Наставления заботливой кормилицы были прерваны внезапным торопливым стуком, и в комнату проскользнула девица Левертон, поспешно закрывая за собою дверь опочивальни миледи де Редверс. Выглядела она несколько странно. Взвинченная и растрепанная, точно гнался за ней кто, одетая в  широкий форменный плащ цветов графства Ноттенгемшир,  горделиво украшенный рыцарскими гербами.
- Помогите мне, миледи, умоляю! – выпалила девушка  Гвенде,  сидящей с мечтательным выражением лица, в  тихом янтарном свечении  осеннего солнца. Встревоженная кормилица  недовольно воззрилась на непрошенную гостью, словно в комнату ворвался злокозненный бес с зажженным факелом.
Хрупкому суденышку, несущему ее любимое дитя в направлении многообещающего счастливого замужества, угрожал опасный подводный камень.
"Стоило только подумать,  а она уже тут как тут! Послал же  лукавый эту ангелицу на нашу голову!"
- Я не вовремя… простите, -  девушка  смутилась, взирая на удивленное личико миледи Гвенды. Одетая в бело-зеленое убранство, словно весеннее деревце в волнении пышного цвета, юная дочь графа Девона была окружена  заботой  воркующей няньки.
Рунильда вознамерилась было уйти, но не смогла. Что-то ее останавливало. Эта умилительная картина и еще… запах. Да, наполняющий комнату нежный аромат душистой  воды, которой Мэри не так давно умывала свою любимицу.  Такой знакомый и волнующий.
"Резеда!" - сердце, словно тонкая игла прошила.
Вспомнился  далекий летний вечер в усадебном саду в Левертоне, сладкий, усиливающийся к ночи аромат невзрачных белых цветов, малышка Эдвина и мама…  Дурманящий, он так притягивал, что они, бросив все дела, просто сидели рядом с пышной зеленой куртиной, дышали пьянящим ароматом и, затаив сердце, слушали  мамины  сказки.  О цветке-оборотне, коварном, сбивающем с толку своей наивной наружностью и  сводящим с ума обманутого.
Разбуженные дыханием резеды  воспоминания прошлой счастливой жизни были такими яркими, словно все произошло только вчера. Все  эти годы,  прошедшие со времени смерти ее матери, улыбчивой Элисон Левертон,   девочка  отчаянно старалась быть сильной, самостоятельной, подавляла любую горечь и жалость  к себе. Разве кто-то  знал, как  было ей тяжело  расти без материнских советов, без ее  ласковых, все понимающих глаз?
Рунильда  совершенно разволновалась, сжалась, словно от боли, чувствуя, что теряет над собою власть.
- Что с вами, дорогая? – как можно более ласково спросила Мэри, хоть и  давалась такая любезность   кормилице  с превеликим трудом.
- Помогите мне! Я совсем запуталась! –  дочь сэра Вилхерда настолько нуждалась  в утешении, в чьем-то добром участии,  что   забыла о всякой предосторожности и перескакивая с пятого на десятое рассказала Гвенде и ее доброй няне обо всем, что с ней произошло.

Отредактировано Рунильда (2015-01-23 19:04:49)

- де Грендон, - поправила Рунильда миледи Гвенду, безуспешно пытаясь вернуть на место сползающую ткань. - Он был так холоден со мной и так бесцеремонен, словно я –  замковая прачка, обстирывающая  немытых солдат, – голос девушки был тих, а в темных, как воды Северного моря глазах, залегла печаль.
Рунильда склонила голову, поправляя волосы, так, чтобы  прикрыть ими оголенное плечо.
- Со мной впервые в жизни обращались столь грубо, - заглушить голос крови Рунильде не удавалось никогда, вот и сейчас в ней говорил один из дальних предков - легендарный  хускерл, за оскорбление которого однажды поплатилось все графство.
– Этот рыцарь даже руки мне не подал при подъеме, всячески подчеркивая мой статус  пленницы, а когда я оступилась, он  потащил меня самым варварским способом по этой страшной лестнице, разрывая платье. Я не знала, что и думать! Я так напугалась!  Командира гарнизона, конечно, оправдывает то, что я была на волосок от гибели, но он причинил мне боль, едва не задушил меня, - Рунильда с ужасом вспомнила железную хватку командора,- а ведь в его силах было не доводить дело до такой крайности, прояви он хоть каплю почтения, приличного при обращении с дамой.
Девушка посмотрела Гвенде в распахнутые от удивления глаза:
- Не слушайте миледи песен менестрелей, в них нет ни слова правды, одни сплошные выдумки! Эти рыцари, а сегодня я имела удовольствие лицезреть аж двоих, - понятия не имеют о благородных манерах.

Отредактировано Рунильда (2012-04-24 22:30:21)

Нужно заметить, Рунильда не рассчитывала на подобную щедрость со стороны миледи. Любое целое платье могло спасти ее из бедственного положения, а уж такой роскошный наряд, филигранно расшитый замысловатым цветочным орнаментом  тонкой крученой серебряной нитью стал настоящим подарком судьбы, потому отсутствие одной застежки девушку ничуть не смутило. Сказать больше - она вообще не придала этому факту какой-либо значимости, увлеченно слушая восторженный рассказ няньки о чудесном спасении миледи Гвенды. Рунильда то и дело порывалась прервать  хвалебную оду  кормилицы известному на всю округу  своим самодурством и жестокостью барону де Бриенну.  Мэри представляла барона чуть ли не эпическим героем, и на языке  леди Рунильды вертелось не одно возмущенное словечко, готовое вот-вот сорваться и разрушить невесть откуда взявшийся мифический образ доблестного спасителя. Подозревая, что женщина находится во власти заблуждений, Рунильда, движимая единственным желанием - помочь миледи Гвенде и предостеречь ее насчет кровожадного лорда, произнесла со всей пылкостью своей натуры:
- Возможно, вы правы, и мне сегодня попались не самые любезные представители нынешнего благородного сословия, - Рунильда запнулась на этой фразе, вспоминая неподдельное тепло в глазах отца, когда он смотрел на ее матушку, его постоянную о ней заботу. И тут же перед мысленным взором встали лица сэра Родрика и командира замкового гарнизона, - Но если бы мне пришлось выйти замуж за любого из этих рыцарей, я бы предпочла монастырские стены весьма сомнительному счастью.
Тут девица Левертон тихо вскрикнула, ощутив довольно чувствительный укол иглой, которой Мэри орудовала, скрывая огрехи разоренного платья.
- Простите, леди Рунильда, экая я неловкая! – елейно заизвинялась нянька, недовольно поджимая губы.
- Как признался сэр Фульк де Грендон, - продолжила девушка, - все мужчины являют собою грубых животных… А что касается упомянутого барона де Бриенна, то он ярчай…  - девушка снова вскрикнула от немилосердно вонзенной иглы, и, заметив сквозь выступившие слезы гневный взгляд Гвендиной кормилицы, наконец, поймала связь между своими словами и неминуемо следующей за ними экзекуцией, после чего догадалась закончить речь в пользу злого де Бриенна, - ярчайший пример исключения из правил.

Отредактировано Рунильда (2012-04-25 23:19:27)

Рунильда внимала голосу Мэри, точно зачарованная. Да так складно и славно все у няньки выходило, что девушка засомневалась в том, как все было на самом деле. И уже  представлялось девице  случившееся с нею совсем в ином свете. А может и впрямь -  молодая она и неразумная. И думает не о том. И замечает не то… А мудрая женщина, жизнь повидавшая  правильно расценит все, подскажет. И все же, от разговоров о замужестве, Рунильде сделалось кисло. А уж как упомянула Мэри "жизнь вольную да веселую" - вмиг все "заклинания" потеряли силу и старания няньки  пошли прахом. Все же, сегодняшние благородные господа мало к веселью располагали, а уж  вольно в их присутствии даже  не дышалось.  Сказать, что Рунильда никогда не задумывалась о замужестве – было бы неправдой. Но  мысли эти непременно навевали не девушку тоску и безысходность – разве уместно в ее-то положении было мечтать о сердечной привязанности и добропорядочном муже, когда дела в имении шли из рук вон плохо и сэр Вилхерд вряд ли  сумел бы найти ей хоть какого-то жениха. К тому же, весь рыцарский цвет Англии ушел с Ричардом и Господь только ведает, кто из них уцелел и вернется. Уже за то была дочь лорда Левертона благодарна батюшке - что разговоров о замужестве не заводил. Добрый отец! Если он когда-нибудь отчается до такой степени, что решит поправить их материальное положение с помощью выгодного замужества – она проявит покорность.
Мысли путались. Рунильда попросила у няньки гребень, ведь сегодня ее кудри чесал только ветер… Подошла к распахнутому окошку (свежий воздух благотворнее смущающих разум ароматов), - и принялась распутывать локоны.  Она начала понимать, какую игру затеяла кормилица. Упечет преподобный де Нонан  миледи Гвенду  в монастырь! Ай упечет! В такой ситуации и барон  желанным женихом покажется.  Рунильда мысленно поблагодарила Господа, что не осталась круглой сиротой после достопамятной, закончившейся трагедией, ужасной поездки несколько лет тому назад в монастырь. В Уоттон.
- Девочкой, я посещала  Уоттонский монастырь.  Мы пробыли  там целый день.  Хуже места я себе не представляю в целой Англии. Лица уоттонских послушниц мне показались такими… – она силилась подобрать правильные слова, и не произнести при этом богохульства, - несчастными. Даже злыми. У них были недобрые глаза. У милосердия должно быть другое лицо, если я, конечно, правильно его понимаю.
- Миледи Гвенда! А пойдемте, прогуляемся? Смотрите, какой-то садик во внутреннем дворе. - Рунильда чуть высунулась в окно, стараясь разглядеть к нему дорожку. – И он совершенно пуст… Значит, мы будем избавлены от любопытных ушей, и вы мне все подробно расскажете про своего спасителя.  - Девушке не терпелось послушать историю из уст самой девицы де Редверс. Кто знает, возможно, барон де Бриенн действительно не так уж плох, как о нем рассказывают...

Отредактировано Рунильда (2012-04-29 14:58:42)

От  взора Рунильды не ускользнуло, как щеки миледи вдруг оказались пленены розовым  - цветом лепестков того одинокого цветка. Пальцы подхватили основание распустившегося бутона, прохладного, шелковистого, а  душу тронул  незнакомый трепет, словно легкий ветерок, растревоживший нежные лепестки…  Рунильда переломила упругий колючий стебель, и задумчиво посмотрела на лежащий в ладони цветок, пряча уколотые пальцы под стыдливыми лепестками.
- Эта роза такая красивая, - улыбнулась девушка и, потянувшись к Гвенде, старательно закрепила стебелек над жемчужным венцом воспитанницы епископа. Теперь цветок царственно покоился в окружении крупных перламутровых зерен на мягком золоте волос. "Здесь ему самое место", - подумала девица, залюбовавшись юной графиней.
– Вам очень к лицу, миледи – смущенная блеском глаз своей новой знакомой,  Рунильда  безотчетно сопротивлялась и  одновременно поддавалась  исходящему от девушки волнению.
- Ну, разве не красавица? Баронесса де Бриенн! – подоспела нянька, примеряя своей девочке новый титул, словно дело давно решенное. – Такую розу самое время под венец вести, а не в монастыре хоронить, - сама того не замечая проговорилась старушка, стряхивая невидимые пылинки с подаренного бароном плаща. Вырвавшиеся слова кормилицы подтвердили догадки леди Левертон.
- Миледи Гвенда, - осторожно поинтересовалась Рунильда, - разве вы изъявили желание, и дали согласие преподобному де Нонану на принятие монашеского пострига? Если это так, то умоляю вас не делать этого! Очень, очень вас прошу!  Вы не представляете, что за ужасное место этот Уоттонский монастырь! К тому же, слишком откровенная красота юных послушниц причисляется матерью-настоятельницей к страшному греху, заслуживающему телесных наказаний, ведущих к искуплению, - девушка замолчала лишь на миг, и, переводя дыхание, мрачно добавила, - а не так давно,  монахини, в заботах об избавлении монастыря от скверны и восстановлении доброй репутации женской обители, замуровали живьем молодую согрешившую послушницу в каменной стене…
Несколько лет назад моя покойная матушка хотела определить нас - меня и мою сестру, на обучение в школу при  монастыре в Уоттоне, – дочь сэра Вилхерда запнулась, вспомнив об осторожности и о том, насколько она может доверять этим женщинам, живущим под опекой самого епископа,  и решила пока не вдаваться в подробности. На всякий случай.
- Родители передумали, познакомившись с укладом жизни воспитанниц и монастырским уставом, - совсем тихо закончила она, пугаясь странного взгляда округлившихся глаз, которым одарила Гвенда что-то лепечущую старушку.

Отредактировано Рунильда (2015-01-23 19:36:40)

- Я так сказала, потому что испугалась, – не стала лукавить девушка, - Испугалась чужеземцев. Рыцари зачастую делают то, что хотят. И потом, откуда мне знать, что крестоносец, назвавшийся сэром Родриком, действительно рыцарь, а не дерзкий грабитель и предприимчивый пройдоха? Вдруг он убийца, промышляющий разбоем? Он мальчишку-виллана моего подстрелил - я и глазом моргнуть не успела, один господь ведает, что у него на уме,  и что эти разбойники, - Рунильда уже незаметно для себя закрепила за сэром Родриком  и  его слугами звание нечестивых проходимцев, - могли сделать с одинокой девушкой в безлюдном месте.
- Потому-то я не стала  сопротивляться, размыслив, что уж лучше  проявить покорность и  последовать в Ноттингем, пока  королевские егеря не отдалились. Какие-никакие, а все же представители власти.  С ними  безопасней,  ни закон нарушить, ни  вред причинить представительнице английской знати они не посмеют. А вот странствующие рыцари…. От них всего можно ожидать. Их идеалы - деньги и слава, а не благочестие и божье благословление.  Вы вспомните, насколько дерзко вел себя сэр Родрик  при встрече с его святейшеством, преподобным де Нонаном? - Девушка так увлеклась, что сама начала верить в нарисованный ею разбойничий образ безземельного рыцаря. Будь Рунильда не столь упряма и подвержена влиянию порывов и чувств,  она бы сообразила, что добиться расположения такого человека как Родрик де Круа - гораздо умнее и полезнее. И что любой даме, попавшей в беду, куда лучше вдохновить вооруженного мужчину стать ее мужественным защитником, а не  противником.
- Миледи Гвенда, вы, должно быть, осуждаете меня, за такой неблаговидный способ снискать покровительства преподобного епископа?  Но подумайте, если ложь может послужить спасению невинного и уберечь его от погибели, не является ли она большим благом, чем правда, сказанная не для пользы, не для добра? Мне нужна была защита его святейшества, иначе я бы сейчас не по саду с вами прогуливалась, а в темнице замковых крыс радовала. К тому же, сказанное мною в повозке - неправда лишь отчасти. До того, как нашу семью постигло несчастье, во время  посещения монастыря в Уоттоне, я мечтала о получении образования  в монастырских стенах. Теперь же, зная печальную правду об участи девиц, попадающих в Уоттонский монастырь, отец скорее выдаст меня замуж за беззубого старца, нежели позволит переступить порог сей обители. - Рунильда протянула руку к кустам, для того, чтобы сорвать на ходу  несколько красно-бурых листочков, как вдруг ветви кустарника дрогнули и раздался подозрительный шорох в самой глубине зарослей. Девушка задержалась было, стремясь удовлетворить свое любопытство и выяснить причину странных звуков, но тут, обрадованная продолжением выгодной для нее темы разговора, подоспела Мэри, увлекая за собой дочь сэра Вилхерда.
- Прав ваш батюшка, миледи Рунильда. Тысячу раз прав! Замужем – оно всегда лучше. Даже, как вы выразились, за старичком. Ведь только зрелый мужчина сможет в полной мере оценить вашу молодость, вашу красоту. - Мери взяла небольшую паузу,  делая глубокий вдох и раздумывая как бы ей незаметно снова перейти к восхвалению заслуг и достоинств де Бриенна, а главное – подтолкнуть   местную саксонскую леди к рассказам историй из жизни  барона, неважно какого толка. Даже самые ужасные  из них Мэри сможет подать в выгодном для своей ненаглядной воспитанницы свете. Выдохнула старушка уже с облегчением, потому как Рунильда, словно угадывая чаяния няньки, спросила свою спутницу:
- Миледи Гвенда… а  барон,  вы  находите его привлекательным?  Как он выглядит для своих лет? – девушка никогда не видела сэра Брианна, но слышала, что владелец Кингстона совсем не юн, да что там греха таить - он чуть ли не ровесник ее отца и при этом не был ни разу женат.

Отредактировано Рунильда (2012-09-30 00:47:17)

«В руках божьих, дитя мое, однако кто тут наместник его на земле грешной? Правильно, я! И мне решать, куда длань господня направит и тебя, и эту девицу. Ишь, чего удумала, играть с де Нонаном!» - так думал преподобный, прячущийся в кустах замкового сада. На самом деле, он не намеревался подслушивать бессмысленный щебет этих галок, однако сейчас он благодарил бога за то, что, все же, вышел подышать свежим воздухом перед обедом. Вот оно, оказывается, как! Барона они тут восхваляют! Если бы взглядом можно было убивать, старушка Мэри уже лежала бы бездыханной – епископ призывал на голову доброй женщины, которую про себя именовал не иначе, как старой каргой, все казни египетские. Намерения няньки были ясны, как божий день – по крайней мере, самому епископу, а, может, и девице Редверс, которая только делала вид, что не понимает, и то и дело краской заливалась. Как барон успел пустить своего лиса в курятник епископа? Очаровал девицу еще по дороге в Кавентри, или же это Мэри, без конца повторяющая его имя, расстаралась? Взять бы старую ведьму, да вымыть хорошенько ей рот, чтобы не произносила это чертово «де Бриенн»! А ещё лучше – и вовсе зашить. Ни одна женщина ещё на памяти епископа не сказала ни одной разумной вещи. Ну, разве что «я жертвую все церкви, преподобный». Хоть он такого в жизни не слышал. Возможно, где-то, но не здесь… Епископ досадливо махнул рукой и сделал шаг вперед. Какая-то сухая веточка предательски треснула, и троица сплетниц всполошилась, а старушка Мэри начала пристально всматриваться в кусты. Самым естественным порывом преподобного было скрыться как можно скорее, однако один из служек епископа Ноттингемского, как раз вошедший в сад, завидев его по другую сторону кустарника, радостно завопил:
- Ваше преподобие, ваше преподобие, у меня к вам послание! – и, подобострастно согнувшись, засеменил по направлению к епископу. Незамеченным скрыться уже не удалось бы, и епископ, обогнув заросли, вышел с другой стороны, чтобы сложилось впечатление, будто он только что зашел в сад. – Его преподобие ждет вас для вечерней в соборе девы Марии, - служка поцеловал перстень на снисходительно протянутой руке де Нонана и застыл в ожидании ответа.
- Да, сын мой, передай его святейшеству, что для меня это великая честь, - ответил епископ и жестом дал служке понять, чтобы тот убирался. – А, миледи, вы здесь, - де Нонан изобразил легкое удивление. – Не ожидал вас увидеть, думал, вы уже трапезничаете, - епископ вовремя вспомнил о том, что уже давно минул обеденный час, а с самого утра ни он, ни Гвенда, маковой росинки во рту не держали. За исключением речной воды, которой епископ нахлебался вдоволь, как ему сейчас казалось.