Чем ниже широта, тем стремительнее день сменяется ночью.
Приятный вечер – это не про Эспаньолу, нет в здешних краях вечера, четверть часа – и темнота. И только с ее наступлением пленных погнали обратно в лагерь. К этому моменту люди уже с трудом переставляли ноги от усталости, при этом сквозь зубы бранили не испанцев, хотя, казалось бы, именно они под угрозой плетей заставляли их надрываться дотемна. А Болтуна, который разозлил сержанта, сам расплатился за это смазливой физиономией, а остальных подвел под монастырь. Фигурально выражаясь, потому что монастырь, и правда, принимал участие во всей этой истории.
Вслушиваясь в злую безнадежную ругань, Жан начал постигать «второе дно» рассказа д'Анженна о неудавшемся побеге. Люди, оказавшиеся в бедственном и унизительном положении, часто, - и на этот раз тоже, - предпочитали обвинять в происходящем не тех, кто безусловно виновен, но тех, на ком хватит сил отыграться. Тут его случайные товарищи мало чем отличались от вспыльчивого испанца. А значит, нужно быть осторожным. Очень осторожным.
Неудивительно, что в эту ночь лейтенант не стал делиться перспективами возможного бегства из Санто-Доминго даже с теми, кого прочил себе в спутники.
Люди просто хлебали свою баланду, без аппетита, потому что даже на него уже не оставалось резвости. А потом попадали спать там, где сидели.
«Если так и дальше будет продолжаться, - думал француз, засыпая, - то отсюда не сбежать не потому, что не представится возможность, а потому лишь, что не достанет сил даже рукой шевельнуть…»

День в тропиках наступает так же стремительно, как их накрывает ночь. Никакого нежного утра и прощальных поцелуев Морфея.
Шевалье де Луме, сонно стряхнувший с плеча яркую, пригревшуюся подле него ночью ящерицу, чувствовал себя совершенно разбитым. А ведь он имел наглость полагать себя физически крепким человеком.
Над выгребной ямой с жужжанием роились мухи, арестанты организованно справили нужду и выстроились к солдатам за аристократическим, то есть несоизмеримо труду скудным завтраком.
- Сержант велел тебе двойную, - огорошил Жана щедростью солдатик, раздававший каторжникам смердящую рыбой чечевицу.
- Что, в колодце нашли чей-то труп? – безрадостно огрызнулся лейтенант, вспомнив  вчерашнюю шутку Гонсалеса. Он не желал себе никаких сомнительных привилегий, потому что понял уже, что любые привилегии означают неприязнь остальных.
- Бери, - забубнил стоящий сзади Пино. – Поделим.
Ну, конечно, поделят они, причем сразу одну порцию на всех. Каждому достанется ложку облизать. Что, и ложки нет? Вот незадача!
Жан молча принял потяжелевшую миску, там же молча поменялся ей с Пино,  – что ж, дели, если знаешь как, - и, отыскав среди солнцепека некое жалкое подобие тени, уселся на землю вкушать «хлеб насущный».

Отредактировано Жан де Курбон (2021-03-29 08:22:01)

Припухший багровый рубец через пол-лица не делал Болтуна красавцем, но зато монахи его побрили. Причем обе щеки, ограничиться одной, той, на которой рана, у братьев не достало циничности. Так что теперь Шарль, выбритый и в новой рубахе, выглядел самым приличным из них, оборванцев.
«Не покормили», - по разговору у котла понял Жан, что ж, молитвы – не физический труд, для него есть пленные. Он глянул на торопливо уплетающего двойную порцию чечевицы Пино и протянул подсевшему к нему д'Анженну свою миску.  Это было не так великодушно, как могло показаться со стороны.
Шевалье де Луме еще не успел до конца привыкнуть. К этой земле, к этой воде, к этой еде, так что от завтрака (как и от вчерашнего ужина) ему было скорее плохо, чем хорошо.

- Бери. Я еще не успел наблевать в нее. Хотя порывы были.

Сидящие ближе, те, кто услышал, заржали.

- О, Болтун теперь столуется из посуды Принца, как при дворе.

- Бери выше, святейшества.

- Святого Йосифа, сказали же тебе!

Шутку Шарля с готовностью подхватили, клички тут приставали легко, когда людям нечем занять свой ум, они готовы часами обсуждать, что угодно.
Товарищи беззлобно зубоскалили, хотя самому лейтенанту было не до смеха. Сегодня ему, и правда, было намного хуже, чем вчера, потому что вчера он был готов повиснуть в петле и ни о чем не беспокоиться, а сегодня приходилось жить и беспокоиться обо всем.

- Благословите его на грехи, Сеньор Святой, - продолжали потешаться вокруг. – Только так, чтобы нам плетьми потом не перепало. Эх, Болтун, с такой рожей тебе хорошо будет брехать, как ты Картахену брал.

При упоминании Картахены лица испанских солдат недобро вытянулись, и шутник, уже сам сообразив, что ляпнул лишнего, испуганно втянул голову в плечи.

- Не с вашим счастьем Картахену брать, - внезапно вступился за задетую честь своих тюремщиков де Луме. – В Сан-Фелипе-де-Барахас шесть дальнобойных  батарей.

- Ты что же, был там? – тут же спросил Мушкетер, явно напрашиваясь на историю.

- Может и был, тебе-то что забота?

Англичанин остался ни с чем, но среди пленных пополз шепоток-напоминание, что Святейшество у них не абы как, а из вчерашних висельников, что помиловал самолично губернатор. А вешали в Санто-Доминго все же не всех подряд, а за провинности. Иными словами, репутации Жана, как пирата, разговор о Картахене пошел на пользу. Вот только хорошо ли это было?

- На новые грехи благословляю, - повернулся он к д'Анженну, глядя на того одновременно насмешливо и сочувственно. – Только вторую щеку не спеши подставлять.

Отредактировано Жан де Курбон (2021-03-29 23:02:48)

- Ну, вот, опять все привилегии знати, - заныл Пино вслед уходящим.
Сержант Гонсалес, отправляя пленных на работы в городе, не обижал в первую очередь себя, но кое-что перепадало и «везунчикам». По крайней мере кормежка там бывала лучше, чем в лагере. Когда месяцами живешь впроголодь, даже кусок черствого хлеба – уже счастье.
- В приличном доме желают видеть приличных людей, - пафосно пояснил испанец.
- Знаем мы, - продолжали бубнить себе под нос разочарованные каторжники. – Чего там в приличном доме желают… Кухарка прошлый раз чуть из корсета не выпрыгнула, рассматривая Болтуна… Так теперь ей отправили сразу двух французов, вместо одного… Ну так один-то меченый, вдруг разонравится…
- А ну заткнулись! – привычно потребовал солдат, замахиваясь кнутом. Он не все из сказанного разбирал, но трепаться – не камни ворочать, а участь сброда была как раз в последнем.
«Приличные люди, эко завернул», - удивлялся сам себе Гонсалес, устраиваясь под грушей. Нет, с Болтуном ему давно было все ясно, трепло есть трепло, но второй… Второй умел смотреть так, что сержанту так и свербило порой вскочить и вытянуться в струнку: «Да, сеньор, будет исполнено, сеньор». Благородные господа, что не брезгуют разбоем – сволочи особой породы, вот ведь свезло, так свезло, как говорится. Нет уж, в его случае спокойнее будет уверовать в плотника.

- С чего  он взял, что я умею чинить крыши? – наконец, не выдержал Жан. – Все смешалось в голове у этого служивого, даже груша не помогает уже!
Конвоир, кажется, немного разбирал по-французски, поэтому беззлобно хмыкнул, не предполагая, что «Святой Йосиф» его, мысленно, уже почти что приговорил к смерти.
«Всего двое, - вертелось в голове у лейтенанта. – Солдат всего двое, нас четверо. Чего ждать, вот она, возможность…»
Если бы все четверо пленных были французами, пожалуй, де Луме не колебался бы, но англичане… Англичанам он не доверял, и было, за что.
- Что это за сеньора? - Спросил он снова – Далеко ли до ее дома?
- Спроси лучше, что за крыша, - снова хмыкнул солдат. - Сеньора ему интересна, ишь ты.
- Да, мы, французы, таковы, - напомнил о репутации, закрепившейся за его нацией, Жан. – Даже когда мне петлю надевали, я успел рассмотреть прехорошенькую девицу на балконе вашей… как ее… Аудиенсии. Узнать бы еще, кто она…

Отредактировано Жан де Курбон (2021-03-30 22:59:29)

- Да я как бы тоже про девицу не всерьез, - невесело улыбнулся Луме. Будь ты хоть трижды француз, не в том они положении, чтобы искать себе еще и амурных приключений. Быть бы живу.

И все же имена незнакомых и недосягаемых, как звезды на ночном тропическом небе, испанок упали в измученный жарой и безысходностью разум Жана подобно каплям дождя, мгновенно впитывающимся в потрескавшуюся от долгой засухи землю. Хуана, это, стало быть, по-французски Жанна, Марианна – Мария? Прямо как Пресвятая дева, которой пытался отправить непристойное послание Шарль.
Порез на лице Болтуна уже затянулся свежей тонкой кожей, напоминая о том, что время быстротечно, лечит все и всех. А он все еще в плену. Уже целых две недели, если добавить к этому заключению английский трюм. Мысль о том, что речь может идти не о неделях даже, а о месяцах, сводила лейтенанта с ума. Он, не удержавшись, скорчил глазеющим на них мулаткам, театрально-злобную гримасу. Это было несложно, учитывая тот факт, как быстро на каторге любая одежда превращается в грязную рванину, и насколько растрепанные волосы и в беспорядке отрастающая щетина меняют любой, даже самый благородный и привлекательный облик. Девицы дружно пискнули «ой!» и «ах!», а приосанившийся конвой ускорил шаг, вынуждая пленных ему соответствовать.

- Мы не дармоеды, - возразил Жан Санчасу. – Работаем даром, это правда, а вот с дармовой едой как-то не складывается.

- Это мы сейчас проверим, - хохотнул тот. – Как вы работаете. Пришли.

«Красивый дом».
Испанцы, надо отдать им должное, строились на совесть, о крепостях ли речь, о монастырях или жилищах. Санто-Доминго был намного основательнее всего того, что Жан де Курбон видел в поселениях своих соотечественников. И уж тем более основательнее Сен-Пьера, столицы Мартники.
«Что ж, у испанцев было на два столетия больше, чем у нас. Однажды и мы построим не хуже. Хотя вот я – явно не тот строитель, чье имя запомнят…»
Плотничать лейтенант Луме… ну, мягко говоря, не умел. На «Фортуне» для этого имелись специальные люди, и судовой офицер едва ли ни последний человек, от которого ждут виртуозного владения рубанком.
Работников встречала, разумеется, не сеньора, а суровый сухопарый старик, вероятно, управляющий. Он смерил каторжников оценивающим взглядом и кивнул, приглашая всю процессию следовать за ним через забранную решеткой арку проходного двора в недра того обособленного мирка, что представляла в те дни любая «каса» Нового Света. На ходу Жан перекрестился на купол маленькой домашней часовни, за что заслужил одобрительный взгляд старого испанца. Двор между тем заканчивался глухой стеной, высоте которой могла позавидовать любая форталеза. Под ней начинался старый сад, собственно одно из огромных манговых деревьев послужило поводом для призыва плотников. То ли от старости, то ли от ветра дерево треснуло, и тяжелая ветка обрушилась на крышу флигеля.

- Нужно поменять сломанные стропила, - объяснял управляющий, - потом перекрыть черепицу. Да вы и сами все видите.

Еще бы, Луме видел в данный момент, что он понятия не имеет, как ко всему этому подступиться.

- Инструментов у вас с собой нет, - констатировал старик. – Но мы все приготовили.

И доски, и обожженные глиняные черепичины, действительно, были аккуратно сложены у стены. Как и все остальное.

- И не вздумайте хоть что-то спереть, - привычно пригрозил Санчес.

- Нам нужно сначала осмотреть крышу вблизи, - объявил Жан, оттягивая неизбежное.

- Ну так лезьте наверх, святейшество, - соизволил позволить солдат, кивая на длинную деревянную лестницу.

- Я возьму веревку. И Шарля. Поднимать на веревке наверх все это проще, чем на своем горбу.

- Кого возьмешь? – поначалу не понял надсмотрщик, потому что клички были в ходу чаще имен. – А-аа, Болтуна что ли. Ну, с богом…

Сверху открывался превосходный вид и на остров, и на город, и на порт и реку, и на океан, безбрежный, сотканный из волн, пены и свободы, к которой каторжникам доступа больше не было.

- Мне кажется, я целую жизнь его не видел, - вздохнул Жан, и в глазах его сквозила тоска. – Мы ведь обратно пойдем той же дорогой, да? Среди инструментов можно выбрать… что-нибудь… Нам бы только в порт выбраться. Только в порт…

Отредактировано Жан де Курбон (2021-04-01 10:59:39)

- Не нукай, не запрягал, - огрызнулся сверху Луме. Он прогуливался по покатой крыше легко, после снастей, которые порой приходится разбирать где-нибудь на грот-стеньге в шторм, что такое крыша и шаткая лестница? Надежная, можно сказать, твердь. Но рискнет ли «сухопутный» Санчес сюда подняться? Если не рискнет, пускай лучше до поры заткнется.

Лейтенант перекинул веревку через уцелевшую балку, швырнув один из концов ее вниз.

- Ищите корзину, привязывайте, и все инструменты туда, - скомандовал он. – Ветку придется распиливать на части. Джунгли, значит? – последнее был сказано тихо  и предназначалось только Шарлю. – До джунглей далеко, если ты обратил внимание.

Двести лет на этом клочке суши человек сражался с природой, вырубая бесполезные ему деревья на доски, дрова и мачты, заменяя джунгли деревнями и плантациями. Именно через эти плантации придется пробираться прежде, чем они достигнут более дикой местности. В мире, где многое зиждется на рабстве и рабском труде, беглых рабов, будь они черные или белые, умели и выслеживать, и ловить, и карать.

- Жаль, что мы не мартышки.

Беспечная обезьянка продолжила забавляться, то прячась среди ветвей, то сбрасывая на стоящих внизу людей мелкий мусор или плоды с дерева. Счастливая тварь, какой с нее спрос. У них так не получится, но в любом случае не стоило срывать свое раздражение на товарище, тем более тот, хоть и пустобрех в глазах многих, рассуждал сейчас здраво, так что понятно было, что и сам он много размышлял о том же самом, о чем сейчас думает Луме.

- На ночь можно спрятаться в городе, утром угнать шлюп. Видишь, вон они. Одна мачта, два паруса. Осадка позволяет ходить по реке, то есть по мелководью. Поэтому их швартуют прямо к пирсу, - вслух рассуждал он, пока внизу наполняли корзину. – Но нужно, чтобы все вчетвером сговорились и действовали одновременно. И в этом главная загвоздка, да?

Казалось бы, бедственное положение и неприязнь к тюремщикам-испанцам должны были сплотить пленных, независимо от нации и сословия. Но на практике выходило иначе.

Отредактировано Жан де Курбон (2021-04-03 03:10:12)

Жан понимал, что товарищ прав, но что толку болтать о том, что невозможно, когда нужно просто совершить это самое, невозможное. Он был солдатом, солдаты исполняют приказы, даже те, исполнение которых означает верную гибель. А когда ты готов умереть просто потому, что так решил твой командир, почему так страшно умереть ради себя самого? Защищая себя, свое доброе имя, свою честь и свободу.  Неужели, уши настолько дороже?
Решительно, лейтенант Луме был уже готов к тому, чтобы назвать д'Анженна трусом и навсегда прекратить с ним разговоры о побеге. Наверное, это было глупо с самого начала, не даром у Шарля кличка «Болтун», дальше слов они не продвинутся. Или тот прошлый, неудачный побег, всему виной…
Над краем черепицы появилась голова Ирландца.

- Что делать, Святоша, рассказывай давай.

Сговорились они все, что ли?!
На самом деле, объявив Жана плотником, остальные делали его заранее виновным в том, что хозяева дома окажутся недовольными ремонтом. С ушами в таком случае можно будет расстаться и за меньшую провинность, чем бегство.
«Раз так, пеняйте на себя», - решил француз. Плотничать он по-прежнему не умел, а вот руководить другими  - очень даже. И если это получалось с матросами, солдатами и канонирами, неужели не сработает с тремя каторжниками? Хотя с каторжниками выходило все же сложнее.
Корзину вытянули наверх и на время подвесили к балке, чтобы не растерять инструменты на крыше. За Ирландцем по лестнице взобрался Мушкетер, именно ему Луме велел перелезть на дерево, чтобы окончательно освободить упавшую ветку.

- Почему я? – тут же набычился англичанин. – Пускай Болтун займется, он молодой и верткий.

- Я не обязан объяснять, топор в руки и на манго. Живо.

- Ты еще в зубы мне двинь. Похож ты, Святейшество, на моего покойного офицера, тот тоже постоянно нас поколачивал.

- Мало, видать, поколачивал. Раз в итоге ты здесь.

- Я хотя бы не такой душегуб, как некоторые, - огрызнулся Мушкетер, но когда Жан вытащил из корзины топор, невольно сделал несколько шагов к козырьку подальше от «пирата».

- Что там у вас? – заорал снизу Санчес.

- Все замечательно, работа кипит, - невозмутимо отозвался Луме по-испански. И уточнил на корявом, но все же английском. -  Правда же, Мушкетер? Кипит ведь? А иначе плети. Всем. И вот после них я покажу тебе, что я за душегуб, а остальные подсобят.

- Чтоб тебя черт в аду разорвали,  - буркнул англичанин, но сдался и принялся изображать из себя настолько неуклюжую обезьяну, что мартышка вытаращилась на его кульбиты в полнейшем изумлении.

Можно было бы подстраховать поганца, но Луме предпочел подстраховать ветку, чтобы не разнесла при падении еще что-нибудь. Усилиями четверых мужчин крыша вскоре очистилась, дыра в ней зияла, как говорится, во всей своей красе. Жан, выместив свое раздражение на Мушкетере, немного успокоился, и, когда выдалась возможность, спросил:

- Значит, вы все тут мирные и честные моряки? Даже не контрабандисты? Один я пират-душегуб? И как же вас угораздило в таком случае?

Разговаривать на крыше можно было свободнее, чем внизу. Испанцы, конечно, слушают, но мало что слышат.

Отредактировано Жан де Курбон (2021-04-03 03:04:47)

Луме слушал эту перепалку в пол-уха потому, что через внушительную дыру в крыше соскользнул на чердак. «Не умеешь делать сам – копируй, подражательство свойственно даже обезьянам, человек, будем надеяться, тоже на него способен».
Лейтенант внимательно оглядел уцелевшие стропила и сделал несколько замеров с помощью все той же веревки и куска угля, что нашелся среди «подборки управляющего». Им нужно будет изготовить точно такое точно так же, может, справятся.
Вовсе необязательно было надрываться в попытке угодить неведомым хозяевам, но француз внезапно подумал о том, что в интересах сержанта Гонсалеса отправлять на работы в город тех каторжников, что все же работают. А значит, в следующий раз можно рассчитывать оказаться тем самым «хорошим работягой», и в следующий за следующим. И каждый раз сопровождать их будет небольшой конвой. И если еще немного повозиться, отделяя зерна от плевел, то среди хороших работников окажутся люди, которым он сможет доверять. И тогда… Тогда, - однажды, -  все они освободятся.

Тем временем, - правда с крыши, а тем более, с чердака, этого видно не было, -  у парадного четверо чернокожих рабов опустили на землю большой портшез, рабы ценились дешевле лошадей и мулов, а босые ноги справлялись с расстоянием ничуть не хуже копыт, так что кареты в Санто-Доминго считались излишней роскошью. Сопровождавший процессию верхом кабальеро спешился, чтобы открыть дверцу женщинам, ожидавшим внутри.

- Милые дамы, донья Изабелла угрожала отлучить меня от дома, если я не уговорю вас ее проведать.

- Полно вам, дон Родриго, - отозвалась одна из дам из-под тени мантильи. – В этом городе у нас осталось так мало друзей, что ими неразумно пренебрегать.

Гости вошли в дом, но ненадолго, вскоре они появились в саду.

- Представляете, наше старое манговое дерево позавчера едва не рухнуло, был такой сильный шквал, - щебетала хозяйка, трагически жестикулируя. -  Приближается очередной сезон ураганов, да сохранит нас Господь.

Дон Родриго удивленно поднял бровь.
- Солдаты, донья Изабелла? Я вижу во дворе солдат. Что-то случилось?

- Солдаты охраняют каторжников, которые чинят крышу флигеля. Говорю же вам, наше старое дерево…

- Это те самые пленные, что помиловал дон Игнасио? – внезапно спросила гостья.

- Боже всемогущий, мне до сих пор снятся кошмары, - жалобно добавила вторая. - Когда мой отец был губернатором, он не вынуждал нас с Марианой смотреть на казни. Эти люди, эти судороги… Ужасно.

- Все они бандиты, моя дорогая, - возразила сеньора Вега. - И понесли заслуженное наказание. А помилованные приносят пользу городу, работают. Хотите взглянуть? 

- Это как раз тот случай, когда смотреть на мертвых приятнее, чем на живых, - усмехнулся дон Родриго. – Но если вам того угодно.

Жан как раз настроился спускаться вниз за досками.
Но Санчес, увидев чинно приближающихся женщин, запротестовал.

- А ну не смей, наверху сиди.

- Это с какой такой радости? И как долго?

- Заткнись и лезь обратно на эту чертову крышу!

- Что-то не похоже, чтоб эти висельники работали, - заметил дон Родриго, наблюдая за тем, как каторжники рассаживаются на крыше в демонстративном безделье.

- Я так понимаю, пока зрители не удалятся, досок нам не видать, - пожал плечами Луме. И многозначительно посмотрел на Шарля. – По-моему, сейчас твой бенефис, Болтун. Чем дольше они тут, тем дольше отдыхаем.

Отредактировано Жан де Курбон (2021-04-04 00:29:50)

Из красочного рассказа Шарля стоило бы запомнить хотя бы одно: он уроженец Кап-Франсе. Но, признаться, д'Анженн говорил так много и обо всем, что понять, что именно из сказанного правда, было порой невозможно. Поэтому Луме просто сидел на крыше, разглядывая прелестных зрительниц. Женская привлекательность в этих краях имела особую цену, женщин в колониях было мало, ибо мало кому из них хотелось пускаться в долгое и опасное путешествие за океан. Мужчин вел в Новый Свет долг, воля короля, личный авантюризм и желание разбогатеть, да мало ли что, но женщины – совсем иное.
«Это те самые, с балкона, - сказал себе Жан. – Какое удивительное совпадение. Или просто маленький город, где все знакомы между собой».
Санчес в изумлении вертел в пальцах золотой эскудо, ошарашенный щедростью благородного идальго, и в то же время не до конца понимающий, чего желает дон Родриго. Отправить Болтуна на веранду, чтобы он продолжал травить свои байки, развлекая дам? Оно, конечно, можно было бы, но тогда придется посылать с ним Гарсию. На случай, если пронырливый француз вздумает учудить что-нибудь непотребное. Дворянчик-то ни за что не в ответе, а скандал будет на все Санто-Доминго, сержант, точно, придет в ярость, и ему, Санчесу, не поздоровится.
Пока в душе служивого трусость сражалась с алчностью, сверху подал голос второй француз.

- Конечно, не в театр, - иронично согласился Жан с доном Родриго. – Дурна та пиеса, в которой нет морали.

И продекламировал патетически:

Красавицы, не лейте слёз, коль скоро
судьба у вас отнимет ухажёра.
Вам служит ваша красота судьбой.
А слепота - опасней нет напасти!
Когда мужчина обещает счастье, 
несчастье нависает над тобой.

- Прекрасно, в этой горе-труппе имеется еще и поэт, - скривился дон Родриго.

- Это Лопе де Вега, - поправила его донья Хуана.

- Из уст пирата? Занятно.

- Болтун, спускайся вниз, - рявкнул Санчес, перепугавшись, что гости, чего доброго, затребуют у него всех четверых «актеров». – Если доньи желают дослушать французскую сказку до конца…

- Я бы предпочел послушать другую. В которой их Кап-Франсе сгорает дотла, как наш Сантьяго прошлым летом.

- Прошу вас, дон Родриго!

Голос Хуаны дрогнул. Именно из-за того, что случилось в Сантьяго, отец ее лишился должности и вынужден был вернуться в Испанию.

- Так да или нет? – окончательно растерялся солдат, с неприязнью глядя вверх, на крышу флигеля.

Отредактировано Жан де Курбон (2021-04-05 00:35:14)

После ухода самого разговорчивого из каторжников возле флигеля стало тихо. К тому же остальным пришлось спуститься с крыши и заняться досками, которые нужно было подогнать под размеры, заготовленные Луме. Работать с деревом было куда приятнее и легче, чем таскать камни, но, как говорится, в чужой миске чечевица всегда крупнее. Так что Мушкетер продолжал недовольно бормотать себе под нос:

- Чертов Болтун, он там лясы точит, а мы тут вкалывай. С голодухи уж брюхо свело, живот вот-вот к ребрам прилипнет.

Последнюю жалобу он попытался исполнить на ломанном испанском, но результат не впечатлил Санчеса, настроенного после щедрости дона Родриго хоть и миролюбиво, но настолько. Пока солдат хохотал, Жан посоветовал англичанину учить языки, Мушкетер в ответ предложил французу проследовать в хорошо известном многим направлении, при этом в сердцах с такой силой дернув пилой в древесине, что одна из досок треснула. И тогда уже мигом помрачневший испанец пригрозил отстрелить горе-плотнику второе ухо, чтобы он, поганец, не портил господское добро. В общем, время худо-бедно ползло к сиесте, да еще ветер, как на зло, внезапно запах ванилью, так что все, и даже солдат, невольно сглотнули слюну: к сожалению, пленные не задумывались о том, что Санчес тут ничего не решает, покормят их или нет, когда и чем, останется на усмотрение управляющего. А тот сейчас больше заинтересован угодить гостям хозяйки, чем обхаживать каких-то каторжников и их охрану.

- Кому-то булки, кому-то золото, да, Санчес, - усмехнулся лейтенант, вытирая пот со лба.

- Кому-то занозы, - меланхолично добавил Ирландец.

- Про монету помалкивайте, - внезапно предупредил солдат. Гарсие, может, свезет, и господа еще на что-нибудь расщедрятся, но делиться золотым с сержантом Санчес не собирался.

Мужчины обвязали доски веревками и начали осторожно поднимать их наверх.

* * *

Идея дослушать историю из Кап-Франсе на веранде, между тем, уже не казалась такой привлекательной, как раньше. На козырьке крыши в копании таких же, как он, оборванцев, рассказчик был «на своем месте», В обществе благородных испанцев – совсем наоборот, и донья Изабелла все сильнее поджимала губы: всеобщая неловкость раздражала ее сильнее всего, она ведь хозяйка дома. Еще и этот солдат, что потащился за ними! Даже толстокожий дон Родриго, похоже, начал понимать, что улыбчивый француз – не скамейка в спальне и даже не ручная мартышка, они понятия не имеют, кто он такой, если уж на то пошло.

- Что же было дальше, не томите нас, сеньор, рассказывайте! – воскликнула самая младшая из женщин. В силу своего возраста донья Хуана могла позволить себе подобную непосредственность, но именно она спасала всю сомнительную комедию положений от полного провала.

- Болтай, да не забывайся, - мрачно напутствовал рассказчика дон Родриго.

Он хотел пристроиться за креслом доньи Хуаны, но донья Изабелла сделала мужчине знак, призывая остаться рядом с нею.

- Ужасная двусмысленность, - зашептала она, когда кабальеро нагнулся. – Нужно прекратить этот фарс.

Хуана, прикрывшись веером, шептала Мариане совсем иное.

- Ведь если грубость между равных
  Бессмысленна и неумна,
  То не насилье ли она,
  Когда касается неравных?

- И это тоже Лопе де Вега? – вздохнув, переспросила кузина.

- Да, и я уверена, что наш блистательный дон Родриго не вспомнит ни строчки.

- Ты слишком поспешно судишь о людях,  - мягко упрекнула Марианна. – Давай просто дослушаем историю.

Отредактировано Жан де Курбон (2021-04-07 06:04:33)