После долгого плавания казалось, что бревенчатый настил пристани слегка покачивается под ногами. Тут, на севере, все было не таким, как в Палестине, запахи, звуки, даже цвет неба.
Гийом де Прео медленно, смакуя, вдохнул полной грудью ароматную смесь морской соли, ветра и нормандской весны.
Вот он и дома. Ну, или почти дома.
- Я думал, что больше никогда сюда не вернусь.
- Я тоже, - буркнул старший брат, но каждый говорил о своем, Гийом о плене, в котором он в какой-то момент утратил надежду на спасение, а Пьер – о морской болезни, в Ла-Манше по-весеннему штормило, а де Прео-старший плохо переносил качку.
Пока на пристань выводили лошадей и перетаскивали многочисленные баулы крестоносцев, на прибывших глазели так, будто надеялись высмотреть среди этих экзотических тюков Гроб Господень, тайно вывезенный из Иерусалима.
Пьер скептически пожимал плечами: казалось бы, за четыре минувших месяца жители Дьеппа должны были уже вдоволь насмотреться на рыцарей, возвращающихся из святой земли. А солдаты грозно покрикивали на зевак: будь они хоть трижды соотечественники, человеческая природа такова, что каждый не прочь стянуть то, что плохо лежит. Особенно в смутные времена.

То, что времена наступили смутные, братья узнали еще в Неаполе, слухи были странными, нелепыми и страшными, и никто не мог поручиться за их достоверность. Английский король Ричард исчез, да нет же, он погиб, утонул по пути домой, да нет же, он захвачен в плен своими недругами!
- Этого не может быть, - пылко говорил Гийом брату. «Ричард и плен», а тем более «Ричард и смерть» (все мы под Богом ходим, и все же) были для де Прео невозможным сочетанием. – Готов на распятии присягнуть, что все эти сплетни родом из Парижа.
- Не спешите хвататься за распятие, брат, - не соглашался Пьер. – Король покинул нас спешно и с малым числом спутников, на то были причины, и, как знать, какова окажется правда, затерявшаяся за досужей болтовней.
- Ты должен был ехать с ним, Пьер!
- Я должен был дождаться твоего возвращения, - брат не стыдился того, что поставил кровные узы выше долга.
И не только дождаться, а выходить от горячки, с которой Гийом, вероятно, от радости, свалился в лагере крестоносцев прямиком после освобождения из плена. Если бы ни эта проклятая болезнь, они оказались бы в Лондоне уже в конце зимы и не мучались бы неизвестностью «что с королем?». А еще возвращения Пьера дожидалась в Девоне молодая жена и сын, которого рыцарь никогда не видел. Все это Гийом никак не мог выбросить из головы, и мысли эти порядком его тяготили.

- Может, цевьем тебе  по зубам? – тем временем предложил Пьер капитану, обдумав цену, которую тот заломил рыцарям за перевозку их самих и их людей через Ла Манш на английский берег. – Я не Папа Римский, чтобы платить такие деньги за место на твоей убогой chasse-marеe!
Хозяин суденышка в ответ почтительно кланялся, но стоял на своем. Благородные господа могут сколько угодно грозить и браниться, но и они, хоть и крестоносцы, все же не настолько святы, чтобы пройтись по воде, аки посуху, из Дьеппа в Дувр.
- Ваши милости, многие сейчас спешат перебраться а Англию, война же.
- Какая война? – вскинулся Гийом. – С кем?
Беда, как водится, не приходится одна, и вряд ли речь сейчас идет о какой-нибудь междоусобице, что затеяли местные бароны.
- А, так вы еще не знаете! Ваши милости, в окрестностях уже неделю хозяйничают французы, жгут, режут, грабят, кого ни попадя, - поделился последними новостями капитан. – Не ровен час, и нам пустят красного петуха. Дело нехитрое, воевать-то некому, все…
Тут он сообразил, что пенять крестоносцам за то, что они бьются в дальних краях, а дома тем временем хозяйничают наемники – верный способ получить таки по зубам тяжелой рыцарской дланью. И закончил обтекаемо.
- В общем, некому.

- Для меня? – искреннее изумился Гийом. – Ты, мил человек, часом не попутал чего?
Солдаты, сопровождавшие двух крестоносцев, угрожающе двинулись к наглому мужлану, но рыцарь остановил их рвение коротким движением руки. Все же он не Конрад Монферратский, чтобы опасаться, что его среди бела дня прирежет бродяга. Да и бродяга ли этот посланец?
Из-под темного шерстяного плаща, заколотого на правом плече потертой бляхой с изображением какой-то диковиной птицы, тускло поблескивала кольчуга, уже это одно много стоило.  Гийом вопросительно глянул на брата, но тот отрицательно покачал головой. У семейства де Прео были владения в Нормандии, но никто из сыновей сэра Осберта не жил там. Жан, самый старший из братьев, полагался на управляющих, но вряд ли каким-то чудесным образом в Прео получили известия о возвращении Пьера и Гийома из крестового похода.

Вместо ответа на вопрос незнакомец протягивал ему пергамент, перевязанный витым шнуром с сургучной печатью на конце. «Не запечатано, - отметил про себя Гийом. – Значит, если прочту, на чужие тайны не посягну».
Моряк наблюдал за тем, как рыцарь разворачивает и читает послание, словно за неким великим таинством. Простонародье в общем массе грамоту не знало, да и феодалы не слишком себя ею утруждали, предпочитали держать при себе писца, по совместительству чтеца. Братья де Прео были не просто рыцарями, а еще и придворными, читать, - на удивление, -  умели оба, так что Пьер, не удержавшись, подошел и пристроился у младшего за плечом, разбирая написанное.
- Король Ричард, - пробормотал Гийом, помрачнев, - имеет обыкновение вешать гонцов, приносящих дурные вести. Я, конечно, этого делать не стану, но…
- Так вашим милостям нужны места в лодке, аль нет? – напомнил о себе капитан, чуя, что жирный куш готов вот-вот выскользнуть из рук.
- Нет, - отмахнулся де Прео-младший.
- Да, - не разделил этой уверенности его брат. – Матерь Божья, Гийом, ты ведь не собираешься сломя голову ринуться в бой? Мы ничего, в сущности, не знаем о происходящем, и, если эта писанина хотя бы на половину правдива, под стенами Руана нас ожидает французская армия. Армия, брат. А теперь оглянись по сторонам.
Отряд, сопровождающий крестоносцев, мог дать отпор любым попыткам дорожного разбоя и постоять за себя в переделке, но сравнить его с армией, о которой говорил Пьер, не пришло бы в голову никому.
- Будут и другие. Должны быть другие! – возразил Гийом. – Но если все поступят рассудительно, как предлагаешь ты, не будет никого. Ты ведь не единственный гонец? – требовательно спросил он того, кто привез пергамент. – По морде по дороге дали? Или раньше?

- Я же говорил!
Каждый слышит то, что хочет услышать, а де Прео-младший не желал слушать рассуждения брата об осторожности. Пьеру легко, он сражался рядом с королем от начала крестового похода и до его завершения, а Гийом в это время сидел на цепи, будто пес шелудивый. Хорош подвиг, есть, что рассказать людям, которые, не дай Бог, спросят, как он геройствовал в Палестине.
- Робер де Бомон будет оборонять Руан? – переспросил Пьер. Уловка Гоше сработала, графа Лестера оба рыцаря хорошо знали: в святой земле сэр Робер сражался, как герой, доблестью не уступая королю, и лучшего защитника Нормандии было пожалуй что и не отыскать. – Это меняет дело, но…
Он что-то мысленно подсчитывал в уме.
- Постой-ка, ты говоришь, Жизор захвачен на прошлой неделе? - обратился к гонцу. - В Англии, наверное, еще не знают об этом.
- В таком случае поезжайте в Лондон, брат, - Гийом был не прочь превратить едва не грянувшую размолвку между братьями в сознательную необходимость разделиться. - Отправляйтесь к лорду-канцлеру де Лоншану* и собирайте армию. А я поспешу в Руан под знамена графа.
- Так и поступим.
Не станем спешно обвинять Пьера де Прео в трусости и малодушии, через несколько лет, уже во времена Йоана Безземельного, судьба вернет его в Руан в дни очередной осады города французами, но пока он стремился домой в Девон больше, чем на подвиги.
- Я оставлю тебе всех наших людей, теперь каждое копье на счету.
- Нет, всех не нужно, - запротестовал Гийом. Еще не известно было, где сейчас опаснее, в Нормандии, где враг проявил себя явно и, не таясь, рвется в бой, или за проливом. В отсутствие короля Ричарда добром ли встречают в Англии все еще верных ему рыцарей? – Разделим общество наших спутников по-братски, а добыча из Святой Земли мне и вовсе сейчас ни к чему. Да она и не моя, если разобраться.
В последние месяцы похода крестоносцам везло с добычей, - они не получили Иерусалим, зато захватили в его окрестностях несколько богатых караванов, - но Гийом де Прео по понятным причинам в грабежах не участвовал. Брат готов был щедро разделить с ним все, чем владел, но… в другой раз.
- Пообещайте хотя бы, что не позволите себя убить, - не сдержался Пьер. Видно было, что он не слишком рад своему решению. – Я сына назвал в твою честь, - добавил он тише. – Даже не вздумай сгинуть в этой слякоти, не повидав племянника.
Мужчины обнялись, прощаясь.
Не припомнив, когда он последний раз слышал бой колоколов, Гийом задрал голову, глядя на солнце. Оно заметно клонилось к горизонту.
- Отправимся в путь после вечерней мессы, - решил он. О душе должно заботиться не хуже, чем о бренном теле. Если они не оставят бога, и бог их не оставит.
- Ну а ты, - де Прео вспомнил о посланце, - поедешь с нами, или отправишься дальше на поиск защитников для Руана?

Вопросов у Гийома было много. Начиная с самого важного и главного: где король Ричард? Филипп-Август, развязав в Нормандии войну, втоптал тем самым в грязь папскую буллу о неприкосновенности имущества крестоносцев. И оттого на душе де Прео кошки скребли: на глазах всей Европы напрашиваться на отречение от церкви – это совсем не похоже на Филиппа, насколько Гийом его знал. Для подобной дерзости у французов должны найтись серьезные основания. Святые угодники, хоть кто-то в этом неблагословенном краю может точно сказать, что случилось с государем?!
Он невольно оглянулся на следующего за его людьми гонца. Присмотрелся оценивающе и мысленно признал, что это не тот человек, что поведает ему о судьбе короля. Но может быть сэр Робер это сделает?

Церковь святого Якова в Дьеппе была новехонькой, ее строили без малого тридцать лет, а колокол на колокольню подняли только к прошлой Пасхе. Стоять ей, красавице, оставалось меньше года, - сгинет в пламени пожара, рухнет колокол в черные уголья, - но знать будущее никому не дано, а в настоящем горожане искренне гордились своим детищем, а де Прео было где переговорить с Господом так, как он полагал необходимым.
В храм вошли не все, троих из своих людей Гийом озадачил делами насущными.
- Найдите постоялый двор, нам понадобятся припасы, все, что можно увезти с собой. И факелы, - распорядился он, отсыпая им горсть монет из омоньера. – Только не пугайте никого, народ и без того напуган, расплачивайтесь за все честно и щедро, - напутствовал, памятуя, как трудно порой избавиться от привычек, рожденных на войне, где вместо монеты за провиант рассчитываются, бывало, тычком в зубы. А то и мечом, если что-то не получают добром. Просто иметь дело с чужаками в чужом краю, там милосердие – редкость, но сейчас они дома, не стоит становиться врагами своим.
И только отдав распоряжения на счет того, что должно быть исполнено немедленно, вступил в полумрак каменного нефа, где в умиротворяющие ароматы свечного воска и ладана с появлением солдат вплелись тревожные нотки железа, пропахших потом подкольчужников и сырой кожи.
Священник боязливо оглянулся, - в покаянной молитве после «beátum Michaélem Archángelum» повисла короткая пауза, - но увидев, что пришельцы ведут себя смирно и осеняют себя крестным знамением, как добрые христиане, успокоился, и литургия пошла своим чередом, до самой «Pater noster» и «Agnus Dei».
Сухо потрескивали свечи, и служба эта казалась де Прео какой-то по-особому домашней, не похожей на те, что проходили в помпезных южных храмах, вроде огромного собора в Мессине, или прямо под открытым небом в лагере крестоносцев.
- Даруй нам, Господи, свое прощение и свою защиту, – шептал Гийом. - Ибо снова нам предстоит сражаться и проливать кровь. Прими нас в царствие небесное в тот час, когда завершится наш пусть земной. Каждому воздай по заслугам, а еще позволь мне сдержать обещание, данное брату. И то, что я дал Ричарду Ли, потому что его,  mea culpa, господи, я исполняю из рук вон дурно…
Сэр Ричард Ли из Верисдейла был его товарищем по несчастью, таким же узником, угодившим в плен к сарацинам. Выкуп за де Прео заплатил король, обменял своего знаменосца на десять пленных эмиров Саладина. Выкупать из плена Ричарда Ли предстояло его семье, и Гийом поклялся, что уведомит их об этом. Увидев пергамент из Руана, он совершенно позабыл о Ли, а когда вспомнил, английское судно, на которое пересел брат, уже отчалило. Когда приходится выбирать между участью целого города и одного человека, выбор очевиден, но от этого не легче.

Наконец, месса закончилась. Весна уже вступила в свои права, день делался длиннее, так что де Прео и его люди покинули церковь не в полной темноте, но в медленно сгущающихся сумерках. Их уже ждали оседланные лошади, среди которых оказалась и лошадь Жана.
-  Насилу уговорил доброго йомена с постоялого двора отдать ее мне, - хохотнул долговязый и по-валлийски конопатый солдат, обращаясь к Гоше. – Но, видишь, уговорил.
- Поедешь рядом со мной, - окликнул того же Гоше де Прео. И распоряжение это можно было трактовать двояко, и как рыцарскую милость, и как предупреждение о том, что, вздумай он привести отряд в засаду, сам же первый в ней и сдохнет.

«Дерзок. Но не глуп.»
И правда, что проку в том, чтобы измотать людей, загнать коней, и, столкнувшись, наконец, с врагом, не иметь сил достойно сражаться. Надо передохнуть и поспать.
- Что ж, веди, коли знаешь, куда, - кивнул Гийом. И громче распорядился для остальных: - Сворачиваем.

Через четверть часа свет факела выхватил из темноты очертания небольшой, но основательной часовни, - видимо, именно тут ударили в колокол, - а за ней овраг, мост через какой-то ручей и первые дома небольшой (а может, и большой) деревни. Недовольно забрехали собаки, но в остальном все словно вымерло, ни звука, ни огня: единственный свет люди де Прео привезли с собой.
- Не слишком гостеприимные края, - подытожил Гийом, придерживая коня на «площади», если так можно было назвать пустое пространство подле большого каменного колодца. – Но и с колоколом тоже не дух святой баловался.
Крестьяне, понятное дело, попрятались, но играть в прятки рыцарь не собирался.
- Хорошо же вы встречаете защитников Гроба Господня! - набрав в грудь побольше воздуха, рявкнул он в ночную тишину. – Не узнаю милую Нормандию, неужели в наше отсутствие ее трусливые французы заселили?!
Пришлось еще какое-то время подождать, - солдаты негромко перебрасывались шуточками, но де Прео чувствовал, что люди устали и надеются на ночлег, - потом из темноты показалась группа мужчин с вилами.
- Уж не обессудьте, люди добрые, - заговорил старший из них. – Мы вас аккурат за французов и приняли. Рыщут тут, как волки голодные, уже который день. Береженого, ваша милость, Бог бережет.
- И который же день? – недоверчиво переспросил Гийом. Гонец говорит ему одно, эти бедолаги – другое, но у страха глаза велики, кто знает, кого еще жители деревни могли принять за французов. – Они были тут, вы их видели?
- Дева Мария-заступница спасла и сохранила, - широко перекрестился мужик с вилами. – Но в десяти лье к северу деревню разграбили и спалили дотла. Мельник сказывал, что беженцы в Брадионкурский замок подались защиты искать. Да только там кроме стен надеяться не на что.
- В десяти лье к северу? – Гийом задумчиво прищурился. – Может, это и не французы вовсе?
На этот вопрос у крестьян ответа не было.
- Мое имя Гийом де Прео, я и мои люди едем в Руан сражаться с французами. Но сегодня ночью мы тут, и вам нечего опасаться. А если удастся пощипать перышки французским индюкам, можно будет не опасаться их вовсе. Ну а пока… приютите нас?
- Как ни приюить, ваша милость, - с радостной готовностью согласились крестьяне, и мир вокруг площади ожил, наполнился звуками, светом масляных ламп и лучин и аппетитными запахами незамысловатой, но сытной нормандской кухни. Место нашлось и людям, и лошадям.

- Много времени на болтовню у меня нет, - окликнул де Прео посланца из Руана, уже укладываясь. Без кольчуги тело казалось чудесно-легким, а солома – мягче перины. И солдаты, и их рыцарь устроились на сеновале вповалку, бок обок в походе теплее. – Но сказку на  ночь я готов послушать. Так кто ж ты такой будешь, и что случилось в Жизоре?

На сеновале воцарилась тишина, а у тишины бывает разный привкус. Эта показалась Гийому нехорошей, тревожной, полной опасных сомнений. И не в самом Жане тут было дело.
- Государь наш жив, - уверенно объявил рыцарь, будто обрубил все сплетни разом. И для Гоше, и для себя, и для людей своих. – Сэр Жильбер глупец, если поверил иному.
На самом деле он мог предположить, во что мог поверить комендант Васкюэль, и не в судьбе английского короля тут дело. Например, в то, что французы разорят все его владения (а они как раз располагаются недалеко от Жизора), если осажденные не откроют ворота добровольно. Присяга порой (слишком часто в наши дни) просто красивые слова, клятвы звучат, скрепленные именем божьим, и тают, как утренний туман над полями. А вот сами поля остаются, и ценятся поболее любых пылких слов. Таков человек. Он недалек, труслив и жаден.
- Жаль твоего рыцаря, он был достойным человеком, да упокоится его душа с миром, - заключил Гийом, перекрестившись.
Было в рассказе Гоше что-то еще важное, но де Прео слишком хотел спать, чтобы в состоянии быть сосредоточиваться на мелочах.
- Если желаешь, можешь оставаться при мне, - предложил он с сонным великодушием. – Раз состоял при рыцаре, значит, воинскую службу знаешь. Мой оруженосец погиб в Святой Земле два года назад.
И было это как раз в тот день, когда сам де Прео угодил в плен к сарацинам. Ну а после он уже и не воевал, люди его все это время провели под началом старшего брата. Это не означало, что в бою рыцарю некому будет подать копье, - тут желающих хватало,  – да и привечать пришлого, едва знакомого молодца вперед проверенных службой солдат было не слишком умнО, но пообещать можно, за обещания денег не берут.
- Хорошо покажешь себя в бою, может быть, получишь его место. А теперь спать ступай, - непререкаемым тоном распорядился Гийом, широко зевая. – Сейчас не твой черед в карауле стоять.
И уронил тяжелую от усталости голову в ароматное сено.

После освобождения де Прео часто снились сны про Палестину, про плен, удушливые и вязкие, будто душа его все еще не до конца уверовала в то, что он обрел долгожданную свободу. Часто, но не на этот раз. Вымотавшийся за день рыцарь провалился в темень беспамятства, откуда его выдернул все тот же дребезжащий звук колокола и чья-то настойчивая рука на плече.
- Мессир де Прео, ваша милость, просыпайтесь!
- Да чтоб им в Преисподней в этот колокол колотить, - простонал Гийом. - Что за напасть, что случилось?
Выскочил во двор, еще не надевая кольчуги, но уже привычно опоясываясь мечом поверх нательной рубахи. То еще зрелище, пожалуй, но привычка есть привычка. За ним с сеновала выбирались и остальные.
На дворе светало. Розовые полосы на горизонте, - ланиты нежной девы-зари, - заметно портило темное пятно далекого дыма.
- Вроде пожар…
- Вы издеваетесь что ли?
Орать «да гори оно все огнем» хотелось, но война подобных глупостей не прощает.
- Что там у вас, в той стороне? – спросил рыцарь одного из примчавшихся в исподнем пейзан.
- Брадионкурский замок, ваша милость.

Вот теперь Гийом вспомнил то, что никак не мог ухватить, засыпая. Гоше родом из этих самых мест. Как бы он сам отреагировал на то, что враги жгут родной дом, не хотелось даже представлять. Сколько ни повторяй себе, что Господь посылает людям испытания для укрепления веры и обретения смирения, смирения в голосе Жана не слышалось. Скорее уж отчаяние. А отчаяние – дурной советчик.
- Самоубийство есть сметный грех, Жан из Брадионкура, - веско напомнил рыцарь. -  В одиночку ты ничем им не поможешь. И даже все мы, возможно, ничего уже не сможем сделать.
Пожар уже разгорелся, даже если поддаться безрассудному, хоть и благородному порыву, и выехать немедленно, они смогут разве что полюбоваться свежим пепелищем и похоронить мертвецов.
Руан.
Вот где будет решаться судьба Нормандии. Там, а не в этих богом забытых придорожных деревнях. Простому люду не впервой терпеть тяготы войны, так уж заведено.
Де Прео обвел взглядом жмущихся друг к другу пейзан. Жалкое зрелище страха и безысходности. Если вдоль дороги повадились разбойничать французы, просто так они не угомонятся, безнаказанно сожгут и разграбят все, что смогут. В поднимающемся в рассветные небеса дыме деревенские угадывали свою судьбу. Вот только что ему до них? Он даже не их господин.
- Седлайте лошадей, - велел рыцарь своим солдатам.
К дьяволу крестьян, к дьяволу отчаяние и мольбу в их взглядах, если хорошо спрячутся, может, Бог милует. Но есть еще леди Беата, знатная дама, сын которой пал жертвой предательства, а саму ее, быть может, поджаривают заживо вместе с замком. И как быть с этим?
- И чего ты стоишь? – злясь на самого себя, грубо поинтересовался де Прео у Гоше. – Или в исподнем на войну поедем? Кольчугу мою давай сюда.
Вот так всегда, ни умыться, ни перекусить.

- Раз ты, как говоришь, местный, поведешь самым коротким путем, что знаешь. Только не забывай, что у нас не козы, а кони, - цедил Гийом, пока на плечи его стекала тяжесть плетеного железа. – Было бы очень хорошо как можно дольше оставаться незамеченными.
Как всякий рыцарь, в бою де Прео превыше всего ценил напор и натиск, вот только неизвестно еще, с чем и кем им придется столкнуться. Отряд его отважен, но невелик. Иногда стоит принять открытый бой, а иногда наоборот.

Гийом де Прео не искал смерти ни себе, ни своим спутникам. Наоборот, он очень хотел жить. Именно это почти болезненное желание вновь почувствовать себя живым, забыть, выжечь из памяти полтора года унижений и смерти заживо, толкало рыцаря на поступки героические и необдуманные, что по сути своей одно и то же.  Например, сейчас они могли столкнуться как с отрядом зарвавшихся мародеров, так и с авангардом всей французской армии. Раскачиваясь в седле, Гийом убеждал себя в первом, потому что орлы мух не ловят, и рыцари короля Филиппа-Августа не станут тратить время на придорожные деревни. Жан вел их к цели напрямую, в сторону от петляющего проселка, - две грязные колеи, прокатанные крестьянскими повозками, вот и вся дорога, - через поля и едва тронутые робкой первой зеленью распускающихся почек заросли, и оставалось только молиться, чтобы кони не переломали ноги во время этой скачки. В утреннем воздухе все слабее пахло весной, и все сильнее – дымом.

Краем глаза уловив движение в ближайших кустах, - происходи все месяц спустя, в мае, он ничего не заметил бы за листвой, - рыцарь внезапно придержал коня, сворачивая прямиком в орешник.
- А ну-ка стой, стой, тебе говорю!
Не покидая седла, нагнулся, и, ухватив за рубаху, выдернул из кустов прятавшегося там мальца лет шести. Мальчишка трепыхался, как выброшенная на берег рыбина, грубый холст трещал, но не рвался, Гийом разглядывал эти потуги обрести свободу укоризненно.
- Прекращай это и отвечай на вопросы. Ты откуда тут?
Звук понятной речи немного успокоил маленького беглеца.
- Оттуда, – он шмыгнул носом и махнул ручонкой за холм.
Весь отряд остановился, так что скакавшему впереди Жану пришлось разворачиваться и возвращаться к остальным. Взгляд мальчика затравленно метался по лицам солдат, но когда он увидел Гоше, в глазах его мелькнуло облегчение узнавания.
- М-мастер Жан?
- Гляди ж ты, он тебя знает, - удивленно присвистнул Вард. – Может, он вообще твой, а, Гоше?
- Да, это мастер Жан, - коротким кивком подтвердил де Прео, ослабляя, наконец, хватку на рубашке напуганного ребенка и осторожно опуская того на землю. - Мы все – его товарищи. Так что не враги тебе, понимаешь? Расскажи нам, что случилось в деревне.
- Там тоже солда-а-аты, - заныл маленький пейзанин. – Еще темно совсем было, мамка меня взашей вытолкала, беги, говорит, прячься. Вот я и убежал. А они лопочут чуднО, непонятно, и давай крыши в домах поджигать…
- Можешь сказать, сколько их там? – без особой надежды на то, что ребенок обучен счету, спросил Гийом. Мальчик с готовностью растопырил перед его лицом пальцы на обеих руках.
- Столько!
Чуть подумав, растопырил еще раз:
- И вот столько!
Как хочешь, так и понимай. То ли два десятка, то ли просто «много».

Гийом, напротив, сразу понял, о ком речь. Но счастливым его это знание не сделало.
- Болдвин, граф Фландрии. Его люди.
Что ж, это объясняло слухи о «французах», которыми его потчевали, и то, что Жан, на своем пути из Руана, никаких французов не встретил. Армия Филиппа-Августа там, где ей положено быть, где-то в Вексене или на подступах к столице. Тут, в окрестностях Дьеппа, орудуют другие.
Перед глазами де Прео нарисовалась кровавая миниатюра, на которой раненного нормандского льва со всех сторон терзают осмелевшие стервятники: вот уж от графа Болдвина он этого не ожидал, тот никогда не ладил с французским королем. Выходит, жадность дороже чести и давней вражды? Ладно, смельчаки, лев еще не издох, и может за себя постоять.
Внезапно грядущая схватка переставала быть просто проявлением милосердия по отношению к родной деревне Гоше и некой леди Беате, которую Гийом никогда в жизни не встречал. Теперь рыцаря подстегивала еще и злость на тех, кто посягает на земли его государя в то время, как в отношении судьбы Ричарда де Прео все еще оставался в неведении. Иногда нет ничего, страшнее неведения.

Так и не достигнув вершины заветного холма, де Прео снова остановил своих людей.
- Дальше пешком, только я, Жан и Вард. Сначала посмотрим, что там к чему.
Лучший арбалетчик его маленькой армии послушно кивнул, спешился и закинул свое богопротивное, но смертоносное оружие на плечо.
Деревня догорала, уцелела только часовня в центре, туда солдаты в черно-желтом согнали всех жителей. Из замка, - да и замок ли это, так, укрепленное поместье с одной единственной невысокой башней, - наверняка было хорошо видно, что происходит. С холма тоже. Массивные деревянные ворота Брадионкура были закрыты, под ними гарцевал одинокий всадник, что-то кричал, указывая на деревню.
- Предлагает сдаться, - прислушавшись к «карканью», разобрал де Прео. – Иначе угрожает перебить всех деревенских, сжечь заживо в часовне.
Наверное, Леди Беате несладко сейчас приходится. Не дай Бог никому так выбирать, особенно понимая, что открытые ворота ничего никому не гарантируют, каркающим обещаниям цена невелика.
И спросил у Варда о том, что не так давно сам Вард выпытывал у Гоше.
- Отсюда добьешь ли до деревни?
- Да ваша милость, - с обманчивой невозмутимостью заверил тот. Глаза солдата недобро поблескивали, ему не терпелось «добить», так чтоб в горло на всю длину древка, чтоб ублюдки, надумавшие жечь живьем добрых христиан, кровью захлебнулись.
- Тогда всех стрелков сюда, наверх. А я выведу остальных в спину фламандцам, когда они попытаются добраться до вас.
Просто стоять и ждать, пока их всех перестреляют издалека, солдаты не станут, наверняка попытаются в свою очередь подняться на холм и выпотрошить Варда и остальных. Пускай хоть немного отвлекутся, в том числе и от замысла поджечь часовню вместе с крестьянами.
- Ну а ты, Жан из Брадионкура, кто мне будешь: стрелок или рубака?
Человека, которому он почти что предложил службу оруженосца, Гийом, в сущности, совершенно не знал. Самое время познакомиться поближе.