Даже самый знатный, богатый  и независимый от друзей, врагов или условностей человек все равно остается рабом собственных страстей. Встреча с леди Ровеной разбередила старую рану уязвленного самолюбия, вызвала к жизни давние неудовлетворенные желания, поэтому барон де Бриенн не жалел ни лошадей, ни людей. Свита его неслась сквозь ночной лес подобно Дикой охоте под предводительством то ли мятежного эрла Эдрика, как в это верят саксы, то ли самого дьявола, как утверждают норманнские священники.
В Ноттингем, скорее в Ноттингем.
Мы опустим подробности появления сэра Бриана под городскими воротами в час, когда добрые христиане уже не первый сон видят. Опустим так же проклятия, которыми барон осыпал сонную стражу, не желающую впускать в город ночного гостя. Скажем только, что выместив свой гнев на солдатах, де Бриенн понял: будить шерифа все же не следует. Несколько коротких часов, что остались до рассвета, стоит употребить для отдыха загнанных коней и собственных измученных подручных.
Хромой Брант, хозяин постоялого двора на въезде в город, проклял тот день и час, когда выбрал для себя это неблагодарное ремесло. Дешевле было пережить два пожара, чем одного сэра Бриана в дурном расположении духа. На счастье барон, побушевав с четверть часа, завалился спать, а поутру поднялся если не добрее, то сдержаннее.
Именно таким, не яростным, но желчным, владетель Кингстона и предстал перед бароном де Венденалем.
- Сэр Уильям, в добром ли вы здравии? Не хотите ли начать утро с сооружения новой виселицы. Ваш капитан стражи заслуживает если не веревки, то уж плетей, как пить дать. Чертов выродок, он держал меня ночью под воротами, как какого-то саксонского бродягу, - поведал гость, мимоходом потрепав по тяжелой голове крупную черную псину, одну из шерифовых любимиц, и брезгливо пнув носком сапога задремавшего под лавкой служку.