- В церкви.
Мессир дю Перш оставался верным своему вчерашнему намерению исповедоваться. Он был добрым христианином, к тому же только что вернулся из крестового похода, поэтому к священным таинствам относился с большой серьезностью.
- Ступай, только надолго не задерживайся.

- Толковый малый, - поделился впечатлением Жан, очарованный способностью молодого жонглера к языкам.
- Не верю я ему, - сержант был непреклонен в своей подозрительности. – Певец, птичья божья, бездельник и нахлебник. Хорошо, если просто обузой окажется. А вот если заведет не туда, самолично башку ему отверчу.
- Не ссорься с поэтом, Бертран, - рассмеялся рыцарь. – Иначе сочинит про тебя срамную канцону, а это хуже клейма. Ты умрешь, а песенку так и будут распевать. Жан, как он в седле?
- Ну, как. Видно, что малец все больше пешком землю меряет, мессир. Так это ж дело наживное. Подучится.
- Так вот пока подучится, лошадь выберите смирную, не пугливую. Понятно?

Перекрестившись на высокий шпиль церкви святого Мартина, Жоффруа отправился вовнутрь, а его слуги, раздав от имени своего хозяина несколько монет нищим на паперти, двинулись на поиски подходящей для жонглера лошади.

Люди добрые хватать никого не собирались, а вот стражники, опомнившиеся от минутного замешательства, принялись исправлять свою промашку с удвоенным рвением. Человека в плаще, - может, Айкена, а может, и нет, кто ж его знает, -  уже и след простыл, но горшечник, яростно размахивая кулаками, указывал на какого-то парня, как на сообщника разбойника, поэтому Жиля тут же схватили, сначала просто за шиворот, ну а потом грубо скрутили пленнику руки, - солдаты и не помышляли заботиться о сохранности дорогих пальцев музыканта, - и швырнули на колени в пыль прямо под копыта все еще нервно всхрапывающей после знакомства с жердью лошади.
- Ваша милость, это подельник Жженого. Если как следует встряхнуть негодяя, он и укажет, где прячется вся их шайка! – заявил один из стражников, наградив жонглера грубым пинком для убедительности.
- Вот это? Подельник? – Всадник поправил латную перчатку, успокаивающе похлопал испуганную лошадь по шее, но взгляд его, обращенный к солдатам и пленнику, был холоднее озерной наледи. – Упустили Жженого, недоумки. А мне подсовываете какого-то мальчишку? Думаете, мессиру де Венденалю это понравится?
- Да он знает, ваша милость, знает! – не сдавался провинившийся солдат. – И скажет… Отвечай господину помощнику шерифа, поганец, пока не вздернули тебя народу на потеху.

- Ты слышал, они хотят четверть марки серебра за полудохлую клячу, - сквозь зубы возмущался сержант Бертран, чьи торги за «спокойную и покладистую» конягу едва не закончились рукоприкладством. – Все англичане разбойники, верно говорю. И те, что на дороге, и те, что на базаре, и… Вот и нашего «певца» стража схватила, -  с некоторым удивлением заключил он, увидев Жиля в окружении солдат. – А я говорил мессиру, что парень втравит нас в неприятности.
- Хорош зубоскалить, - вскинулся Жан. - Малец, видать, в беду попал. Думаешь те, что в кольчугах, тут меньше разбойники, чем вилланы? Так барона саксонского вспомни. Обожди тут, я в церковь, я мигом!
- Я б не спешил, - буркнул Бертран в спину товарищу. Но на всякий случай положил ладонь на рукоять меча и принялся продвигаться поближе к разоренному лотку горшечника. А Жан, безжалостно расталкивая зевак, бросился предупредить дю Перша.

- Врет он! Врет, благородный сэр, - внес свою лепту в торжество правосудия разозленный горшечник. – Он нарочно разгромил мой лоток. Весь товар испорчен, мерзавец пустил меня по миру! Кто заплатит за мои горшки, а? Святой Думстан?
- По-моему я зря теряю время… - в сердцах пробормотал рыцарь, но участникам скандала рано было радоваться. Потому как в некоторых случаях правосудие страшнее беззакония. Особенно когда правосудие находится в дурном расположении духа. А радоваться было нечему, только что люди шерифа упустили разбойника, которого выслеживали больше месяца. И больше он на ярмарке не появится, не дурак ведь. Опять затаится в лесу, и опять примется портить кровь властям.
- Сколько ты, крикун, хочешь за свои черепки? – осведомился всадник у горшечника. 
- Четверть марки серебром, - не удержавшись, подсказал злоязыкий Бертран, добравшийся, наконец, до самого эпицентра событий.
- Да, четверть марки серебром! – тут же выкрикнул сакс. – Пусть платит и убирается. Или…
- Вот та перекладина надежна ли? – недобро прищурившись, помощник шерифа глянул на опору помоста, где жонглеры собирались развлечь почтенную публику трюками на канате. – Сразу и веревка под рукой, очень удачно все складывается.

На другом краю рынка Жоффруа дю Перш склонил голову для благословения, коего удостоил рыцаря местный священник.
- Мессир, - вместе с гомоном ярмарки в умиротворенный полумрак церкви ворвался Жан. – Мессир Жоффруа, Жильберта нашего городская стража схватила! Вам бы сходить туда.
- Куда «туда»? Простите меня и моего человека, отче, - рыцарь торопливо поднялся с колен. – Что случилось, толком говори…

- И это будет очень большой их ошибкой. Я не привык к тому, чтоб с моими людьми обращались, как со сбродом.
Жоффруа не имел ни малейшего представления о том, что происходит. Жан мало что мог объяснить, кроме того, что видел жонглера в окружении стражи. Но один из солдат и правда с кривой ухмылкой затягивал узел-удавку на грубой пеньковой веревке: похоже было, что малыш Жильберт стенает на всю рыночною площадь не ради забавы.
- Это ваш человек? – недоверчиво переспросил помощник шерифа, надменно смерив дю Перша взглядом, и к своему огромному разочарованию сделав вывод, что имеет дело с равным себе. Добротная кольчуга, длинный рыцарский меч, характерный нормандский выговор, простой (как раз такие бывают обычно у знатных вельмож) бело-червленый герб на пыльной котте. Перед ним рыцарь, а значит…
Законник заметно помрачнел.
- Но он без табарда, без гербовых значков. Откуда мне было знать?
- Разве Жильберт не сказал вам этого сам? – Изобразил вежливое удивление дю Перш. – Или вы просто не пожелали его выслушать? Напрасно, милорд, потому что все мои люди, кто бы они ни были, служат славному гербу и благородному дому.
- Но он разбил мои горшки… - снова подал голос неугомонный горшечник.
- Еще не все, - многозначительно процедил у него над ухом Бертран, явно примеряясь еще разок пнуть покосившийся лоток неудачливого торговца. – Того и гляди, упадет и остальное.
- Вы состоите на службе у шерифа графства, я полагаю. Как его имя, уж не де Венденаль ли? – ледяным тоном продолжал между тем Жоффруа. – Когда я увижусь с бароном, мне не хотелось бы занимать его время глупейшей историей о том, как вы едва не вздернули моего слугу. Вместо того, чтобы заняться чем-то… Более подобающим вашему положению.
- Я прошу простить меня, милорд, - сдался помощник шерифа, предчувствуя гнев начальства и насмешки солдат. – Вы правы, произошла досадная ошибка. Отпустите его, чего столбом стоите, - рявкнул он на стражников, все еще угрожающе нависающих над жонглером.

- Ну так веди. Да поскорее, у нас времени мало, - француз отвернулся от помощника шерифа, давая понять, что с этим человеком разговор у него окончен, для убедительности положил руку на плечо «своего» жонглера и даже слегка подтолкнул его, шевелись, дескать. Бертран и Жан, привычно оттесняя в сторону тех бедолаг, что не успели или не потрудились уступить дорогу их господину, зашагали рядом, один на полшага впереди, второй – не полшага позади мессира дю Перша.
- Вот что, Малыш, - после довольно продолжительного молчания подал, наконец, голос Жоффруа. – По праву рождения я могу объявить глупцами честных служак, вроде того рыцаря. И им придется смириться с тем, что черное – это белое. Потому что того желает знатный и благородный господин. Но сам я не держу королевских людей за недоумков, знаешь ли. Поэтому само время тебе рассказать, что же на самом деле произошло.

- То есть ты пожалел того, кого ловили стражники. Но не знаешь, кто он таков, и в чем его вина? – уточнил рыцарь.
- Сдается мне, что певец наш заодно с разбойниками, - буркнул сержант, который видел и слышал поболее остальных, наблюдая за «проникновенной» беседой солдат и их пленника. - Какого-то Жженого искали, про шайку всех выпытывали. Эх, мессир, помяните мое слово, - заведет нас этот ловкач болтливый в самую глушь лесную, прямо к своим дружкам под стрелы.
-  Довольно! – В друге время и в другом месте Жоффруа дю Перш не поверил бы жалостливой побасенке жонглера. Но был в их коротком совместном прошлом вчерашний вечер на постоялом дворе, где малец, так же безоглядно рискуя, «пожалел» самого Жоффруа и его людей. – Понимаешь ли ты, Жильберт, что после твоей жалости тебе либо за меня держаться, как за распятие со Спасителем, либо - обратно в петлю.

Отредактировано Жоффруа (2012-02-20 21:20:34)

Сержант отвел глаза. Усомниться в правдивости подобной клятвы мешало христианское смирение, да и мессиру Жоффруа этакое богохульство не по нраву придется. Но только что поделаешь с натурой, от природы недоверчивой. Бертран не считал эту свою черту характера бедой, ведь она нередко спасала его шкуру. На этот раз придется просто промолчать. От греха подальше.
Жан наоборот ободряюще хлопнул Жиля по спине.
«Держись, малец, с нашим господином не пропадешь».
- Я мало что смыслю в канцонах, да и дамы сердца у меня не имеется. Но вот наведаемся в Данфорт, а потом сразу домой, в Мортань-о-Перш, - обрисовал открывающиеся перспективы Жоффруа, и взгляд его невольно потеплел. Три года в Палестине, затем поездка в Англию, а нормандец по-настоящему соскучился по дому, по краям, в которых он вырос. – У моего отца молодая жена, знатная саксонская дама, она спит и видит тот день, когда обзаведется в графстве собственным двором на манер двора королевы Алиеноры. Так что в трактирах тебе петь больше не придется…. Однако не пора ли купить лютню?
- И пусть у него руки будут заняты, - хмыкнул Жан. – Чтоб горшки больше не бил.