Ощущение собственной правоты доставляло даже больше удовольствия, чем нежные  слова и ласки супруга. Родив обещанного сына, графиня не только крепко-накрепко привязала к себе мужа, но и доказала всем тем, кто раньше насмехался или оспаривал её законные права, что Марго де Три всегда добивается своего и никогда не отдаст того, что принадлежит ей по праву. И теперь она стремилась продемонстрировать семейное благополучие с той же настойчивостью и рвением, с каким раньше пыталась скрыть от постороннего глаза семейные неурядицы. И если граф богобоязненно старался пореже выказывать излишнюю радость от того или иного успеха маленького Арно, чтобы не гневить Бога, то супруга, казалось, не боялась никаких напастей, почитая сына за несомненное доказательство того, что Господь благоволит графской чете.
Думая практически только о сыне, Марго считала, что и мысли Рено не заняты ничем, кроме жены и наследника, а потому и вопросительный взгляд его просто-напросто не заметила. По мнению Маргариты, с появлением законного отпрыска всякая привязанность к ребёнку, зачатому во грехе, должна была рассеяться, словно туман по утру. Раньше граф никогда не интересовался, кто наполняет его кубок, так с чего бы ему стало это интересно сейчас? А потому супруга продолжила делиться новостями и планами, как ни в чём не бывало:
- Помнится, Вы хотели сделать щедрое вложение в монастырь, когда нашему сыну сровняется два  месяца. Но, может, лучше вместо этого заложить капеллу при храме? Отец Поль говорил, что его давно пора ремонтировать, своды в алтаре совсем обветшали. Это ли не знак того, что Господу было бы угодно подобное прославление Его имени?

На этот раз вопрос застал Марго врасплох, а после и вовсе вызвал недоумение. Оборвав разговор о капелле на полуслове, графиня в некоторой растерянности воззрилась на мужа, будто бы он только что неуместно пошутил или же и вовсе перешёл на язык неведомого племени. И правда, разве стоило думать о таких пустяках, когда речь шла о единственном сыне?
Однако же, поразмыслив, Маргарита решила, что этот поворот беседы даже к лучшему. Агнес уже не первый день раздражала свою госпожу самим фактом своего присутствия подле графа, а потому супруга предпочла ответить честно и без обиняков, благо, никакой вины за ней и не было:
- Я отослала её к матушке Жеанн, подальше от Арно, которого она сегодня чуть не разбудила, подняв в моих покоях страшный шум. Последнее время девчонка совсем распустилась, видимо, это всё плоды нашего с Вами попустительства. Кажется, за эти два года она возомнила, что ей дозволено больше, чем остальным слугам.
Высказав свои опасения по поводу поведения маленькой служанки, Маргарита полагала, что тема исчерпана и закрыта, а потому, одарив Рено мягкой улыбкой, свидетельствовавшей о прекрасном настроении графини, продолжила и трапезу, и прерванный разговор о церковных пожертвованиях:
- Хорошо бы начать строительство как можно скорее, чтобы отец Поль смог освятить капеллу в день памяти святого Арно. Хотя, положа руку на сердце, вряд ли это получится, ведь на дворе уже сентябрь.

Отредактировано Марго (2012-03-27 20:26:34)

Странная настойчивость, которую Рено проявлял, стоило речи зайти об Агнес, заставила Марго насторожиться. Графине казалось, что на вопрос мужа она ответила самым что ни на есть исчерпывающим образом, так с чего вдруг ему вздумалось выспрашивать о девчонке с такой дотошностью? Право слово, лучше бы супруг с той же въедливостью интересовался закладкой капеллы!
Отставив вслед за мужем недопитый кубок в сторону, Маргарита недовольно покосилась на Рено и негромко, стараясь не привлекать излишнего внимания слуг к их разговору, ответила:
- Она слишком сильно хлопнула крышкой сундука, в то время как всем было велено вести себя как можно тише. И Ваш упрёк совершенно безоснователен, мой господин. Я обидела бы сироту, если б рассердилась напрасно. Но разве можно считать пустяком подобное непослушание? - Раз уж граф никак не хотел говорить о делах действительно важных, Марго решила поднять с недавних пор начавшую волновать тему вседозволенности его незаконной дочери. - Практически сразу после нашей свадьбы я изъявила желание взять девочку к себе в услужение, и Вы, помнится, нисколько этому не препятствовали. С тех самых пор она не видела от меня ничего, кроме добра. И даже сейчас, имея полное право гневаться, я не отправила её прочь из замка, не подняла на неё руку... Но и спускать подобное я, как хозяйка, просто не имею права. Прислуживание за столом - это привилегия, и девочка должна понять, что сохранить хорошее отношение господ можно только проявляя должное почтение и покорность. К тому же, балуя Агнес, мы оба оказываем ей плохую услугу. Привыкнув к попустительству, девочке будет потом куда тяжелее, если Вы решите выдать её замуж.
При всей своей предвзятости и ревности графиня знала, о чём говорила. Прекрасно помня о том, каким откровением стала для неё простейшая, казалась бы, истина о том, что посторонний мужчина, в чьей власти она оказалась после венчания, совершенно не спешил исполнять любой каприз новоиспечённой супруги, Марго теперь прекрасно понимала, что ей ещё, как это ни странно, повезло - ведь Рено довольно быстро осознал свои ошибки. А вот в том, что подобное везение будет сопутствовать какому-то бастарду, у графини были большие сомнения.

- Только вот раньше эта крышка почему-то не была для неё тяжела, - парировала Марго, и не думая скрывать лёгкого раздражения. Как всякая собственница, графиня не любила, когда кто-то лез в её дела. Управление домашней прислугой она считала исключительно своей вотчиной, с обязанностями хозяйки справлялась весьма недурно, а потому и не видела причин, с чего бы это Рено должно было быть дело до того, за что и почему ей угодно наказывать нерадивых слуг. Раз девчонка сегодня коротает вечер в обществе этой своей матушки Жеанн, а не прислуживает господам за столом, значит, заслужила. В конце концов, не лезет же она в дела сугубо мужские! Марго была готова поклясться на чём угодно, что супруг её осерчал бы ничуть не меньше, вздумай она сунуть нос, скажем, в его отношения с вассалами.
Последние слова графа не понравились Маргарите ещё больше, потому как в подобной настойчивости ей вновь почудился намёк на ущемление не только её законных прав, но и прав их единственного сына. Нет, разумеется, Рено не мог даже помышлять о том, чтобы хотя-бы попытаться поставить какого-то ублюдка вровень с ребёнком, рождённым в законном браке, но вот попортить супруге кровь, одаривая Агнес привилегиями, ей не положенными, мог запросто.
- Ваше право выбрать сироте мужа никто не оспаривает, мессир, - сухо произнесла Маргарита, возвращаясь к прерванной неприятным разговором трапезе. - Я лишь прошу Вас помнить, что Господь призывает нас в первую очередь заботиться о плодах с садовых деревьев, а не о придорожной сорной траве.

- А здоровый сон единственного сына Вас не волнует? - прошипела Маргарита, уже не задумываясь о том, чем может закончиться беседа в подобном тоне. Нравом граф и графиня не сильно отличались друг от друга, и именно эта схожесть и была причиной практически всех разногласий. Ах, какой прекрасной стала бы их совместная жизнь, отличайся один из супругов смирением и терпением! Но Господь рассудил иначе, и теперь Марго вынуждена была добиваться своего значительно дольше и с куда большими усилиями, чем того требовала ситуация.
На мгновение в зале повисла тишина, нарушаемая только негромкой игрой одного из замковых менестрелей, пока графиня обдумывала, как бы посильнее уколоть мужа за те оскорбления, что только что пришлось выслушать. От несправедливости его очередных упрёков и поучений кусок совсем не лез в горло, а потому только что поданный барашек так и остался нетронутым, и именно он и подвергся опале раздражённой женщины, не имевшей возможности высказать Рено всё, что она думает по поводу его слов.
- Мясо пересушено, - громко заявила графиня, передавая дощечку с неугодным блюдом заменявшей Агнес служанке, нисколько не заботясь о том, что думает по этому поводу также остававшийся без ужина супруг. - Отнеси это на кухню и скажи повару, чтоб не держал его столько в печи в следующий раз, если, конечно, он не хочет, чтобы его господа всю ночь мучились от изжоги.
Выместив часть раздражения на ни в чём не повинном ужине, Марго снова повернулась к мужу и продолжила прерванный разговор куда более любезным тоном:
- Я лишь повторяю то, что говорил отец Поль на последней проповеди, мой господин. Вы и его слова вознамерились оспаривать? - Притворное удивление должно было скрыть недовольство графини. - Нижайше прошу простить меня, если Вам показалось, будто я подвергаю сомнению Ваше право владения всем, что произрастает в Вашем же саду, но... Вы же не хотите мне сказать, что репейник равен по ценности спелым и сладким грушам? - Сказано всё это было тоном, преисполненным величайшего смирения, кое надлежит испытывать каждой добродетельной жене, однако же взгляд графини при этом был более чем красноречив: если мессир де Три не образумится, то в ближайшее время тихой семейной жизни ему не видать, как своих собственных ушей.

- Вы сами обрекаете себя на репейники, мессир, - процедила Маргарита, уже позабыв и о злосчастном барашке, и об оробевшей служанке. В который раз раздосадованная графиня подумала о том, как несносен и упрям бывает порой её супруг, и сколько сил приходится тратить на то, чтобы доказать очевидность своей правоты. - Сами завели разговор об Агнес, а теперь ещё упрекаете меня в колкости.
И действительно, не заведи Рено этой беседы, ужин прошёл бы в мире и согласии, Марго через какое-то время простила бы проступок девчонки, и вскорости никому-бы и в голову не пришло вспоминать об этом инциденте со злосчастной крышкой. Но нет! Мессиру де Три в который раз стало угодно оспаривать законные права не только супруги, но ещё и собственного единственного наследника, и вот результат - вконец испорченное настроение у графини, которое грозило неприятностями уже не только мужу.
Впрочем, помнится, прошлые разногласия супругов несколько сгладились, стоило лишь Марго признаться в безумной ревности, так, может, и сейчас некая откровенность поможет донести до супруга, как больно ранит теперь пренебрежение уже не к жене, а к родному сыну? Решив, что от подобной попытки хуже не будет, графиня продолжила после непродолжительной паузы уже без давешней иронии, стараясь показать Рено, как важно для неё то, что она сейчас говорила:
- Господин мой, представляете ли Вы, как тяжко слышать матери, что её дитя не так дорого родному отцу, как должно быть?

Уступать графиня и правда не любила, только вот искренне верила, что дело сейчас совсем не в этом. С досадой проводив взглядом быстро и практически бесшумно покидающую зал челядь, Марго отметила, что последний приказ супруга наверняка станет поводом для новых пересудов на кухне. Что ж, стоило порадоваться хотя бы тому, что причиной этому будет не какая-нибудь девка из деревеньки по соседству. Хотя, нужно признать, что сейчас у хозяйки замка намечались проблемы поважнее, чем досужие сплетни посудомоек и вышивальщиц. По опыту прошлых ссор Маргарита догадывалась, для чего Рено выставил вон служанок и менестреля. Уж теперь, оставшись с женой наедине, господин граф точно не станет сдерживать свой гнев, и потому супруга его, заранее предчувствуя новый поток несправедливых обвинений в неуступчивости, непокорности и ещё Бог знает в каких грехах, отвернулась, чтобы не потерять самообладания и не разрыдаться на радость обидчику.
- В чём я должна уступить Вам, мой господин? - непривычно тихо спросила графиня некоторое время спустя, сумев наконец взять себя в руки. - Вы хотите, чтобы я полюбила Вашего бастарда наравне с собственным сыном? Предлагаете мне считать их ровней? Или же прикажете возрадоваться, что отсутствие девчонки за ужином волнует Вас больше, чем здоровый сон единственного сына?
Всё ещё не поднимая глаз от столешницы, Марго тяжело вздохнула и примолкла. Господь свидетель, она не хотела заводить этот разговор. Куда лучше было бы продолжить обсуждение капеллы, или же поговорить об очередной охоте, что планировалось провести в ближайшие недели... Да она бы сейчас согласилась потолковать о чём угодно, лишь бы не оправдываться перед мужем в том, в чём не повинна...

Поначалу просьба мужа показалась Марго вопиющей наглостью. Как! Неужто он хочет, чтобы она бросилась воспитывать его ублюдка, словно родную дочь, невзирая на то, что это непременно будет в ущерб ребёнку законному?! На все упрёки графа супруге его было что сказать, в этом уж точно сомневаться не приходилось, но невероятным усилием воли она подавила желание ответить так, как Рено, по её мнению, заслуживал, прекрасно понимая, что дело закончится одной из тех крупных ссор, которые часто возникали между ними сразу после свадьбы. Но и безропотно принять всё, что только что было сказано, Маргарита тоже не могла.
- Не слишком балуя, говорите? - невесело хмыкнула графиня, наконец-таки поднимая на мужа взгляд, в котором с лёгкостью читалась обида. - Я лишь отослала Агнес на один вечер, а Вы раздуваете из этого целое событие. Думаю, в её возрасте вполне можно понять, что шум мешает спать в том числе и младенцам. Тем более, после того, как я велела всем не шуметь. Кроме того, если до девочки дойдёт о нашей размловке, уж будьте уверены, она и вовсе отобьётся от рук, зная, что Вы станете защищать её, что бы она ни натворила, - с раздражением добавила Марго. Решив вначале своей речи оставаться спокойной и по возможности не провоцировать дальнейших упрёков со стороны графа, она теперь не могда остановиться, стоило лишь Рено заикнуться о дружбе и о поисках достойного супруга.
- О чём Вы говорите, мессир? Какая дружба может быть между нашим сыном и этой девочкой, если же Вы сами признаёте, что она ему не ровня? - вспыхнула Марго, уже не задумывась о том, что подобное возмущение наверняка разозлит графа пуще прежнего. На слова о замужестве она так ничего и не сказала, хотя про себя подумала, что человека, который польстится на щедрое приданое и смирится со столь постыдным происхождением будущей супруги, вряд ли можно назвать достойным.

Именно как желание досадить графиня и восприняла попытку мужа научить, как ей следует обращаться с прислугой (а Агнес, по мнению Марго, никем иным и не являлась, будь её отцом хоть граф, хоть сам король). Всё, что говорил Рено, было омерзительной ложью. Она и не думала воспитывать в детях вражду, он сам взращивал неприязнь жены к своему бастарду, требуя отдать девочке то, на что у той не было и не могло быть никаких прав. Да эта девчонка за всю свою недолгую жизнь не видела столько заботы и внимания, сколько перепало ей за два года службы у графини. А в ответ в итоге - только чёрная неблагодарность и новые упрёки!
Но всё это так и осталось невысказанным, потому что Рено выплюнул в лицо жене нечто такое, от чего у Маргариты перехватило дыхание. Самое страшное богохульство, какое только можно себе представить! Все обиды, угрозы и мольбы, которые могли бы прозвучать в ответ, словно застряли в глотке, даже слёзы исчезли из глаз в одно мгновение, будто бы ненависть Рено оказалась способна иссушить и их.
В безмолвном ужасе, словно окаменевшая, смотрела графиня на супруга, пытаясь осознать самое страшное, что только могло произойти - он ненавидел свою жену и желал ей бесплодия, и, следовательно, Арно... Даже думать об этом было совершенно невыносимо. Значит, всё, что было между ними до этого момента, было ложью. Всякий раз, когда Рено обнимал жену, он не желал её. Даже тогда, когда сам приходил в покои супруги. И детей от неё ему тоже было не нужно. Вот откуда то равнодушие и спокойствие, с которым он перенёс утрату их первенца. И забота по отношению к безродной девке продиктована совсем не желанием позлить или досадить, он не делал вид, ему и правда было плевать!
На смену животному ужасу пришло не знакомое ранее чувство пустоты и отчаяния, бороться с которыми означало лишь продлевать собственную агонию. Замок, ставший за последние два года новым домом, в котором она познала как горе, так и радость, мгновенно превратился в пустую и холодную темницу, в которой Марго предстояло провести остаток своих дней. Так и не сумев ничего выдавить в ответ, графиня лишь с несвойственным ей смирением снова обратила взор на гладкую столешницу.