1. Жильберт... ну, просто Жиль.
Или Эгрик?.. Или Саймон?  Или Щегол?.. Нет, все-таки Жиль!
Бродячий жонглер... кто сказал «разбойник»? Сам такой!..

2. 19 лет, христианин... ну, крещен, во всяком случае.

3. Русоволосый, сероглазый, с острым подбородком и ослепительной белозубой улыбкой. Рост немного выше среднего, не хилый, но и не медведь здоровенный.

4. Родился в замке... нет, имя хозяина не назову, не дождетесь. Мать была рабыней при кухне, насчет отца – вопрос спорный. Мать (она из саксов) назвала меня Эгриком, а крещен Саймоном. Впрочем, все равно дворня меня звала «этот паршивец», так что оба имени промеж себя не ссорились.
Подрос – тоже начал на кухне работать. За длинный язык не раз колочен, а вот за что действительно надо бы дать трепку, – за кражу съестного, – не наказан ни разу, потому как не ловили. Скверно другое: главный повар меня так невзлюбил, что наябедничал сенешалю: мол, парнишка ненадежен, недоглядишь – удерет. И в тринадцать лет надели на меня ошейник с хозяйским именем. Рановато...
Тогда же, когда мне стукнуло тринадцать, зазимовал в замке бродячий жонглер Жеан из Лангедока. Хозяина песнями развлекал. И очень я к нему привязался. Добрый был старик. Говорил: у меня слух хороший, голос красивый, память крепкая. Из меня, мол, тоже мог бы выйти жонглер. И даже учил меня петь.
По весне старик отправился в путь, а я от тоски готов был завыть. Мать-то давно умерла, и дороже старого Жеана у меня никого на свете не было. Тогда я и решился на побег. Причем по-умному сделал. Мы с мальчишками с мельничного колеса на спор ныряли, пока мельник не видит, так я нырнул, проплыл под колесом и в прибрежных кустах спрятался. Все решили, что меня под колесо утянуло. А река у нас глубокая, с омутами, тела не найдешь...
Повезло мне, сумел я догнать Жеана. Старик сначала испугался. И то сказать – я же его преступником делаю! Но пожалел меня, назад не отвел. И даже нашел неробкого кузнеца, отдал ему все свои сбережения, чтоб тот с меня ошейник снял...
Старик мне новое имя дал: Жильберт. И велел называться его внуком.
Пять лет мы с Жеаном бродили по свету, пели песни. Я их уйму выучил, сам научился складывать и сирвенты, и канцоны, и простецкие «дерри-даун». Играю на флейте, на лютне, на маленькой арфе. Не только по старой доброй Англии мы побродили, но и за пролив перебрались, повидали и Францию. Я научился, кроме родного, и по-французски говорить. И еще от Жеана нахватался латинских фразочек... нет, латынь не знаю, только выражения всякие красивые.
Прошлой весной вернулись в Англию. Жеан в Портсмуте простудился, слег и умер. Я его на последние деньги похоронил и остался один на свете. Ну... ладно, не буду врать, прибился к разбойникам. Ребята в шайке ко мне по-доброму относились, хотя пользы от меня было немного. Кашеварить, в дозоре на дереве сидеть, за ранеными ухаживать – это пожалуйста, а вот людей убивать не научился, нету за мной такого греха. Немного выучился ножи метать, а вот из лука стрелять или мечом владеть – это хуже давалось. Я ж музыкант, я пальцы берег. Но парни мне это в вину не ставили и прозвали меня Щеглом... ну, песни я все время пел.
Недавно за нас власти всерьез взялись. Кого поймали – повесили, остальные врассыпную ушли. И снова я остался один...

Отредактировано Жиль (2012-02-19 23:29:11)