она спросила снова: — Вы не скажете?..
Поделиться472021-05-06 10:36:57
* * *
Слуги, - а может и домочадцы, кто ж его знает, - в жилище сеньора Тамарита еще не ложились, дожидаясь возвращения своего господина с приема. Жан видел в окнах свет и суету у ворот, совпавшую с приближением всадника и портшеза.
- Я пойду с вами в дом, - предупредил Луме. Это была его первая фраза после долгого молчания, последовавшего за встречей с патрулем. Светская беседа была затруднительна в их положении, когда общество мужчины навязано даме силой, уместнее всего хотя бы помалкивать.
- Полагаете, что я настолько беспомощна и глупа, что не смогу отыскать тайник и справиться с ключом?
- Просто опасаюсь за вас. Сеньора, поверьте, я… ожидал, что Тамарит будет возвращаться домой один. И мы сможем разрешить все по-мужски. Ваше участие в этой истории – случайность, и я никогда себе не прощу…
- Я женщина, меня нечего опасаться, - мягко напомнила донья Мариана. – Значит, и мне опасаться нечего. Если я буду одна, мне скорее поверят. Прошу вас, останьтесь тут, в отдалении, в тени. Иначе эти люди могут узнать коня своего хозяина.
Девушка предлагала полностью довериться ей, с другой стороны, чем он рискует? Да, она может рассказать слугам каталонца, где его искать. Но перерезать человеку горло - дело одного движения лезвия, Гомес легко справится с таким пустяком, так что заполучить Тамарита живым и здоровым у его челяди шансов очень мало. Попытка спасти его приведет к его гибели, вряд ли люди сеньора будут настолько глупы, чтобы этого не уяснить.
Жан кивнул, разворачивая скакуна, и дальше носильщики зашагали одни. Впрочем, разговор девушки со слугами он все равно в общих чертах слышал, ночь резонировала, как собор под открытым небом, звучен был любой шепот.
Мариана говорила, что сеньор Тамарит задержался на приеме, у него важный деловой разговор, и он попросил ее, как добрую знакомую, привезти ему кое-что срочно необходимое из его кабинета. Времени написать записку у сеньора не нашлось, но вы ведь узнаете его перстень?
Ночную гостью впустили в дом, и время потянулось невыносимо медленно. Нет, оно вовсе остановилось, черт его побери. Лейтенант понимал, что это всего лишь иллюзия, его собственное волнение и нетерпение, но ожидание превращалось в пытку. А потом послышался стук копыт, к воротам подъезжал еще один всадник.
Прекрасное время для визитов, что тут скажешь!
- Хозяина нет дома, - сообщил раб у ворот.
- Не лги мне, черномазое отродье, - вновь прибывший был не слишком вежлив, к тому же он дурно изъяснялся на испанском. Теперь уже Луме прислушивался и приглядывался всерьез. - Твой хозяин кувыркается с очередной бабой, - гость кивнул на портшез. - Но тебе придется вытащить его из койки ради встречи со старым приятелем, у меня нет времени ждать.
- Дама, действительно, приехала, но хозяина дома нет, - продолжал твердить «черномазый». – Это он ее послал за чем-то, что она должна ему отвезти.
«Вот же болтун!» - разозлился француз. И в это время их дома вышла донья Мариана. Негр почтительно открыл ей ворота, а неожиданный «приятель» Тамарита непочтительно преградил путь.
- Тысяча чертей, сеньора, мне сказали, что вы знаете где сейчас мой дружок Тамарит.
На лице девушки промелькнула растерянность. И все же она быстро совладала с собой.
- Я не знаю, о чем вы говорите, сеньор. Прошу вас, пропустите меня. Я спешу.
Она попыталась пройти к портшезу, но упрямый «приятель» бесцеремонно схватил донью Мариану за руку.
- Я тоже. Поэтому у меня нет времени на женские уловки. Говори, где он!
- Полегче, сеньор, у нас не принято так шутить с дамами, - Жан понял, что пора вмешиваться. Явление всадника вынудило неосторожно спешившегося незнакомца настороженно отступить.
- Я не шучу, - рыкнул он, опуская руку на эфес.
- Тем хуже для вас. Вам нужен Тамарит, ступайте в дом и ждите его там. Всему свой черед. Или стойте тут, на свежем воздухе, ночь просто прекрасна.
- А иначе?
- А иначе будете лежать. Сеньора, садитесь в портшез.
Девушка молча поспешила к своим носильщикам, Луме ждал, пока они удалятся на достаточное расстояние, верхом не составит труда догнать пеших. «Приятель Тамарита» сверлил его злобным взглядом, но всерьез взяться за оружие так и не решился.
- Доброй ночи, - пожелал ему француз, уезжая.
- О времена, - вздохнула Мариана, когда он нагнал ее. – Разбойники с большой дороги более учтивы, чем мужчины, что носят шпагу.
- Документы у вас? Вы нашли их?
- Да. Но прежде, чем я отдам их вам, обещайте… клянитесь мне, что вы отпустите своего заложника.
- Обещаю и клянусь.
- И не сомневаетесь, что я вам поверю, - девушка протянула ему связку бумаг. – Я так и думала. Вы говорите по-испански слишком… по-испански, в бедных кварталах Санто-Доминго изъясняются иначе. К тому же мне все время кажется, что я знаю вас, просто не могу вспомнить. Наверное, вы и меня заколдовали.
- Это называется игрой воображения, сеньора. С первыми лучами солнца иллюзия рассеется и вскоре забудется.
Сейчас Жан дорого дал бы за то, чтобы ошибиться, но… это слишком опасно.
- Санто-Доминго – не Эскориал, не ждите от меня наивности испанской инфанты! – возмущенно заявила донья Мариана. Но ответом ей был только стук копыт. – Великолепно, он сбежал. Сбежал?
Память потянула за воспоминания, нанизывая их, как бусины на шнурок, и дама, потрясенная внезапной догадкой, прошептала: нет, этого не может быть!
Луме пустил скакуна размашистой рысью, но под ближайшим пятном света, - это был масляный фонарь над дверью какого-то дома, - остановился и принялся изучать свою добычу. Девушка все еще могла схитрить, подсунув ему, например, письма покойной жены сеньора Тамарита вместо документов, компрометирующих дона Эрнана. Но нет, похоже, это то, что нужно. А значит, снова шпоры коню.
Мертвеца на дороге уже не было, но поджидающий Жана Гомес мгновенно вынырнул из темноты.
- Дело сделано, - сообщил француз мулату. – Освободи сеньора.
- А может? – здоровяк красноречивым жестом провел большим пальцем по горлу.
Как у них все просто, у этих детей природы! Между тем исчезновение Тамарита, - не говоря уже о непредвиденной свидетельнице и данном им обещании, - наверняка, обрастет ненужными сплетнями и разговорами, что могут навредить, в том числе, самому дону Эрнану.
- Освободи, - настойчиво повторил Луме.
Мулат исчез, но вскоре вернулся и, не дожидаясь разрешения Жана, запрыгнул на круп коня за его спиной. Лейтенант поторопил благородное животное, и они помчались прочь от прорезавшего предутреннюю тишину истошного крика:
- Помогииите! Кто-нибудь, на пооомошь!!!
Возле особняка Веги коня пришлось отпустить, под арку уже сделавшихся чуть ли не родными для Луме ворот раб и каторжник входили пешими.
- Вашу шпагу и пистоль, - напомнил ему Гомес.
- Да, разумеется.
Этот акт пиесы тоже сыгран, долой костюмы, долой пудру и грим с лиц, во взгляде дона Эстебана, как обычно, ни черта не разберешь, и право, как жаль, что нельзя высыпаться про запас, потому что над океаном розовым маревом уже занимается рассвет нового дня.
Поделиться482021-05-07 01:20:57
Бывают люди, которые и в двадцать пять, и в двадцать не теряют голову и даже в женских объятиях способны не потерять нить рассуждений. Шарль таким не был. Да и о чем он стал бы думать сейчас? Что девчонка, раз предав хозяев, предаст их снова? Подумаешь, что ему за дело до того? Что его самого она предаст еще с большей легкостью? Об этом он подумает потом, решит, что терять ему нечего, а потом подумает снова. О том, что нужно было Тамариту в доме дона Эрнана? О том, как глубока была сестринская любовь Нины к брату, с которым она даже не выросла? О том, почему Тамарит явился в дом Веги, даже зная, что где-то в его глубинах заперли каторжников, которые могут его опознать? О том, что дон Эрнан захочет отомстить и что каталонец, если останется в живых, захочет того же? Это все были круги по воде, завтрашний день, до которого было еще далеко, и будущее, о котором не стоило думать, пока не сможешь изменить. У него было настоящее, а в настоящем — торопливо составленный на пол поднос, липнущие к разгоряченной коже простыни, лихорадочные шепотки и стоны, которые уже не сдерживал рассудок, сладкий жар губ и горячие глубины податливого женского тела. И, какую бы цель ни преследовали сеньор де ла Вега и его управляющий, отправляя Нину в эту комнату, была ли это награда для него, наказание для нее или и то и другое — сейчас было не время для раздумий.
Один раз Шарль сказал что-то осмысленное — когда она вскрикнула от боли в исхлестанной спине и он извинился. В остальном не было ничего кроме чувства — признательности, восхищения ее красотой, изумления. Если их подслушивал кто-то кроме двух солдат, невнятно повышавших иногда голоса за дверью, он не услышал бы больше ничего важного — кроме, может, того, что молодой француз был слишком галантен для простолюдина, оказавшегося в кровати с мулаткой. Но он услышал бы то же самое и в те дни, когда Шарль еще не был каторжником — что бы ни изменил и не сломал в нем плен, эта сторона его личности осталась неизменной. И может, поэтому Нина больше не говорила ему "ты" и не спросила его имя. А может, и нет.
— Ту вольную, — ухо мулатки было у самых его губ, и теперь его шепот был лишь немногим громче дыхания, — твой каталонец выбросил или сжег в тот же самый день, что показал тебе. Зачем ему тебя терять?
— Незачем, — сонно пробормотала она, и это утомление в ее шепоте прозвучало для него слаще любых признаний в любви. Теперь она говорила правду.
— Иди сюда, — он снова притянул ее к себе. Они мало спали прошлой ночью, но после этой ночи все вернется на круги своя, будет монастырь, сержант Гонсалес и орда грязных, злобных мужчин. Только эта ночь отделяла его от реальности, и проспать ее казалось ему худшим выбором в мире.
Поделиться492021-05-07 02:02:06
Минувшей ночью, если разобраться, мало кто из причастных (и не слишком причастных) к истории с ограбление касы де ла Вега спал, и мало кто, в отличие от д'Анженна, обменял бодрствование на удовольствие.
- Он мертв?
Ждать и догонять, говорят, занятия, самые изматывающие дух и тело. Так что свой вопрос де ла Вега практически выкрикнул, едва Луме переступил порог его кабинета.
- Разумеется, нет.
- И как это понимать? – процедил испанец, бледнея.
Вместо ответа француз выложил на стол связку бумаг. И дон Эрнан тут же завладел ими, торопливо просматривая.
- Как вам это удалось? – спросил он, не скрывая изумления.
- Сеньор Тамарит оказался здравомыслящим человеком, он сделал правильный выбор, и я решил…
- Я не просил вас решать, - оборвал Жана Вега, все еще не верящий в реальность того, что он сейчас держал в руках. - Я велел…
Видит бог, лейтенант собирался все объяснить. Про непредвиденные обстоятельства и про то, что в этих обстоятельствах убийство сеньора Тамарита навредило бы им всем, но надменное «я велел» из уст дона Эрнана произвело на Луме эффект пощечины.
- С чего вы взяли, что можете что-то мне велеть? – тут же вспылил он. – Я не ваш раб, я не ваш слуга, пусть даже я собственность испанской короны, но вы не король! Вы угрожали нам с месье д'Анженном, это правда. Вы вынудили меня таскать для вас каштаны из огня. Но не смейте велеть мне что-либо!
Момент для ссоры был неподходящий. Но разве бывают подходящие моменты для ссор? Жан имел дело с человеком, что носил шпагу. К тому же с испанцем, чья кровь горяча от природы.
- Ты забываешься, пират!
Клинок в руке дона Эрнана метил ему в горло, но если он такой смельчак, что же сам не отправился в засаду?
- Решили смыть оскорбление кровью? Как вовремя, мой достойный сеньор! Испанская честность, испанская благодарность, испанская щедрость – все пустое сотрясение воздуха!
Тут спохватились остальные свидетели происходящего, наставив на Луме все оружие, что у них было.
- Уберите его отсюда! - прорычал Вега.
- Зачем, черт вас возьми, вы это сделали?! - вторил ему дон Эстебан, когда взбунтовавшегося француза вытащили за дверь. – Кто, вы думаете, вы такой есть?
- Я знаю, кто я есть! С чего вы взяли, что вы и ваш хозяин знаете это лучше, чем я?!
Дело кончилось тем, что лейтенанту связали руки и затолкали в карету.
- Давайте сюда же второго, их охранников – и всех обратно в монастырь, - морщась, словно от зубной боли, распорядился мажордомо.
Отредактировано Жан де Курбон (2021-05-07 02:55:46)
Поделиться502021-05-08 02:53:04
Возбужденные голоса снаружи перешли в крещендо, в замочную скважину ткнулся ключ, и Шарль столкнул с себя вскрикнувшую от боли Нину и скатился с кровати. Момент был на редкость неподходящий, и, может, поэтому он схватился не за штаны, а за единственный сколько-нибудь угрожающий предмет в комнате — за подсвечник. Появившийся на пороге Гомес оскалился, и Шарль запустил в него своим оружием, прежде чем тот вытащил пистолет из-под ливреи.
— Сукин сын! — хором взревели солдаты, хватаясь за шпаги.
Нина завизжала, когда Шарль, перепрыгнув через кровать, вооружился сперва кувшином, а потом, когда солдаты замешкались, и тазом.
— Давай! — прошипел Гарсиа, делая первый осторожный шаг ему навстречу. — Давай, нападай, посмотрим, как ты будешь в петле болтаться.
— Не надо, не надо! — мулатка, притянув к себе простыню, в ужасе смотрела на охранников.
— Ну-у-у, — Метис положил руку на локоть товарищу. Острие его шпаги глядело в пол, но Шарль не заблуждался — безопаснее оно от этого не стало. — Не надо. Эй, не надо, Болтун. У тебя недурной меч, конечно, но с нашими не справится.
Шарль ошеломленно уставился на него, и Метис неожиданно подмигнул.
— Брось, — велел он. — Что можешь, конечно.
Гарсиа похабно расхохотался и пообещал лишить Шарля всего, что он не бросит сию же минуту. Гомес выругался, поднимаясь на четвереньки, и Нина отчаянно взвизгнула.
— Пощадите!
Растерянность, отразившаяся на лицах обоих солдат и мулата, была достаточно красноречива, чтобы Шарль почувствовал: ей ничего не угрожает. А вот ему…
— Вы сдурели, что ли? Хоть бы кончить дали!
— Давай, — тут же предложил Метис. — Мы подождем.
— Поможем! — поддержал Гарсиа, и Нина чуть слышно всхлипнула.
— Какого! — Гомес поднялся-таки на ноги, но оружие доставать уже не пытался. — Дон Эстебан ждет!
Шарль сделал вид, что колеблется, но это было только данью его самолюбию — шансов у него не было.
— Одеться дайте.
Если бы он выглядел как обычно, черта с два они бы послушали, но вода, мыло и расческа порой творят чудеса, и Метис молча хмыкнул, а Гарсиа ткнул шпагой в разбросанную по полу одежду.
— Живо, ну!
Таз вернулся на табурет, кувшин — в таз, и Шарль поднял сперва рубашку, потом штаны, а одевшись, сунул ноги в башмаки.
— Чулки мои! — спохватился вдруг Гомес. — Снимай давай!
— Дон Эстебан же ждет?
— Пока еще лошадей запрягут! Давай, снимай, ну! И башмаки тоже!
— Лошадей? — не поверил Шарль, разуваясь снова. — С чего вдруг?
— Обратно вернетесь, — с пистолетом в руках мулат явно чувствовал себя много увереннее. — Назад вас повезут.
— А почему, не знаешь? — Метису в каса Вега явно нравилось, и расставаться с домом он не спешил.
— Да… — мулат осекся на полуслове и закончил совсем не так, как собирался: — Пошевеливайся давай!
Несколько минут спустя Шарль, с руками, точно так же неудобно связанными за спиной как день назад, плюхнулся на подушки кареты рядом с Жаном.
— ¿Qué pasó contigo? — жизнерадостно осведомился он.
Солдаты, забравшиеся в карету следом за ним, заинтересованно промолчали.
Поделиться512021-05-08 09:59:41
Д'Анженн появился в добром расположении духа, да и солдаты не выглядели так, будто они везут сержанту Гонсалесу известия о попытке побега. Кажется, Луме все еще мог рассчитывать на то, что дон Эрнан сдержит свое обещание, тем более, что ему это ничего по сути не стоило.
А вот как понимать вопрос Шарля, заданный демонстративно по-испански? Как предложение пооткровенничать в присутствии охраны? Увы, этого Жан позволить себе не мог. Стоит ему только заикнуться про то, что он разгуливал ночью по городу с оружием, и беды не миновать.
- Ничего не случилось. Просто пришлось еще немного послужить сеньору де ла Веге.
- Не заливай! – такой короткий рассказ Гарсию явно не устроил. С Болтуном-то понятно, они всю ночью проторчали под дверью, так что где он был и с кем, знали достоверно. А про второго каторжника все демонстративно помалкивали. А теперь еще и он сам… - Вон приятель твой босой, а у тебя сапоги, как у…
- У принца? – подсказал лейтенант. Да, сапоги, выданные перед «делом», ему оставили. Хотя толку от них на каторге никакого, впрочем, можно сменять на что-нибудь полезнее прежде, чем придется отдать даром тому же сержанту. – Ну, должен же был дон Эрнан хоть как-то наградить нас за то, что мы помогли ему опознать вора.
- И кто же он оказался? – тут же заинтересовался Метис.
- Почем нам знать, он нам не представлялся. Нас просто выводили в сад по одному, чтобы мы указали сеньору на того, кто влез в его кабинет.
- А почему по одному? – удивился Гарсиа.
- Чтоб убедиться, что не врут, - со знанием дела пояснил ему Метис.
- Лучше б денег дал в благодарность, - хмыкнул солдат. – Сапоги… По нашей-то жаре… А Болтуну девку подарили на ночь. Черную, конечно, но красотку. Опять ему попек тебя свезло!
- Правда? – Луме поднял задумчивый взгляд на д'Анженна. – И как все прошло?
- Замечательно у них все прошло, как у котов весной, - за Шарля пооткровенничали надсмотрщики. Карета тем временем катилась, мерно покачиваясь, и Жану мучительно захотелось спать. И есть, между прочим, тоже. Но, поскольку уже рассвело, остальных каторжников уже покормили, и что скажет им по этому поводу Гонсалес, было известно заранее. Работайте голодными и ждите вечера.
- Потом расскажу, не при них, – прошептал Луме по-француски. – Вега предпочел поверить в «историю любви», ложь, которая всех устраивает.
Отредактировано Жан де Курбон (2021-05-08 10:05:15)
Поделиться522021-05-11 03:02:10
"Предпочел поверить"? "Всех устраивает"?
Задавая вопрос, Шарль надеялся, что товарищ расскажет и о том, что случилось с ним. Все-таки зачем-то его позвали к Веге и, уходя, он собирался рассказать тому об их подозрениях — подтвердившихся этой ночью. Так или иначе, сейчас Жан знал больше: о чем говорить, о чем стоит промолчать. И выглядел он как-то слегка взъерошенно, и что-то должно было объяснять, почему их возвращали на каторгу не утром, а посреди ночи. Пока солдатам тоже было любопытно, они не вымещали на французах свое недовольство, а у двух молодых людей появлялся шанс хоть что-то обсудить. Не мулатку, конечно, но что они скажут остальным — их ведь будут расспрашивать и другие. И если чужим еще можно было поведать очередную байку про русалок, кальмаров или прекрасных дам, то своим, Верньо и Пино, Шарль хотел сказать что-то похожее на правду. Он был здесь не один и, даже если те с подозрением относились к его дружбе с "настоящим офицером", не хотел с ними ссориться. В чем-то они были ему гораздо ближе.
— Предпочел?..
— По-испански говорите! — рявкнул Гарсиа, который, выглянув в окошко кареты, не сразу осознал, что перестал понимать пленников.
— По-испански я таких слов не знаю, — отшутился Шарль. — Как это по-вашему, такая выемка на бедре у женщины, которая похожа на горсть, когда набираешь в нее воды?
— Чего? — оторопело переспросил испанец.
— Красивая девчонка, — кивнул Метис. — Впору позавидовать.
— Везет некоторым, — буркнул Гарсиа. — Еще и награждать за то, что ничего не украли, а?
— Вот и будь после этого честным, — усмехнулся Шарль.
Он попытался еще раз спросить у Жана, что тот имел в виду, когда они вылезали из кареты, но испанцы были настороже и снова велели им либо заткнуться, либо говорить так, чтобы понятно было. К тому времени уже окончательно рассвело, и повели их сразу к обрушенной стене.
— О, а у высочества-то сапоги! — заорал вместо приветствия Скворец.
— И одежка новая, — поддержал Пино.
— Одежда, а, — Мушкетер был по необходимости немногословен. — И рожи.
— А ну, за работу! — заорал Гонсалес.
Поделиться532021-05-12 07:21:41
Когда управляющий снова показался на глаза дону Эрнану, было уже светло, с веранды пахло кофе, а де ла Вега курил так, что воздух в кабинете помутнел от табачного дыма.
- Щенок, - буркнул он, кивая своему мажордомо. - Я этого так не оставлю!
- Мой сеньор…
- Да не пугайтесь вы сразу, право слово, – дон Эрнан беззлобно усмехнулся. – Ничего я ему не сделаю, слишком многим ему обязан.
- Мой сеньор, я говорил с Гомесом. Должны же мы знать, что там происходило.
И принялся излагать своему господину рассказ мулата.
- Донья Мариана? - удивленно переспросил дон Эрнан. – Час от часу не легче!
- Теперь вы понимаете…
- Что просто убить Тамарита француз не мог? Да, пожалуй. Однако заставить бедную девушку таскать для него «каштаны из огня»… Недурно. – Веге, определенно, понравилось выражение, что употребил Луме. - Он мог бы рассказать об этом сам, - укоризненно заключил хозяин особняка.
- Но вы…
- Ладно, я был грубоват, но и вы меня поймите, - он глубоко затянулся, затем выдохнул кольцо ароматного сизого дыма. – Допустим, я могу поверить и признать, что эти двое пленников – благородные люди, но они же не с неба на нашу каторгу упали! Непохоже, чтобы они скрывали свои имена или происхождение, отчего же им никто не поверил?
- Ошибки случаются, - заметил дон Эстебан.
- Разумеется. И люди не слишком любят их признавать. Поэтому, если я отправлюсь с прошением к губернатору или коменданту Сандовалю, хотелось бы подкрепить этот поход аргументами, более вескими, чем наши с вами предположения. Поэтому поступим так…
* * *
Все было, как заведено. Каторжники таскали камни, сержант скучал под грушей, размышляя о том, что рассказали ему солдаты. А те, пораскинув мозгами, предложили Гонсалесу «версию Луме», решив не жаловаться на то, что охранять каторжников, как положено, им в каса де ла Вега не позволяли. Потому как все обошлось (если не считать маленького бунта Болтуна), кормили и поили служивых, как на убой, Да и в доме маяться от безделья все же приятнее, чем в пыли и на солнцепеке подгонять ленивых пленников.
- Чудны дела твои, Господи, - бормотал сержант, подкручивая усы. И, наконец, велел: - Ну-ка, Принца ко мне.
В попытке задавать вопросы Болтуну он уже заранее предчувствовал фиаско, у него язык без костей.
- Все, прощайся с сапогами, высочество, - хохотнул Пино.
Жан коротко пожал плечами.
«Это мы еще посмотрим».
Минувшая ночь оставила странное ощущение… Сделала его увереннее, быть может?
Лейтенант ловил на себе вопросительные взгляды Шарля, но возможности поговорить по душам по-прежнему не было, да и надо ли товарищу знать о том, что произошло? Как сказать ему о том, что Вега предложил сменять жизни д'Анженна и своей рабыни на жизнь Тамарита, он на это согласился, а потом все вышло и вовсе по-другому. То есть сказать-то просто, но за словами остается много всего личного, и это все ужасно усложняет.
- Хороша обновка, - Гонсалес многозначительно кивнул на злосчастные сапоги. – Жарко в них, наверное. Неудобно.
- Благодарю за душевную чуткость, сержант. Не жарко. Очень удобно. И вам не подойдут.
- Как же вы быстро наглеете, выродки, – скорбно покачал головой Гонсалес. – День без присмотра, и вот, пожалуйста…
- По-моему это был удачный для всех день, - негромко предположил Луме. – На сколько там расщедрился дон Эрнан? Месячное жалование? Нет, думаю, больше.
- Если угрожаешь кому-нибудь об этом растрепать… - недобро оскалился собеседник.
- Ничуть. Просто отмечаю, что мы вдвоем с Маркизом приносим вам больше выгоды, чем все остальные ваши «подопечные». Давайте жить в мире?
Когда Луме вернулся с аудиенции под грушей по-прежнему в сапогах, никто не ухмылялся, ни товарищи по несчастью, ни солдаты.