Время королей

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Время королей » ➤ Pro memoria » Faciam ut mei memineris


Faciam ut mei memineris

Сообщений 21 страница 31 из 31

21

Баронская дочь втащила корзину под низкую и мрачноватую кровлю убогой хижины, поставила ее рядом с нехитрым ложем и осмотрелась вокруг. На замечание Стефана она кивнула, но не спешила ответить согласием, хотя и понимала, что оруженосец руководствуется предыдущим опытом, если не своим собственным, так товарищей по оружию: прижигание каленым железом было излюбленным средством борьбы с кровотечениями. Однако Ода также знала по рассказам лучников, испытавших на себе воздействие этой жестокой процедуры, что она зачастую вызывала более серьезные осложнения, чем сама рана, не говоря уже о невыносимой боли, которую при этом испытывал раненый.

На рыцаре не было ничего, кроме брэ и широких повязок*, явно сделанных из разорванной на лоскуты одежды. Это позволяло беспрепятственно оценить простиравшееся перед целительницей поле деятельности. Кровоточащая рана бедра; еще одна, как ей уже было известно, – под правой лопаткой; на голове – след от удара. Несмотря на то, что именно кровотечение требовало неотложной помощи, Ода подумала о том, что сосновые иголки  впиваются  в спину  сеньора де Марли при каждом его движении, причиняя лишние страдания. Она вытащила из корзины одну из просторных нательных рубашек, которые ранее предназначались для того, чтобы быть отданными беднякам из Ластура. От многочисленных стирок льняная ткань стала гораздо мягче и вполне годилась послужить в качестве простыни. Ода развернула рубаху и, положив ее в изголовье раненого, обратилась к Стефану:

- Огонь развести все же придется: нужна теплая вода. Много воды! Но прежде помогите мне подстелить под спину сеньору де Марли вот эту камизу.

Ода склонилась над северянином и, просунув правую руку ему под шею, а  левую – под поясницу, попыталась приподнять верхнюю половину его тела. Это оказалось довольно непросто, учитывая крепкое сложение рыцаря: хрупкой окситанке показалось, что она отрывает от земли каменную глыбу. Но еще труднее было справиться с волнением, которое совершенно некстати охватило ее от этой вынужденной для них обоих близости. Она почти сразу поняла свою ошибку: Стефан справился бы ловчее и быстрее.  Но теперь было поздно что-то менять, и она подумала, что если молодой франк и не разобрал ее корявый французский, то камиза, лежавшая в изголовье ложа, и ее собственные действия должны были подсказать сметливому оруженосцу, что от именно него требуется. 

- Какой вы тяжелый, мессир, - пробормотала она на окситанском, обращаясь скорее к себе самой, нежели к Марли.

Впрочем, он все равно вряд ли бы ее понял, даже обратись она к нему на языке Кретьена де Труа: щеку Оды щекотало горячечное учащенное дыхание, под прохладными ладонями пылало разгоряченное лихорадкой тело, а сильный жар, насколько ей было известно из опыта, не способствует ясности мыслей.   

----------
*согласовано

22

- Да, я сейчас, - с готовностью откликнулся Стефан на обе просьбы Оды. Но если обустройство ложа для раненого было делом нехитрым, - быстро расправляя рубаху на сосновых ветках, де Розуа не позволил себе даже улыбнуться, глядя на то, как трогательно девушка поддерживает его господина, - то с огнем все обстояло намного сложнее.
- Костра придется немного подождать, - со вздохом предупредил он. Расписываться в собственной беспомощности всегда неловко, но беда застала французов врасплох, и солдаты из замка не оставили им практически ничего. Они б и жизни им не оставили, если бы не случайность. - Я еще вчера собрал и мох, и кору на растопку, но получится ли сразу высечь и подхватить искру… Я сделаю, что смогу, мадам.
После этих слов он оставил хижину, Оду и Матье, и отправился в укромный уголок под скалой, где ветер не мог помешать рождению огня.

Марли тихо застонал. И все же лежа ему было легче, чем стоя, а прикосновение ласковых прохладных рук как будто гасило терзающий рыцаря горячечный огонь, притупляя даже пульсирующую боль в спине.

- Спасибо… тебе… вам…

За что он ее благодарил? За заботу сейчас, или за ту вчерашнюю попытку спасти ему жизнь. А может, за то и другое сразу.

- Я не думал, что все так выйдет… Я не знал…

И конечно, если бы знал, не оставил бы сидеть со связанными руками на земле до утра, не пугал бы костром и священиком.  И гоняться ночью по лесу тоже бы не стал.
В памяти мелькнула изящная нагая фигурка, выбеленная призрачным лунным светом и укрытая водопадом распущенных темных кос.
А может быть и стал…

Матье со вздохом уткнулся лбом в плечо Оды.
Но мгновение спустя попытался отстраниться.

- Пусти… Я тебя кровью измажу…

Отредактировано Матье де Марли (2015-04-01 19:17:51)

23

- Oui…

Она мягко опустила его на ложе, заботливо прикрытое старой камизой, поймав себя на мысли, что делает это с неохотой и сожалением: так любящая мать отпускает от себя захворавшее дитя. Щеки ее горели – оттого ли, что их опалило чужое лихорадочное дыхание, или по другой причине, она не смела задумываться. Вытащив из корзины  плетеную бутыль с белым вином,  окситанка опустила в нее два зернышка из своего лечебного арсенала и как следует взболтала содержимое. Ему надо поспать, отдохнуть, набраться сил, а пока он видит сладостные, навеянные волшебным снадобьем сны, она займется его ранами. Выждав несколько мгновений, чтобы дать зелью раствориться, Ода поднесла горлышко бутыли к губам своего подопечного:

- Это лекарство, пейте!

Насколько быстро подействует снадобье, она точно не знала. На Каталину оно влияло почти мгновенно. Но сестра мессена де Мираваля была совсем юной девочкой изящного сложения, а северянин – сильным и крепким мужчиной. Ода впервые задалась вопросом о том, сколько ему лет. Впрочем, какое это имело значение…

Она щедро смочила прохладным вином свой платок – кипенно-белый и чистый, - и положила его на пылающий лоб раненого. Скорее бы вернулся Стефан! Тогда они вместе смогут обтереть тело мессира де Марли водой, чтобы умерить жар. А пока…Она села в изголовье ложа и положила голову рыцаря себе на колени. Какая сладкая тяжесть…Ода пропустила пальцы сквозь слипшиеся от пота густые пряди темных волос:

-Спите, мессир…

24

Спать… Да, конечно, спать…
Матье сделалось вдруг легко и спокойно, терпкий запах южного вина, свежий и немного горьковатый привкус на губах…Он так хотел пить, но не нашел в себе сил добраться до родника под скалой.
Все же девушка эта владела какой-то особой магией. Пусть даже и не христианской, еретической, запретной, но какое это сейчас имело значение?
Не пытаясь больше разговаривать, француз задумчиво смотрел на свою нежную врачевательницу снизу вверх, пока ресницы его не слиплись окончательно, и снадобье Совершенного Бенуа не увлекло раненого в беспечное царство Морфея.
В хижине сделалось совсем тихо, только узкие полосы света, отражающиеся от ветвей и пробивавшиеся в прорехи в крыше, чертили на полу странные рунные узоры, да где-то неподалеку негромко ворковали голуби.

А потом вернулся Стефан, и принялся, тихо ругаясь по-французски, рыться в остатках пожитков, когда-то принадлежащих прошлым владельцам этого заброшенного лесного жилища. Костер он развел, но в чем согреть воду? Старая глиняная плошка – вот и все, на что расщедрилось мироздание.
- Спит? – спросил де Розуа, осторожно заглядывая через девичье плечо на пути к выходу. Он бережно прижимал к груди свою добычу: таким старьем побрезговала бы любая рачительная хозяйка, но больше ничего нет, и не пригоршнях же воду носить.
- Быстро…
И принюхался, с удовольствием вдыхая все еще витающий в хижине запах вина.

25

-Да, заснул, - тихо откликнулась Ода. Умиротворенный вид спящего ее успокоил: дыхание у него выровнялось, и теперь он напоминал собой одну из тех величавых фигур, которыми католики украшали свои храмы и саркофаги. Она затаила дыхание, любуясь его спокойным, будто выкованным из бронзы лицом, и немного помедлила, не решаясь потревожить целительный сон неловким движением. Но потом все же встала и, сняв с головы накидку, сложила ее вчетверо и подстелила под голову спящего. Теперь ей предстояло заняться рыцарскими ранами. Из бездонного рога изобилия была извлечена еще одна чистая камиза и  бутыль, в которой плескалась животворящая влага. В такой жаркий день Стефана должна была мучить сильная жажда, и Ода подумала, что лучше будет, если оруженосец поначалу утолит ее душистой и подкрепляющей силы амброзией из погребов ее отца, а потом уж отправится к источнику за ключевой водой. А она покуда промоет раны его сеньора холодным белым вином, превращенным в целебный эликсир при помощи снадобья Совершенного. Позже она принесет из замка свежеприготовленное лекарство. Окситанская Цирцея указала на запечатанную бутыль:

- Мессир де Розуа, отведайте нашего розового вина! И дайте мне ваш нож: надо разрезать камизу на лоскуты.

Баронская дочь с горестным осуждением взглянула на свои изнеженные, по-девичьи слабые руки: им ни за что не справиться с прочной на разрыв льняной тканью без помощи острого ножа.

Отредактировано Ода де Кабаре (2015-04-02 19:13:16)

26

Юноша посмотрел туда же, на маленькие нежные ручки девушки, только вот осуждения в его взгляде не было. Скорее, наоборот, юный де Розуа поймал себя на мысли, что тоже хочет оказаться хотя бы немного раненым и заполучить подобную прелестную сиделку.
Стефан тут же отогнал от себя столь недостойные фантазии, понимая, что ничего приятного в положении господина де Марли нет, а «красивые» куртуазные раны, расписанные в канцонах, разительно отличаются от тех, что наносит бренному телу сталь.

- Давайте, я сам, - предложил он Оде, отбирая у нее камизу. С ножом любой ребенок мужского полу учится справно обращаться с детства, так что молодой француз быстро и ловко располосовал мягкую ткань старой рубахи на такие же мягкие лоскуты. И только потом благодарно потянулся к вину. Присутствие в хижине прекрасной дамы, напоминающей Стефану стразу все баллады его родины разом, вселяло в юношу уверенность в том, что все обойдется, все будет хорошо. Наивность? Пусть так, но человеку всегда хочется верить в лучшее.

Бодрящий напиток с южных виноградников живительным теплом влился в вены, разгоняя кровь. Много ли надо пятнадцатилетнему парню, со вчерашнего утра постящемуся. Немного вина, рядом красивая девушка, его ровесница, еще немного, он и топот единорогов на пороге хижины готов был услышать.

- Знаете, почему меня не убили, мадам, - поведал де Розуа доверительно, отставляя в сторону бутыль. – Я рано утром в лес пошел, туда где вы… ну, со старухой той. Видите, вы меня спасли.

Спасло Стефана его собственное неуемное любопытство. Но ведь именно Ода послужила его причиной.

- И я нашел там кое-что. Смотрите!

Корень мандрагоры и правда слишком уж напоминал человека, тут природа словно нарочно насмехалась над людской доверчивостью и богатым воображением.

Отредактировано Матье де Марли (2015-04-02 21:43:14)

27

Пока Стефан ловко управлялся с тканью, Ода сняла повязку с бедра рыцаря и внимательно  осмотрела рану. Кровь уже успела свернуться, из чего целительница сделала вывод, что кровотечение не прекращалось из-за того, что раненый много двигался, но если он будет находиться в покое, новое ему не грозит. Она осторожно, но тщательно удалила остатки крови при помощи вина и положила на рану чистую салфетку, пропитанную настоянным на розмарине оливковым маслом: немудрящее, но действенное средство для заживления, которое широко использовали везде, где росла олива, дарованная людям грозной и прекрасной воительницей. Если бы юная окситанка знала историю о даре Афины, она бы, наверное, увидела в ней подтверждение постулата о том, что подобное излечивается подобным: рана, нанесенная стрелой, должна была исцелиться благодаря маслу из плодов дерева, появившегося из боевого копья. Но сейчас она не искала лишних смыслов, а просто руководствовалась многолетним опытом своих земляков, простых вилланов, которые искали и находили нужные снадобья путем многочисленных проб и ошибок. Ода уже собиралась попросить у Стефана несколько полос ткани, чтобы наложить поверх салфетки новую повязку,  но его слова не дали ей этого сделать. Окситанка негромко ахнула, глядя на замысловато перекрученного человечка в руках юноши. Столько бед принесли поиски корня мандрагоры, что такой вожделенный ранее, теперь он не вызывал в ней ничего, кроме отвращения. С каким удовольствием она бы бросила его в огонь, разведенный юным франком. Но у Стефана был такой по-детски простодушный вид, что Ода не решилась разочаровать его, выразив свое истинное отношение к его находке.

- Вы нашли мандрагору! – воскликнула она. – Я приготовлю из нее отвар: он поможет ранам зарубцеваться быстрее!

На самом деле теперь она ни капли не верила, что от корешка будет хоть какой-то прок. Но если прикладывать к ранам пропитанные его отваром салфетки, никакого вреда это не причинит, а Стефан получит хоть тень утешения среди обрушившихся на него и его сеньора несчастий: у верного оруженосца будет основание думать, что его сеньору помог найденный им корень. Ода опустила глаза и улыбнулась: сколько обаяния и располагающей к себе искренности в этом молодом франке! С ним она чувствовала себя легко и свободно, несмотря ни на разницу вероисповеданий, ни на то, что он явился на ее землю в составе отряда северян.

А благородный рыцарь по-прежнему крепко спал под действием иного, более могущественного, нежели мандрагора, зелья: такой трогательно уязвимый в своей почти полной наготе и отрешенности от происходящего вокруг...К счастью или к несчастью, Ветхий Завет был не в чести у единоверцев Оды, и потому аналогия с Самсоном и Далилой не пришла ей в голову. Окситанка вздохнула и снова посмотрела на юного Давида:

- Помогите мне сделать перевязку, мессир де Розуа.

Отредактировано Ода де Кабаре (2015-04-03 13:24:56)

28

От подобной просьбы Стефан тем более не стал отказываться. И пусть рукам молодого человека не хватало женской нежности, в ловкости оруженосца сомневаться не приходилось. Видно было, что с ранами ему уже приходилось иметь дело. При этом, по мнению де Розуа, он явно умел недостаточно.

- У нас в отряде сержант Грегори хорошо смыслил в этом деле. И стрелу вытащить, и перевязать. Но он…

Юноша помрачнел. Грегори, подобно прочим спутникам Марли, навсегда остался на лесной поляне. Жалость и удручающее ощущение невозможности что-либо изменить вновь охватили де Розуа. Он был еще в том счастливом возрасте, когда сам дух человека противится смерти и еще не готов принимать ее, как положенную Господом и природой данность и закономерный финал любой человеческой жизни.

- Он ведь не умрет? – спросил Стефан тихо, перевода взгляд со своих влажных от оливкового масла ладоней на безмятежное лицо спящего сеньора. Сон, вызванный снадобьем, был глубок и мало напоминал те беспокойные метания, в которых Матье де Марли провел минувшую ночь.
- Вот если бы мы успели найти того каноника, за которым нас отправили! – в сердцах посетовал молодой француз, как следует затягивая повязку на бедре своего рыцаря.

Доминик-проповедник исцелял болящих, значит, мог помочь и раненному. В этом Розуа не осмелился бы сомневаться. Его охватило томительное желание чуда, но в действительности по-прежнему оставалась наскоро срубленное из ближайшей сосны ложе и надтреснутая плошка. Ну и еще странное снадобье, мандрагора и прекрасная девушка, присутствие которой можно было считать чудом само по себе.

- Даже не знаю, какую молитву нужно читать. Sub tuum præsidium? Или может Memorare? Или лучше просто пойти и согреть воды? Что там для вашего отвара потребуется?

29

Ода чуть ослабила повязку, поскольку ей показалось, что в своем рвении ее помощник чересчур туго затянул узел. Но в целом оруженосец  действовал настолько умело, что она могла только порадоваться за его сеньора. Ослабляя узел,  окситанка случайно задела руку Стефана и вспыхнула до корней волос.

- Мессир де Марли не умрет! – с жаром откликнулась она на вопрос франка, пытаясь побороть нахлынувшее смущение. –  Любая молитва благодатна, если идет от чистого сердца, а  вы преданы своему сеньору всей душой!

Наверное, следовало попросить Стефана тотчас нагреть воды, но раненый рыцарь пока что явно не нуждался ни в чем, кроме сна – а сон этот, как она могла судить по Каталине, которую пользовали тем же снадобьем, продлится еще довольно долгое время. Ей самой пора было уходить, но она все медлила, не в силах встать и попрощаться. Позволит ли ей Стефан  прийти в хижину снова? Ода сняла влажную тряпицу со лба рыцаря и прикоснулась к его коже кончиками пальцев: жар явно пошел на убыль, и это наполнило целительницу самыми радужными надеждами.

- Мне пора уходить, мессир де Розуа, - неохотно признала она, - Вы разрешите мне прийти сюда завтра поутру? Я принесу вам  лук и стрелы, чтобы вы смогли охотиться…А мандрагору кипятите на огне, пока корень не размягчится.

Дочь барона де Кабаре понимала, что не должна, не имеет права предлагать оружие врагу, но что же делать, если враг этот такой ...славный. Или дело было вовсе не в обаянии и благородстве Стефана, а в чем-то другом? Или в ком-то...

Отредактировано Ода де Кабаре (2015-04-03 22:23:27)

30

Вряд ли он мог что-то ей запретить. И даже если бы мог  - не стал бы.
Человеческое присутствие само по себе значило не меньше, чем снадобья. Конечно же Стефан думал о мессире де Марли. А о себе… совсем чуть-чуть, ему достаточно просто отблесков света, а не самого огня.

- Я буду рад снова увидеть вас, мадам. Но о большем не смею даже просить. Тем более, об оружии.

Голос молодого человека был полон сомнения, но глаза против воли радостно вспыхнули.
Лук! Стрелы!
Ведь так неловко, мучительно и неприятно чувствовать себя беспомощным и перед человеком, и перед зверем, особенно когда на тебе лежит ответственность не только за собственную жизнь. Девушка говорила об охоте, де Розуа думал в первую очередь о другом, но и об охоте, конечно, тоже.
Оглянувшись на спящего господина, он еще сильнее смешался. Учтивость требовала предложить даме сопроводить ее хотя бы до тропинки. Но там кто-то мог увидеть их, да оставлять мессира де Марли без присмотра Стефан не хотел. 

- До завтра, мадам, - вздохнул юноша разочарованно. По крайней мере никто не запретит ему долго-долго смотреть ей вслед.

31

- Благодарю, мессир, и до скорого свидания! Когда ваш сеньор проснется, дайте ему вдоволь напиться чистой воды, а отвар мандрагоры мы будем прикладывать к ранам завтра.

Покинув хижину, Ода заторопилась обратно в деревню: ей надо было поспеть к молитвенному собранию. Но по дороге она не удержалась и собрала букет для хворающей сестры рыцаря-трубадура: небесно-синие колокольчики и белые соцветия, которые вилланы Ластура называли «звездовками»*

Она успела к началу проповеди и села рядом со своими  единоверцами, положив на скамью  скромные лесные цветы. Почему, почему все так сложилось? Она была окситанкой и дочерью южного сеньора. Она любила всех этих людей, которые сейчас сидели бок о бок с нею и слушали вдохновенные слова своего пастыря. Почему же она места себе не находит, считая мгновения, оставшиеся до того момента, когда снова увидит их общего врага? Увы, не мгновения, а долгие часы, которые надо было как-то пережить. Слова проповедника лились плавно и спокойно, как воды равнинной реки, но Ода ничего не слышала, а думала только об одном: как раздобыть обещанные Стефану лук и стрелы. Она понурила голову: неужели придется лгать? Ложь в понимании катаров была одним из самых страшных грехов. Но она тут же приободрилась, вспомнив о том, как расположен к ней эн Изарн, вернувший ее в замок с места ночного боя и пронесший на руках сквозь перекрестные взгляды любопытствующих слуг. Он попросту не спросит, зачем ей понадобилось оружие, а значит, ей не придется прибегать ко лжи. Дочь барона де Кабаре немного воспряла духом и обратилась в слух. Проповедник цитировал Новый Завет: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю Вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»

Слова Священного Писания пролились на мятущуюся в сомнениях душу юной альбигойки бальзамом и елеем. Сам Бог велит ей поступать так, как подсказывает собственное сердце.  Ода вспомнила исполненное благородства лицо мессира де Марли и честный открытый взгляд его оруженосца. Как же так получилось, что они пришли на землю ее предков с огнем и мечом? Дочь южного барона не знала правильного ответа, знала только одно: однажды встав на путь помощи северному рыцарю и его оруженосцу, она с него уже не сойдет. И не важно, чем это грозит ей самой. Как только проповедь закончилась, она подхватила букет, предназначенный для Каталины, и направилась к выходу из молельного дома, гадая под каким предлогом покинуть замок не завтра поутру, а сегодня ближе к вечеру.

Эпизод завершен

Отредактировано Ода де Кабаре (2015-04-07 19:44:24)


Вы здесь » Время королей » ➤ Pro memoria » Faciam ut mei memineris