Ещё одна весна. Каждую весну Жанна наблюдала за тем, как молодые стебли травы ищут свой путь, пробиваясь сквозь землю, ещё недавно такую мертвую и стылую, и училась у них терпению и настойчивости. Прошло семь лет с того дня, как, заболев после ледяного купания и вида кровавой резни, учиненной англичанами, дочь крестьянина д’Арка удостоилась Гласа. Она долго боролась с лихорадкой, но, к удивлению многих, выжила, и с тех пор, как наконечник стрелы, носила в себе осознание своего предназначения.

На обочину дороги выскочила полевая мышь, осмелевшая от утреннего яркого солнца и тишины. Жанна, улыбаясь, замедлила шаг, чтобы не напугать зверька. Она шла в Туль, на суд епископа. Одна. Сущее безумие, но Жанна была непоколебима.
Мышь, с писком, скрылась за камнем. Хорошо, когда есть, где спрятаться. Хорошо, когда есть дом, где тебя любят и понимают. У Жанны его уже не было, но может быть, это и правильно.  Оружие господнего гнева не должно иметь ножен.

Долгое время Глас молчал. Маленькая крестьянка успела превратиться из девочки в девицу, была послушной дочерью, в кругу деревенских сверстников держалась тихо, чуть в стороне, и никому не говорила о том чуде, что случилось с ней в маленькой церкви святого Реми. Только осторожно расспрашивала отца Жозефа о том, возможно ли такое, что Господь снизойдет да самого незначительного из ничтожных. Возможно ли, что сделает из него орудие воли своей? И Отец Жозеф клал свою сухую руку на плечо Жанны, и говорил, тихо и убедительно, что Господь всемогущ и не нам пытаться понять Его замысел. Надо только следовать ему, слепо и с горячей любовью в сердце.

В своем сердце Жанна ощущала достаточно любви к Господу и достаточно ненависти к англичанам, которые продолжали бесчинствовать на французской земле, отвоевывая от нее пядь за пядью, чтобы терзаться бездействием. Каждое известие о победе французского оружия наполняло её душу счастьем, но все чаще она чувствовала скорбь. И вот, не выдержав больше томительного ожидания, попросила отца отвести её в Вокулер. Жанне казалось, всё будет просто. Стоит капитану де Бодрикуру выслушать её, как Господь откроет ему глаза. Но этого не случилось. Робер де Бодрикур велел отцу как следует наказать девчонку, да выдать замуж. Отец так и поступил, злясь на кроткую дочь за унижение.

– Прости, Господи, что я проявила неверие, – набожно прошептала Жанна, глядя в небеса. – Ты велел ждать, а я не послушалась. Прости.
До Туля было далеко. Так далеко, что преодолеть этот путь в одиночку, без сопровождения, было сродни подвигу, но Жанна шла отстаивать свою честь. Отец быстро сговорил ее за соседского сына, а когда девушка воспротивилась, семья жениха подала на нее в суд. Все ждали, что она сдастся, примет свою судьбу, но её судьба была совсем иной!
В грубый кожаный башмак попал острый камень. Жанна поморщилась, но пришлось остановиться и сесть на траву. Ей еще долго идти. Без оружия, без денег и по правде сказать, даже без корки хлеба. Платье, плащ и освященные в Риме четки, подарок отца Жозефа – вот и все, что у нее было с собой. А еще вера то, что правда на ее стороне, а значит, бог ее не оставит.

Отредактировано Жанна д'Арк (2016-08-20 08:13:25)

Незнакомый мужской голос заставил сердце девушки сжаться от страха, но она тут же упрекнула себя: маловерная! Если Господь избрал тебя, то чего тебе бояться? Разбойника, душу заблудшую? Жанна, знавшая и голод, и холод, ясно различила в глазах бродяги, появившегося из-за валежника, блеск отчаяния. Любая собака, если её не кормить и бить, становится волком. Но отец Жозеф любил рассказывать притчу о разбойнике, который вошел в Царствие Небесное со Христом, Спасителем нашим, и каждый раз добавлял, что искреннее покаяние способно спасти душу и вернуть её от самых врат адовых.

- Мир тебе, добрый человек, - отозвалась Жанна, поднимаясь и отряхивая юбку от травинок. Взглянула на небо, мысленно прося у него защиты для себя и спасения для тех, кто в нем нуждается. В небесной синеве ни облачка, неторопливо и величественно плывет солнце, обещая жаркий день.
А в таком далеком теперь Домреми с раннего утра кипит работа, погожий денек для крестьянина – благословение...
Девушка вздохнула, вспомнив расставание с отцом и братьями, которое вовсе не было добрым. Только мать украдкой вытирала слезы.

- Я иду в Туль. Если нам по дороге, то буду рада попутчикам. Если же нет, то не задерживайте меня. Моё дело спешное.
Бедный наряд Жанны не очень-то вязался с её одухотворенным лицом, еще меньше со спокойными словами и достоинством, с которым держалась девушка. Дочь крестьянина и сама не могла бы ответить, откуда всё это взялось, но она ясно почувствовала в душе присутствие чего-то, какой-то силы, сродни той, что снизошла к ней в церквушке святого Реми, и сила эта окрыляла. Господь и в правду отвечает на наши молитвы, даже не высказанные вслух.

Отредактировано Жанна д'Арк (2016-08-26 07:42:45)

Жанна столько времени пыталась найти хоть одну душу, способную выслушать её и понять! Да хотя бы выслушать, без насмешек, страха или жалости (девица-то умом тронулась, эка печаль), что вопрос бродяги внезапно прорвал плотину из невысказанных слов, что выросла в её душе за все эти долгие, непростые годы. Знать, что ты избрана, чтобы спасти милую Францию и видеть, как терзают её англичане, ждать знака свыше, каждый день, каждый час - легко ли это? И никого рядом, кто разделил бы это бремя, только отец Жозеф, терпеливо слушающий её долгие исповеди.

Путница шагнула навстречу разбойнику, чувствуя, как за спиной её вырастают крылья.
- Ты прав, добрый человек. Я иду не с пустыми руками. Со мной моя честь, и я буду защищать её перед епископом. Со мной моя вера. Я верю, что Господь не оставит меня. Это огромное богатство, и я готова поделиться им с тобой. А еще я иду не одна, со мной ангелы Его. Идите со мной, если хотите, и увидите торжество правды над ложью!

Жанна протянула руку бродяге, призывая его под свои невидимые знамена, как, наверное, Христос призывал первых апостолов, увлекая их силой слова и силой веры. Она больше не боялась. Эти люди, какая бы нужда не привела их на дорогу, были её Францией, они так же страдали, надеялись, верили в то, что когда-нибудь наступят мирные дни, война уйдет, отхлынет через Ла-Манш, и земля Франции очистится. А если вера их пошатнулась, у Жанны хватит ее на весь мир!

Появление рыцаря наполнило Жанну ликованием. Нет, не от того, что теперь она не одна на дороге, что есть управа на бродяг, у которых вряд ли были добрые и честные намерения по отношению к беззащитной девушке. А оттого, что её чаяния, её молитвы были услышаны. Вот оно – спасение. Вот он, знак того, что она на верном пути, и нельзя сворачивать, нельзя поддаваться даже мимолётной слабости, нельзя оскорблять Господа нашего неверием и унынием.

На Бертрана де Пуленжи Жанна взглянула сияющими от счастья глазами. Заговори он языками ангельскими, а не человеческими, она бы не удивилась, но и так он внушал дочери крестьянина благоговение. Солнце щедро золотило  доспехи рыцаря, высвечивая Жанне её будущее. Писало его огненным пером на благородной стали. До сего мгновения ей казалось, что достаточно просто быть, теперь она понимала, что быть недостаточно, нужно знать, уметь. Она должна стать как те, в чьих руках настоящее и будущее милой Франции. Стать одной из них. Абсурдная мысль, достойная наказания за свою дерзость, но дочь крестьянина верила, что Бог с ней, а если так, то кто против неё?

- Да благословит тебя Господь, добрый господин! Этот человек не сделал ничего плохого, он всего лишь спрашивал, куда я иду и зачем, а я ответила, что иду в Туль, на суд епископа.
Жанна улыбнулась бродяге, светло и ободряюще, призывая не бояться. Ничего не случится с теми, кого ведут ангелы!
- Может ли случиться так, что бог милостив, и нам по пути, добрый господин? Это воистину была бы удача для меня. Я дочь крестьянина д’Арка из Домреми, я должна попасть в Туль как можно скорее, чтобы защитить свою честь от ложных наветов. Один добрый юноша, одержимый бесом гордыни, объявил себя моим женихом, но это не так, и я готова это доказать!

Как смешна, вероятно, была горячность Жанны, как кощунственно звучало слово «честь» в устах простой крестьянки. Но девушка и сама не могла бы сказать, откуда что взялось. Она чувствовала только одно – жажду говорить правду, и только правду, даже если это будет стоить ей жизни. Жанна стояла среди дороги, в пыли, солнце припекало непокрытую голову, как будто касалось ласковой горячей ладонью. «Не бойся», - шептал ей невидимый голос. – «Говори, и будешь услышана».

Бродяги скрылись с глаз рыцаря так быстро, как это только возможно, и Жанна, глядя им вслед, испытала легкую грусть. Отчего-то она была уверена, их сердца еще не погибли для Бога и Его правого дела, если бы она поговорила с ними еще немного, их бы коснулась благодать. Глядя в глаза разбойника, она чувствовала в себе силу убеждения, а сейчас она исчезла, испарилась, как утренний туман с восходом солнца. Исчезла посланница Господа, на дороге осталась крестьянка из Домреми. Но, к счастью, она теперь была не одна. Бог послал ей защитника, и Жанна сразу же прониклась к нему сердечной приязнью.
Пока она раздумывала и колебалась, что бы такого сказать рыцарю, чтобы показать, как рада она этой встречи и как благодарна за нее небесам, рыцарь сам задал вопрос, заставивший молодую крестьянку задуматься, и даже улыбка сбежала со свежего девичьего личика.

- Дурён собой? Честное слово, добрый мой господин, не знаю, не приглядывалась. Должно быть, не дурён, но уж точно не уродлив.
Во всяком случае, руки-ноги у соседского сынка были на месте, он не был кривым или горбатым, не был так же рыжим и левшой, что, по всеобщему поверью, считалось меткой нечистой силы. Словом, жених как жених для какой-нибудь Мари или Аньес. Жанна не мнила себя лучше, она ощущала себя иной. Она поклялась хранить невинность не из гордыни, а потому что жизнь ее до последней капли крови была обещана богу и Франции. Это было трудно высказать словами, поскольку дочь крестьянина не обучалась грамоте, да и выразить то, что идет от сердца не всегда легко.
- Дело не в том, люб он мне или нет, он солгал, а всякая неправда есть грех, добрый господин, а я не обещалась ему, я вообще не выйду замуж, ни за него, ни за кого другого, судьба моя такая.

Жанна застенчиво опустила глаза, на губах заиграла мечтательная улыбка. Она снова, как воочию, видела тот меч, что спустился к ней с небес в церквушке святого Реми. Когда-нибудь, она вновь обреете его, и освободит родную землю от англичан! Поведет за собой таких, как эти бродяги, промышляющие на дороге разбоем, и таких, как этот рыцарь, на которого Жана нет-нет, да посматривала с детским благоговением.
Дорога мягко стелилась под ноги, солнце припекало, с весёлым криком над головами путников носились стрижи, гоняясь друг за другом в беспечальной синеве.

– Я не боюсь, добрый господин, спасибо вам! Да будет доволен вами Господь наш за то, что помогаете мне.
Сердце Жанны счастливо заколотилось, когда она неловко забралась в седло. Никогда еще дочь крестьянина не ездила верхом, никогда еще не смотрела на мир, сидя в седле боевого коня, и сейчас душу её затопило детское ликование. Она улыбнулась счастливо оруженосцу сьера рыцаря, и трем солдатам, его сопровождавшим, не слишком задумываясь о том, отчего у них такие суровые лица и отчего в глазах плещется легкое недоумение. Девушка была неопытна и чиста помыслами, простая жизнь, которую она вела с рождения в Домреми, не учила её подозревать, взвешивать каждое слово, оценивать каждый брошенный на неё взгляд. Жанна любила этот мир, любила жизнь, любила всех, в ком текла добрая французская кровь. Надо только разбудить её кипение, и англичане будут повержены!

– Я никогда не была в Туле, - призналась она, немного смущаясь того, что ей приходится держаться за рыцаря, чтобы не упасть, смущаясь своей своей женской одеждой, неподходящей для такой езды, и женской сути. Отчего она не мужчина? Насколько же легче было бы выполнить миссию, возложенную на нее Господом, или богу не нужна мужская сила, он разочаровался в ней?
– И епископа никогда не видела. Какой он? Он выслушает меня?
Знатные господа для простого люда были так же недостижимы, как ангелы господни, и так же, порой, непостижимы. Подрастая, дети слушают сказки о благородных рыцарях, которые не бросают в беде ни сирот, ни вдов, рыцари эти справедливы, сильны и благочестивы. Повзрослев, Жанна продолжала в это верить с такой же отчаянной силой, и по вере её ей воздалось.

Туль, епископ, суд… всё это пока казалось Жанне далёким, ненастоящим. Далёкой и ненастоящей казалась деревенька Домреми. Настоящей была дорога. Настоящей была спина сьера рыцаря и жар, исходивший от крупного тела коня, легко несущего свою двойную ношу. Ей бы думать о том, что она скажет, представ перед епископом, как ответит на обвинения несостоявшегося жениха, чем докажет свою невиновность. Но разум Жанны будто уснул, она была – одно больше сердце, полное любви к этой земле, лежащей перед ней, как на ладони, просящей прикосновения доброй руки, чтобы начать плодоносить без страха, что урожай сожгут или затопчут.
– Когда-нибудь так и будет, – тихо шепнула она, и золотистое теплое марево благодарно качнулось, благословляя. – Обещаю.