Кузнец знал свое дело. Так что после его ухода узник проверил замурованное в стену кольцо на прочность скорее просто для того, чтобы чем-то занять руки, чем всерьез полагая, что железо и камень хоть в чем-то уступят человеческой плоти. Итак, длина цепи позволяла сесть, худо-бедно лечь, почесать хозяйство... И даже это, пожалуй, было слишком щедро, потому что де Прэ приходилось видеть узилища и похуже этого. Правда сидеть в них не случалось еще ни разу.
Единственным утешением оставалось разве что то, что в подземелье не было так изнурительно жарко, как наверху. А еще довольно светло. Через окошко под потолком темницы порой можно было разглядеть мелькающие ноги и насладиться характерным запахом merde.
Конюшня? Скотный двор? Да какая разница, главное свет.
Когда этот свет внезапно померк, Готье разозлился. Что ж такое, ну прямо все не слава богу! Оказалось, что сверху на него решил поглазеть тот самый маленький висельник, что уже успел прославиться недавно своим метким броском.
- Еще яйца есть? - с воодушевлением поинтересовался шевалье. - Давай, кидай сюда.
Мальчишка его не понял.
- Эн Пейре сказал, что ты дьявольский прихвостень, - отрапортовал он звонко. - Ты даже не  разговариваешь по-человечески!
Ну еще бы. Горите в аду со своим лангедоком и той тарабарщиной, об которую любой добрый француз язык сломает!
- И ты, значит, сражаешься с Дьяволом куриными яйцами? - насмешливо уточнил де Прэ, стараясь аккуратно проговаривать непривычные слова "человеческого" языка. - Герой.
Наверху задумались.
- Одного яйца мало. Эн Пейре должен был тебе объяснить. Нужно бросить еще два. Или три. А потом луковицу. Или яблоко.
- Да ты все врешь! - догадался маленький южанин.
- Надо же, умный какой. Вырастешь - станешь епископом. Конечно вру, - вздохнул нормандец. - Я просто есть хочу.

Взлохмаченная голова исчезла. А потом, совершенно для Готье неожиданно, на земляной пол под окном свалился кусок лепешки. Впечатленный этой простодушной щедростью, оголодавший де Прэ потянулся за хлебом и... Цепь не предполагала для узника таких длинных прогулок. Сиди под стеной, чеши хозяйство. Все.
Пленник сел под стеной и расхохотался. Что еще оставалось то?  И у Господа, и у Дьявола шутки выходят, что надо.
Из-под кучи гнилой соломы в углу, сверкая бусинками глаз, выскочила крыса, претендующая на лакомые объедки наравне с человеком. Крыса, в отличие от человека, была свободна передвигаться, куда и как ей вздумается. 
- Твоя добыча, забирай, - сквозь смех смирился с неизбежным Готье.
Крыса торжествующе пискнула. И тут же, настороженно оглянувшись, вновь метнулась под солому. Звук чьих-то торопливых шагов гулким эхом разносился под каменными сводами подземелья. Де Прэ тяжело поднялся на ноги. Гостей он не ждал, но к таким, как он, гости приходят незваными.

Узник не ожидал появления эна Арно, - надежда на то, что окситанские мстители хотя бы ненадолго оставят его в покое, была наивной, но такой приятной, - как не ожидал и того, что затем последовало.
Молотоподобный удар в челюсть, в который от природы крепкий южанин вложил всю свою ярость, впечатал Готье в стену еще и затылком, так что перед глазами оглушенного нормандца заплясали цветные пятна, а во рту сделалось солоно от крови.
Отец Отильды рычал что-то про нормандского выродка, - вот кто б говорил! - 
при этом всем видом своим походил на разъяренного быка. Следующий удар его пришелся де Прэ прямиком в простреленное плечо, и вот это было по-настоящему больно. Так больно, что от боли у Готье прояснилось в голове до понимания того, что христианское смирение никак не улучшит его нынешнее положение.
Кандалы и короткая цепь не давали пленнику большой свободы защитить себя, но цепь есть цепь, в ней порядочно веса. Особенно, когда обидчик на расстоянии вытянутой руки.
- Вам бы позвать кого на подмогу, - выплюнул де Прэ вместе с кровью, которую побрезговал глотать. - Сами вы не упра...
Кулак Бедельяка врезался ему под дых, напрочь лишая дыхания. Предвосхищая этот удар мелькнула цепь... Эн Арно рухнул на пол даже быстрее Готье, который еще несколько мгновений продолжал стоять, шатаясь и согнувшись пополам, и только потом сполз по стене на пол. Нормандец задыхался, к тому же его мутило: как удачно, смерть Христова, что он не смог дотянутся до лепешки, а то еще и рубаху бы заблевал. Хотя последнее, о чем стоило сейчас беспокоиться, это рубаха...

Утирая кровавые сопли, де Прэ с неприязнью глянул на окситанца, не убил ли.
Как бы ни так. Крепкий мужик, уже шевелится.
Искушение двинуть еще разок было велико, даже Амори его понял бы.
- Проваливайте... И больше один не приходите... - Буркнул Готье. -  Если бы не ваша дочь, я бы проломил вам голову. С удовольствием. Понятно вам?

Готье с удовольствием прижался саднящим затылком к холодному камню.
Бедельяк считает, что он как-то дурно обходился с его дочерью? Странные они, эти южане.
- Я не был героем в этой истории, так уж вышло.
Де Прэ покосился на свежее алое пятно на рубахе. Один меткий удар кулака, и все старания женщин, повязки и перевязки пошли прахом, рана снова кровоточила.
- Но проклятый рутьер сначала уложил графского оруженосца. Потом подстрелил меня. Ваша дочь спасла мне жизнь. Подумать только, девушка... почти девочка. Удивительное дело.
Эн Арно нависал над ним укором совести, но Готье по-прежнему не чувствовал себя в чем-то виноватым.
- Она была ранена, напугана и безутешна по поводу вашей гибели. Я ее перевязал, заверил, что вы живы, и отвез... в какую-то деревню тут неподалеку. Потом вернулся к графу. Я же говорил вам... Еще в лагере.

Де Прэ поднял взгляд на хмурого Бедельяка, вспомнил, что так и не высмотрел Отильду во дворе, и в душе его шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие.
- Ваша дочь не обралась до замка? - осторожно предположил крестоносец. - С ней... что-то случилось?

Отредактировано Готье де Прэ (2016-01-04 09:20:51)

Несколько ударов сердца Готье растерянно пялился в спину уходящему окситанцу.
Вчера отметина рутьера не показалась ему опасной раной. Но, быть может, то, что сущий пустяк для привычного к ранениям солдата, не является таковым для нежной девушки. Горячка началась, наверное, ночью или под утро. Еще можно все поправить.
- Бедельяк, подождите, постойте. Не уходите так.
Чтобы подняться, пришлось держаться за стену. Проклятый плен, проклятая цепь, он сам, словно сапожник без сапог, то есть горе-лекарь, который и себе-то толком исцелить не может. Но на себя просто времени нет, а Отильда, - тут ее отец прав, - не заслужила той беды, что на нее обрушилась.
- Вы говорите, я виноват. Хорошо, пусть так, я виноват. Но я могу ей помочь. - Де Прэ зачастил, опасаясь, что южанин вовсе не станет его слушать. -  Помочь вашей дочери, понимаете. Я был в Палестине. Сарацины... Они многое знают про раны.

Отредактировано Готье де Прэ (2016-01-04 23:42:17)

- Бедельяк!!!
Бесполезно. Покидающий подземелье южанин больше ни разу не обернулся.
В отчаянии Готье схватился за вмурованное в стену кольцо.
И это тоже бесполезно. Это он уже пробовал. Но человек не может сделать того, чего он сделать не может.
Значит, в положенный рыцарем-рыбаком срок ему отрубят голову, Отильда истает в горячке... Высшая справедливость выглядела на этот раз какой-то дьявольски несправедливой.
Де Прэ снова сел на пол и обхватил голову руками, пытаясь привести в порядок мысли. Решительно, ему не хватало смирения для того, чтобы безропотно принимать подобную неизбежность.
Хорошо, Бедельяк ему не верит. И упрямца не переупрямить. Но неужели во всем этом еретическом вертепе не найдется ни одной милосердной души?
Память услужливо подсказала Готье, что ранее он знал человека, бывшего справедливым и милосердным. Правда это было давно, люди меняются, изменился и Раймон.
- Как он тебе наподдал. Прямо ррраз... ррраз... - донеслось сверху восторженное.
Мальчишка все еще был здесь. Вот ведь паршивец, нашел себе забаву.
- Да, хорошо наподдал, - согласился нормандец.
И правда, хорошо. Рука у отца Отильды тяжелая, это крестоносец еще по булаве помнил. Теперь разбитая скула и челюсть налились свинцовой тяжестью, затылок ныл, рука почти не двигалась, дышать все еще было трудновато.
- А потом ты ему...
- А потом я ему... Послушай, епископ, знаешь ли ты рыцаря по имени Раймон де Ниорт?
- Нет, - после короткого раздумья отозвался маленький южанин. - Но я знаю лучшего из рыцарей, своего господина Пейре. И прекраснейшую из дам мою молодую госпожу Эстелу.
- Молодую госпожу?
Там, где разгневанные мужчины остаются глухи к любого рода просьбам, девушка могла бы оказаться более снисходительной и великодушной.
- Епископ, мне нужно поговорить с ней.
- Вот еще!
- Пожалуйста. Просто скажи своей госпоже, что я очень прошу ее повидаться со мной.
- Мой госпожа не станет разговаривать с тобой, - уверенно заявил мальчишка. - Но я скажу ей про тебя, так уж и быть.

Голосов переговаривающихся между собой женщин, стонов раненых Эстела практически не замечала, полностью сосредоточившись на кузене. Руки привычно готовили и расставляли все, что могло понадобиться, а мысли были заняты предстоящим лечением и загнанным на задворки разума страхом за жизнь родственника. Все, что девушке приходилось лечить за свою жизнь, в сравнении с раной Раймона теперь казалось таким легким...
Но бойся – не бойся, а о том, чтобы раненый рыцарь исцелился от одного лишь девичьего страха, юная донна никогда не слышала. Склонившись над кузеном, чтобы приступить к более полезным действиям, Эстела неожиданно услышала, как кто-то, стоящий совсем рядом окликает ее по имени.
Слова мальчишки девушка выслушала внимательно. Во дворе она не обратила внимания на пленника, занятая разговором сначала с эном Арнаутом, потом с эном Раймоном и братом – но злость на всех незваных гостей теперь поднялась в душе донны де Мирпуа с новой силой.
- Этот человек считает, что я сейчас брошу все и приду развлекать беседой дорогого гостя с севера? После всего, что он и его друзья сделали в нашей земле, я, очевидно, должна предпочесть его общество заботе о наших раненых!
На ребенка гнев Эстелы не распространялся – что взять с мальчишки, если прислужники дьявола могут запутать и более старших... Уже более спокойно девушка обратилась к посланцу.
- Можешь передать этому франку, что я приду – но не раньше, чем закончу дела здесь. А его соотечественники хорошо позаботились о том, чтобы этих дел мне хватило надолго. Иди.
Больше не глядя на мальчишку, Эстела несколько раз глубоко вздохнула, успокаиваясь, и наконец занялась раной кузена. Ее вспышка не заставила Раймона очнуться, молодой рыцарь по-прежнему лежал без сознания. Девушка старательно промывала рану, накладывала повязки – это занятие не позволяло думать о постороннем.
Закончив и  про себя умоляя бога не спешить призывать эту душу домой, Эстела перешла к другому раненому - к счастью, последствия его общения с франками оказались не столь серьезными. Северяне действительно хорошо позаботились о том, чтобы женщины замка Мирпуа не заскучали без дела, и странная просьба оказалась временно задвинута на задворки разума, вытесненная врачебными заботами и тревогами...

Звук быстрых мужских шагов заставил де Прэ насторожиться.
Подумать только, он так недолго в цепях, а уже начинает различать шаги.
"Кто?" и "Зачем?".
Оба вопроса были одинаково опасны.
"А, может, уже все? - скользнуло неприятным холодком по спине давно ожидаемое. - И он уже ничего не успеет, ни дождаться неведомой ему госпожи, ни поговорить с ней, ни попросить..."

На этот раз Готье не угадал, явилась не его смерть, а всего лишь Раймон де Ниорт. Явился незваным, и сразу же помянул бога. Словно лишний раз напоминая, что бога нет и быть не может под сводами темниц.
- Раймон, вы меня напугали, - облегченно вздохнул пленник, но настороженность не спешила исчезать из его взгляда. Слишком свежи были воспоминания от визита Бедельяка. Выяснять на собственной шкуре всю глубину разочарования Ниорта от их встречи и презрения, что старый друг к нему сейчас испытывает, де Прэ не хотелось. Но ведь его желания больше никого не интересуют, не так ли?
- Но спасибо, что заглянули. Знаете что... Вот там на полу лежит кусок лепешки. Но я никак не могу до него дотянуться. Цепь слишком короткая. Не могли бы вы оказать мне услугу. По старой дружбе.
Про дружбу, пожалуй, вспоминать не стоило. Прозвучало первосортной издевкой.
- Простите, - пробормотал Готье глухо, мысленно коря себя за несдержанность. - Не думайте, что я пытаюсь как-то задеть вас.

- Может, вспомнят еще, - предположил де Прэ больше для успокоения совести Раймона, чем всерьез. Если рыцарь-рыбак и вспомнит о нем, то вряд ли для того, чтобы накормить и напоить.
У Ниорта сделалось странное выражение лица, и, зная характер товарища еще со времен, когда они сражались на одной стороне, Готье забеспокоился, как бы тот ни принял происходящее слишком близко к сердцу. Чего доброго натворит дел, о которых после будет сожалеть.
Очень хотелось съесть лепешку прямо сейчас, а обо всем остальном поговорить и подумать после, но придется наоборот.
- Я должен сказать вам, что Мирпуа зол на меня совершенно заслуженно, - после некоторого колебания, поведал узник. Это было не совсем то, о чем спрашивал Ниорт, но, определенно, то, о чем ему следовало знать. - Это я предупредил своих о ваших планах. Но тут мы квиты. Мне хочется в это верить. Как вы догадались о засаде, Раймон? Караулы, да?
Он беззлобно усмехнулся, признавая свое поражение.
- Мне не стоило убирать их. Вы бы вырезали посты, а потом угодили бы прямиком под арбалеты. Но я пожалел графских людей, и вот закономерный итог.
Готье беспечно позвенел цепью.
- На войне нет места жалости, Раймон. Я хочу, чтобы вы это помнили, прежде... В общем, чтоб помнили.

Отредактировано Готье де Прэ (2016-01-14 18:58:49)

- Не стоило вам вмешиваться в это, - вздохнул де Прэ, сожалея и о терзаниях самого Раймона, и о жизнях, что потеряны были из-за сообразительности его старого друга. В Палестине, конечно, с обетами проще, христианин отличается от сарацина так же верно, как церковь от мечети. Да и чужие они, хоть и тоже божьи создания. Чужие по духу, по обычаям, по норову. Тут, в Окситании, все получается иначе.

- Иногда мы думаем одно, а было-то все совсем иначе. Даже вот и сейчас... С этой лепешкой. Мальчишка бросил ее в окно. Он не пытался дурно шутить, наоборот. Просто не рассчитал.
Еще не хватало, чтобы будущему епископу надрали уши за великодушие.
- И, конечно, ваш рыцарь-рыбак не приказывал бить меня. Это Бедельяк постарался. Но не спешите упрекать его в нарушении законов чести. Мессир сам не понимает, что творит, у него несчастье. Вы... Вы были в плену? - внезапно сообразил Готье, соотнеся кривую усмешку Ниорта и его заметную злость на тюремщиков с упоминанием о знакомом и неприятном опыте. - Боже мой! Давно? Долго? Как вам удалось выбраться?