Суды, присяжные, допрос с пристрастием и прочие радости жизни. Интересные прецеденты прилагаются.
Система светского правосудия в Англии на данный период представлена тремя ступенями: манориальный суд; суд графства (суд шерифа); королевский суд.
1)Манориальный суд – это суд, проводимый лордом (держателем земли) в пределах своего поместья (манора), над людьми, к данному манору принадлежащими (сервами и йоменами). Манориальный суд не разбирает уголовные дела (так, человек, повинный в грабеже, крупном браконьерстве, убийстве и т.д. будет передан суду графства, а до тех пор, с вероятностью, будет содержаться в тюрьме или под поручительством); манориальному суду подсудны земельные тяжбы в пределах данного надела (например, дела о наследстве и получении лицензии на владение собственностью), скандалы и ссоры, нарушения общественного порядка, невыполнение арендаторами своих обязанностей, мелкие кражи, потравы и т.д. – т.е., все, что не является покушением на «королевский мир» и собственность короля . Для решения дела в подобном суде выбираются или назначаются присяжные (из числа законопослушных и благочестивых жителей манора), в чьи обязанности входит, дав присягу (отсюда и название), честно свидетельствовать о происходящем, а зачастую даже собирать информацию заблаговременно. Таким образом, присяжные в описываемую эпоху – это отнюдь не лица, выносящие вердикт (как в более поздние времена), а, фактически, свидетели, в силу данной клятвы обязанные быть особенно беспристрастными. Основные наказания манориального суда, зафиксированные в хрониках, - это штрафы; но, несомненно, колодки и позорный столб также являлись непременной принадлежностью каждого манора. Записи о наложении подобных наказаний в манориальных хрониках практически не фиксировались за отсутствием экономической ценности 
.
Манориальный суд имеет право приговаривать и к увечью, и к смертной казни (хотя, строго говоря, здесь сталкиваются королевское право и древний сеньориальный обычай, дозволяющий хозяину собственноручно повесить вора, взятого с поличным на своей земле). Также для освобождения обвиняемого из-под стражи и формального завершения суда требовалось поручительство законопослушного человека (иногда не одного, а двоих-троих), зачастую – с внесением денежного залога. В случае вторичного проступка перед судом могли предстать как провинившийся, так и незадачливый поручитель.
Женщина обычно не бывает поручителем в суде (исключение – если она выступает «адвокатом» для супруга); в число присяжных женщины допускаются также в исключительных случаях – например, если разбирается очередной матримониальный скандал или стоит вопрос о законнорожденности ребенка, то присяжные могут быть набраны из числа почтенных матрон.
Джон де Мигли против Джона, сына Роберта де Соурби, утверждает, что Джон назвал его ростовщиком, что ответчик отрицает. Ответчик доказал свою правоту и был оправдан, истец оштрафован на 12 пенсов.
Агнесс, дочь Джона дель Барна, платит 2 шиллинга за право владения пятью акрами земли, которые принадлежали ее отцу, [обязавшись исполнять повинности и кутюмы]. Поручители Адам и Джордан Нортойрэмы.
Джордан, сын Томаса Нортойрэма, жалуется на Джона, сына Роджера, говоря, что названный Джон убил принадлежавшую ему кобылу, а именно загнал ее до смерти. Джон, явившись в суд, это отрицает. Назначено расследование; опрошенные соседи под присягой показывают, что истец прав. Джону велено заплатить Джордану за кобылу, а также штраф; поручитель Адам де Ойрэм. Освобожден от уплаты по бедности.
Джордан де Шейклтонстол, Нелл де Уинтер, Джон Льювкин и Уильям, сын Элко Шейклтонстола, обвиняются в убийстве оленя. Остаются под поручительством сэра Ричарда де Торнхилла до следующего суда в Уэйкфилде.
Гилберт дель Боз и Джон ле Барн назначены лесничими в Гиперуме и Шайпдене; они поклялись верно и честно стеречь графские леса и дичь и выказывать свою преданность.
Джордан дель Дин платит полмарки за неявку в суд и за то, что разрушил графский загон, а также сбежал от судебного пристава. Найденные Джорданом поручители, Ричард и Генри де Копли, подтвердили, что ответчик по отношению к приставу и всем остальным был поведения доброго и мирного.
Элис, жена Бауглера, взломала замок на амбаре Роберта, сына Генри де Крайглистона, и украла четыре снопа пшеницы; Роберт погнался за ней, отнял зерно и отпустил. Оштрафована на 13 шиллингов 4 пенса, поручитель Ричард де Грейв.
Роберт Фокс против Гербо де Олвинтхорпа и Уильяма Фертинга; утверждает, что в воскресенье накануне дня св. Луки они забрали корову Уильяма Фуллерса, в обмен за кусок дуба (branch) ценой в 4 шиллинга, насильно и несправедливо, и отказались отдавать. Ответчики сказали, что забрали корову справедливо, за долг в 4 шиллинга, каковую сумму Роберт был им должен за помянутое дерево. Роберт, явившись в суд, говорит, что ничего им не должен. Разбирательство отложено до выяснения обстоятельств.
Приказано арестовать Джона, сына Элота де Гиперума, в ответ на жалобу Томаса, человека Ричарда де Бейтли, по обвинению в драке до крови.
Агнесс Лэмбот против Адама, сына Ричарда Олвинхорпа. Утверждает, что он избил ее; ответчик это отрицает. После того как опросили жителей Олвинхорпа, стало известно, что ответчик действительно избил ее, потому что она говорила оскорбительные слова его жене. Ответчик оштрафован на 12 пенсов и должен заплатить Агнесс за ущерб; истица оштрафована на такую же сумму в пользу жены Адама.
Изольда Сент-Освальд против Джека Ирландца, схваченного и арестованного за кражу. Говорит, что в воскресенье накануне Рождества, ночью, он украл у ней платье, отделанное черной овчиной, стоимостью в 8 шиллингов 6 пенсов, которое находилось у нее на хранении. Ответчик предстал перед судом и, в присутствии управляющего и коронера (?), сам признался в преступлении. Приговорен к повешению.
В каждом маноре, строго говоря, есть свои обычаи, которые могут быть весьма важны для сервов, а именно – какие права у них есть в отношении лорда (помимо права на жизнь и телесную сохранность). Такие права будут признаны обычаем и манориальным судом, но не общим правом и не шерифовым судом. Манориальные обычаи, впрочем, не настолько разнообразны, как можно ожидать. В пределах свободного города местные обычаи также могут бурно разрастаться, поскольку хартии, как правило, этому покровительствуют; обычай города становится законом города, иногда даже писаным. Менее богатый и влиятельный город часто соглашался принять в качестве особой привилегии обычаи другого, более знаменитого, города – например, Винчестера, Бристоля или Оксфорда – так что в особо трудном судебном лучае туда можно было послать за «консультацией».
2) Суды графства , как правило, проводятся под председательством шерифа. Подобный суд собирается определенное количество раз в год, как правило – четыре (приурочено к т.н. «квартальным срокам»), иногда даже чаще. Его представители (судьи из благородного сословия, назначенные королем на некоторый срок) разъезжают по графству, осуществляя правосудие. Одной из их функций была т.н. «очистка тюрем» (путём рассмотрения в суде дел заключённых, содержащихся в тюрьме в ожидании суда). В середине XII в. это нередко делалось и упрощенным образом – обычно тремя-четырьмя благороднорожденными представителями графства (таким образом, задолго до появления мировых судей, рыцари графства председательствовали в судах по уголовным делам).
Каждый год назначалось множество слушаний по поводу вступления в наследство (лишения наследства, смерти владельца и т.д.). Часто это также поручалось нескольким рыцарям графства; иногда для подобных дел назначался постоянный суд, которому, в свою очередь, позволялось выбирать помощников. Подобному «выездному» суду приходилось посещать немало городов и даже деревень в графстве, и это была тяжелая обязанность, поскольку обращения в суд случались очень часто (до двух тысяч дел в год).
Еще одной обязанностью было объезжать округ для отправления местного правосудия, что на тот момент представляло долгий и трудоемкий процесс. Судьи снабжались длинными списками вопросов, с которыми они должны были обращаться к местным представителям (на крупных выездных сессиях должны были присутствовать представители всех населенных пунктов графства). Каждый населенный пункт, в свою очередь, должен был отправить на судебную сессию своих присяжных (см. выше), которые клятвенно обязались оповестить судей о всех преступлениях, случившихся в округе, и о подозрительных личностях, проживающих в их городе/деревне. Таким образом, помянутые опросные листы содержали показания представителей (присяжных) и записи о том, что случилось в графстве с момента последней сессии суда (все преступления, нарушения королевских прав, пренебрежение административными обязанностями). Судьи могли неделями и даже месяцами заниматься этим утомительным делом, распределяя наказания и помилования. В состав такого суда, помимо благородных особ, назначенных на данный «сезон», обычно входили три-четыре постоянных судьи (помимо шерифа) – как правило, крупные местные землевладельцы. Епископы и аббаты, к неудовольствию многих церковников, также должны были осуществлять помощь на выездных сессиях. Возможно, подобное многолюдье служило для того, чтобы никто, представ перед лицом суда, не мог сказать, что его судят не равные.
Суд шерифа, проводимый не на выездной сессии, а в месте пребывания шерифа, как правило, собирается чаще - например, раз в месяц.
Примеры жалоб в суд графства (показания присяжных):
Говорят, что Ричард де Уордли покусился на королевскую дорогу (Сент-Мэри-Стрит), выстроив ступеньки восьми футов длиной и четырех футов шириной на входе в свой погреб, что нанесло городу и всем, кто ходил мимо, ущерб в 2 шиллинга в год. Сделал он это восемь лет назад.
Говорят, что Гилберт де Честертон загородил королевскую дорогу, выстроив три пролета ступенек у дверей трех своих погребов, напротив западного фронтона церкви Всех Святых в Стэмфорде, причинив городу и всем проходящим мимо ущерб в полмарки в год.
Настоятель св. Леонарда, что под Стэмфордом, владеет несколькими домами в приходе св. Марии у стэнфордского моста, которые приносят ему две марки в год. Он получил их 16 лет назад, в дар от Дэвида сына Уильяма, под чьим поручительством и за какие заслуги – неизвестно.
Говорят, что Уотер Дрэгон, сенешаль графа Уоррена, незаконно получил два шиллинга от Роберта Бронда за то, чтобы вывести его из-под суда.
Говорят, что Уолтер Дрэгон, сенешаль графа Уоррена, Эндрю Арктел и Александер Лукас, коронеры из Стэмфорда, а также Мэтью Истон, Люк Уэлдон, Эндрю Мор и Уолтер Клерк явились в дом Томаса Совиджа и вошли к нему в спальню. Там они взломали сундук и взяли серебряную чашу ценой в 30 шиллингов и деревянный кубок ценой в 10 шиллингов, оскорбив названного Томаса и облыжно обвинив его в укрывательстве воров. Взятые вещи они не возвращали, пока Томас не уплатил им четыре шиллинга.
Двое подозреваемых в браконьерстве были арестованы и посажены в тюрьму вблизи Раффордского аббатства, но были незаконно освобождены ночью, шайкой неизвестных людей, которые напали на стражу. Это сошло совершенно безнаказанно, хотя и было назначено следствие, во время которого стало известно, что обоих браконьеров знали по именам, но против них не соглашался свидетельствовать ни один человек…
3) Обычай королевского суда – один из английских обычаев, вошедший в общее (англо-саксонское) право. Что касается местных обычаев, то королевское правосудие, несомненно, выражает к ним уважение; во всяком случае, мы не встречаем никаких сознательных попыток истребить их. Тем не менее, королевский суд, приобретший верховенство над всеми другими судами, склонен считать свои правила единственно справедливыми. Тем, кто этому противоречит, придется доказывать не только то, что в их пользу – местная традиция, но и то, что эта традиция признана благотворной и одобрена решением местных судов.
Королевские суды быстро приобрели статус судов, имеющих верховную значимость. Количество просьб о помиловании или пересмотре дела росло год от года, и на каждой сессии в Вестминстере разбиралось огромное количество исков. Тяжущиеся, которые представали перед королевском судом, нередко были простолюдинами, спорившими из-за небольшого участка земли. Несомненно, что нация, в целом, доверяла этому могущественному центральному суду. Туда могли, при желании, обратиться богач и бедняк; по собственной воле свободный землевладелец мог миновать манориальный суд и суд графства и обратиться непосредственно к королю – и добиться успеха (тогда как в манориальном суде ему грозила бы опасность столкнуться с людьми, под присягой подтверждающими правдивость какого-нибудь устаревшего документа или обещания). Фактически, королевский суд стал средством анти-феодальной защиты; у него можно было попросить помощи против знати.
Судебная процедура и допрос с пристрастием
Ранняя английская история располагает кодексом законов англосаксонских королей. В них не идет речи о пытке как о наказании или способе установления вины, хотя наказания, несомненно, могли быть жестокими и предполагать увечье (например, отрезание носа или отрубание руки), и существовала, разумеется, смертная казнь. Король Ательстан (924-939) личным вмешательством поднял нижнюю границу возраста с 12 до 16 лет (для смертной казни). Заметим, что в XIX в., во время Диккенса, детей гораздо младше 16 лет в Британии вешали за кражу носового платка.
Вина или невиновность в наиболее серьезных случаях могла быть определена путем испытания (ордалии) – огнем, водой или судебным поединком. Ордалии неоднократно пытались запрещать или отменять (наконец, официально отменены Латеранским собором, кроме судебного поединка, в 1215 г.).
В континентальной Европе, где преобладало римское право, появилась новая система доказательства истины. Она требовала свидетельства двух очевидцев либо признания обвиняемого и дозволяла в особо серьезных случаях применения пытки, чтобы до суда получить необходимые показания.
Тем не менее, в Англии преобладало прецедентное право, не основанное на римской системе. Еще в донорманнские времена существовали суды присяжных; король Генрих II (1154-1189) расширил их использование и начал посылать судей в объезд по графствам для расследования серьезных дел. К середине 13 в. подобная система окончательно установилась в Англии – и пытки не были частью этой системы. Применять суровые меры (это не считалось собственно пыткой) официально дозволялось лишь в том случае, если обвиняемый в принципе отказывался говорить в суде – т.е., не признавал себя ни виновным, ни невиновным. В числе мер воздействия, например, на его грудь клали камни, все увеличивая тяжесть груза, – пока обвиняемый не соглашался выступать в суде (или не умирал). Также для тех, кто отказывался выступать перед судом, предполагалось особо суровое содержание в тюрьме – до тех пор, пока обвиняемый не умирал или не подчинялся. Впрочем, умерший в таком случае не считался приговоренным преступником, и его имущество не конфисковали.
«Сначала его растянут, и ему на грудь положат камни, но не больше, чем он сможет вынести, и этот вес будут понемногу увеличивать. Затем его обнаженным выставят на открытом месте, возле тюрьмы. И, наконец, его будут держать на самом черством хлебе, какой удастся достать, и воде, взятой из лужи или сточной канавы, и в один день ему будут давать только воду, а на другой день только хлеб, и так будет продолжаться, сколько он выдержит… иногда восемь или девять дней».
Таким образом, в Англии, в отличие от континентальной Европы, пытка не считалась средством установления вины или невиновности . Несомненно, законодатели сами вполне сознавали потенциальную ненадежность признания, полученного под пыткой. Нередко обвиняемый, признавшийся под принуждением, впоследствии отказывался от своих слов, когда его просили повторить признание. Впрочем, толку от этого было немного: в таком случае, «принуждение» возобновляли, и обвиняемый быстро понимал, что только «добровольное признание» на последующем слушании спасет его от дальнейших мучений.
Система судебной пытки, характерная для римского права, в Англии так и не установилась официально, но, несомненно, существовала в слегка видоизмененном варианте. Вынудить человека сделать так, как угодно властям, - это была настолько распространенная практика, что трудно приписать ее исключительно требованиям судей. Преступник, осужденный за уголовное преступление, платился жизнью – но сначала представители власти нередко старались извлечь из «подопечного» максимум пользы, например, расспросить его о других, смежных, преступлениях и сообщниках.
Хотя систематическое использование пыток при расследовании преступлений никогда не было утверждено в средневековой английской криминальной процедуре официально , но, разумеется, они применялись против преступников или подозреваемых – не по мгновенному произволу судей, но будучи санкционированы «свыше» . Такое зачастую происходило, если суд имело дело с крупным преступлением: подстрекательство к мятежу, измена, заговорщицкая деятельность – но случалось и по более мелким поводам (убийство, грабеж, кража, конокрадство). В любом случае, на применение пытки требовался специальный ордер от вышестоящего представителя власти (например, от шерифа)
