… - Перековать коня… - голос Жана, - напоминание о необходимости услужить своему рыцарю, - прозвучал на несколько ударов сердца раньше петушиного крика, знаменующего рождение нового дня. – Кто к кузнецу пойдет?
- Ты, - буркнул Бертран, тщетно пытаясь в полусне накрыть голову плащом. Необходимость делить комнату для слуг на четверых вела к тому, что первый же проснувшийся неизбежно будил остальных. Особенно если этот первый – Жан, а Жан – известное трепло, ему молчание хуже пытки.
За криком петуха последовал удар колокола, а за ним глухое бряцание оружия: во дворе Ноттингемского замка собирались куда-то выступать шерифовы солдаты.
- Ну и ладно, пусть я, - покладисто согласился Жан, ловко вытряхивая из шевелюры солому. – А что если местный молотобоец не понимает по-нашему? – Походу задумался он. – Края-то дикие. Приколотит подкову на лоб…
- Тебе? – Сержант почти застонал. - Или себе?
- Шерифу. Давай-ка, Жильберт, собирайся, пойдем, вольным английским воздухом подышим, - предложил Жан менестрелю. – А то я ни объяснить толком ничего не смогу, ни поторговаться.
- Тож мне наука, - пробормотал Бертран, закрывая глаза. - Главное вовремя сунуть саксу под нос кулак. И он сразу вспомнит норманнский говор.

Жан вздохнул. Лично он про местного кузница ничего не слышал, но уже успел привыкнуть к тому, хороший слух, свойственный менестрелям, у Жильберта распространяется не только на складное пение канцон, но и на чужую болтовню. А потому ушлый Малыш успевает все про всех выведать быстрее, чем они с Бертраном успевают расседлать рыцарскую конягу.
- В город, так в город…

Город тем временем просыпался споро и суетливо, каждый так или иначе наделся урвать хоть клочок какой-нибудь выгоды от ярмарки.
- Вот и виселицу достроили, - ухмыльнулся Жан, припомнив, что в день их въезда в Ноттингем плотники как раз трудились над оной конструкцией. Теперь же она торжественно возвышалась над рыночной площадью.
- Праздник, видать, в самом разгаре… Что вчера на пиру такое было, Жильберт, что мы прямо с утра в кузницу за новыми подковами бежим и кольчугу правим. Турнир что ли намечается?

Отредактировано Жоффруа (2013-11-25 04:46:43)

Жан с чувством выругался. И хотя он на досуге поучал менестреля азам языка сарацинов, до этих слов обучение ранее не доходило. Уж лучше бы шутка Жильберта оказалась правдой, а правда – дурной шуткой.
- Мессир дю Перш обязательно вмешается, - вздохнул слуга, прекрасно изучивший уже повадки собственного господина. – И тут не в канцонах дело. Леди из Данфорта – вдова боевого товарища нашего хозяина. Он слово дал защищать ее.
Отказав, хоть и без особой уверенности в голосе, своему рыцарю в чувствах к леди Ровене, Жан не осмелился сомневаться в крепости рыцарского слова, а потому помрачнел окончательно.
- Так что местные болтуны не к добру язык распускают, - заключил он. - А нам надо держать ухо востро и арбалеты наготове.

Арбалеты арбалетами, но начинать было велено с подков. И пускай в Ноттингеме целых три улицы, - Брайдлсмит, Гейтсмит и Смит-Роу, - считались вотчиной мастеров кузнечного дела, Жан не собирался доверять такую ценность, как рыцарский конь, первому попавшемуся молотобойцу. Это вам не какая-нибудь кляча, что ходит у виллана под плугом!
- Эй, спроси-ка у местных, кто у них лучший кузнец в городе, - попросил он Жиля, благо даже в столь ранний час на рыночной площади уже сделалось людно, а стало быть, было кому задавать подобные вопросы.

Отредактировано Жоффруа (2013-11-26 18:24:22)

Француз энергично потер лоб. Что должно было символизировать напряженную работу мысли. Оставить рыцарского коня без присмотра, да еще у саксов, которым слуга де Шатодена откровенно не доверял – а вдруг с благородным животным что-то случится? Мессир Жоффруа башку открутит за такое. И будет в своем праве. С другой стороны, за время их странствий по Англии, ночевать путникам приходилось в местах, куда более неприятных и опасных, чем эта кузница. И все, вроде, обошлось. До сего дня.
- Беззаботная твоя душа, Жильберт, - вздохнул Жан. – Одни песенки на уме.
И все же упоминание о собственной нужности польстило норманну. Впрочем, легко быть нужным своему господину, когда в спутниках у господина за все про все один солдат, сержант да беспечный певец. А коли их так мало, а в Ноттингемском замке дю Перш уже успел нажить себе врагов, - верно говорил Бертран, глаза цвета меда и рыцарские вздохи по прекрасной донне не доведут их до добра, - то разве не долг доброго слуги быть подле своего рыцаря, а не в кузнице на сеновале дрыхнуть?
- Лучше вернуться в замок как можно скорее. – решил Жан. - Что-то я по своему арбалету заскучал… Ты скажи нам, кузнец, когда за работой приходить?

Предложение выглядело заманчиво. Жан задумчиво глянул на худощавого мужчину, лоб которого почти до самых бровей скрывала пропитанная потом полотняная повязка. Отчего-то французу казалось, что голос этого сакса он уже где-то когда-то слышал. Да только с чего бы?
- Хорошо. Приведешь коня сам. А если хочешь заработать пару пенни, найдешь меня или его вон в замке, - Жан мотнул головой в сторону менестреля, - и доложишь, что работа исполнена, а конь в стойле.
Крепкий гнедой жеребец, - объект торга, рыцарская гордость а по ходу пропуск в замок для одного хитроумного разбойника, - тревожно заржал. Его беспокоила близость огня.
- Ну пора и честь знать, - постановил кузнец. – Коли о работе договорено, то ею самое время заняться.

- Я б подумал, что ты хочешь обокрасть меня. Забрать те деньги, что рыцарь заплатит за подковы, и улизнуть, – голос мастера Балдрика был тих и размерен, он проводил взглядом уходящих норманнов, и, теперь, скрестив руки на груди, разглядывал своего помощника. - Но только дурно думать о людях – грех, и, сдается мне, у тебя, парень, что-то другое на уме. Ты – хороший мастер, и я рад видеть тебя в своем доме, только что-то блажишь ты. А блажь редко доводит до добра.

Когда человек продажен, доверять ему не стоит, даже заплатив. Эту нехитрую истину шервудский разбойник под личной разбитного Аллана-лучника совершенно упустил из виду. Стражники взяли его деньги и пообещали отпустить мальчишку не зависимо от приговора, но это благое намерение просуществовало недолго.
- Что-то тут нечисто, я думаю, - принялся рассуждать один из них за вечерней кружкой дешевой браги в казарме.
- Этот Аллан в любимчиках у шерифа, - согласно кивнул другой. – А что, если это он не о браконьере печется. А… Ну вот проверяет нас с тобой! Только мы мальца выпустим, как нас самих по указу милорда Венденаля хвать – и в каземат. Или плетей. Или еще чего похуже, - тощий конопатый мечник с отвращением почесал худую шею, на которой острый кадык двигался в такт вливанию в горло дармового пойла.
- И что же делать? Донести де Грендону?
- Донести всегда успеется. А вот если мы мальчишку отпустим, а его снова схватят, то Аллану скажем, что мы не причем, а шерифу – что это мы так специально задумали, выясняли, не приведет ли маленький паршивец нас к каким-нибудь разбойникам…
- А если он и правда приведет… К разбойникам?
- Саксы – все сплошь разбойники, - расхохотался конопатый. – Хватай любого – не ошибешься. Но если кто-то явится за вилланом, и правда, можно будет выслужиться.

За вечером наступила ночь, за ночью – утро, и теперь, когда пришла пора отрабатывать деньги, конопатый цепко ухватил Марвина за плечо.
- Поди-ка сюда, голодранец.
Большей обиды, чем скорая смерть, придумать уже было невозможно, так что никто не обращал на грубость охраны внимания, и стражники беспрепятственно оттащили мальчишку в сторону от остальных приговоренных.