Гавану душила жара и неизвестность, маркиз Зелада окончательно слег, все дела в колонии решал за него комендант Кастилльо-де-ла-Реал-Фуэрса дон Луис Чирино Вандевале. Громом с ясного неба грянуло известие о том, что Испания объявила войну Португалии, то есть врагов у Империи прибавилось на еще одну страну. На острове опасались рейдов, помня попытку большого английского нападения на Кубу два года назад, в самом начале войны. Гавана тогда не пострадала, но некоторым плантациям пришлось несладко. Владения Дона Гаспара де Вальдеспино в тот раз грабители обошли стороной, Господь уберег. Но этим летом Господу словно наскучило милосердие, и порт заволокло дымом. Говорили, что склады подожгли озлобленные жестокостью рабы с судоверфей, говорили, что поджигателей удалось схватить. На Новой площади поставили высокую виселицу, на которой с большой помпой удавили пятерых негров. Но все это мало утешило тех, чье добро, так и не дождавшееся прихода торговых судов, оборотилось пеплом и сгинуло.

- Я искренне вам соболезную, дон Гаспар. Такое несчастье, такое ужасное несчастье, - дон Гонзаго немедленно примчался с соболезнованиями и утешениями, но в черных глазах его нет да и мелькало торжество. Бог наказывает гордецов, вот и до Вальдеспино дошла очередь. Мужчины неторопливо пили вино, дон Августо больше всех, несмотря на тяжелый отцовский взгляд, что давил на плечи сына мучительной, а порой и вовсе непосильной ношей.
Лоренца и Хосефа присутствовали, чинно, вроде украшения гостиной, вышивали у высокого окна с видом на фонтан. Даже этот фонтан, похоже, зачах от жары и уныния, вода еле-еле струилась по мрамору.
- Что-нибудь слышно про наших приватиров? - спросил Августо мрачно.
- Пора бы им появиться, пока тут не появились англичане, - зло добавил дон Гаспар, чувствуя себя обманутым. Самое скверное, что, похоже, обманул он себя сам.
- Они не вернутся, - со знанием дела заметил дон Гонзаго, пожирая взглядом склоненную к вышиванию фигурку Хосефы Марии. Девушка сидела вполоборота к мужчинам, и настойчивому поклоннику было не слишком хорошо ее видно, мешал заливающий гостиную солнечный свет. Но удачно было уже то, что дон Гаспар не отослал дочь к себе, как он имел обыкновение поступать во время визитов де Куэндо.
- Жаль, но ничего не поделаешь. Я совершенно точно знаю, что они направлялись к побережью Флориды, так что вернуться должны были еще две недели назад. А раз так…

Донна Лоренца до боли уколола себя палец и ахнула. А следом за этим возгласом грохнул глухой пушечный залп.
- Это стреляют с бастиона Эль Морро,- вскинулся Августо.
- Можно подумать, вы эти пушки по звуку различаете, - презрительно обронил его отец.
- Я поеду в порт, посмотрю.
- Да вам-то что за дело, если кто-то приплыл. Но если хотите съездить в порт, езжайте, сын мой. Лишний раз полюбуетесь на пепелище, - желчно предложил Дон Гаспар, поднимаясь. - Прошу меня извинить, я не слишком хорошо себя чувствую.

- Боже всемогущий, что у них тут произошло? - заволновался Хосе, указывая своему капитану на выгоревшую полосу руин там, где еще месяц назад возвышались портовые склады и доки.  - И судоверфь горела. Может, англичане?
- Не вижу в форте следов обстрела, - не согласился Парго, пристально разглядывая зубчатую стену Эль Морро, с бастиона которого их приветствовали пушечным залпом.
Гавана выглядела усталой и потрепанной, Так же, как и возвращающиеся в ее гавань «Аве Мария», «Las Ánimas» и «Розарио». Судов по-прежнему был четверо, но вместо французской бригантины ле Шане, в кильватере тащился двухмачтовый шлюп со спущенным португальским флагом, над которым победоносно развевался испанский.

Долгое их плавание имело причину и объяснение. Поначалу, приватиры действительно собирались поохотиться на англичан у побережья Флориды, известие об объявлении войны Португалии застало капитанов буквально на пути к шлюпкам. И тут же планы изменились.
- Мы будем первыми, кто пощиплет перышки португальцам, - маэстро Мондрагон красочно расписывал своим товарищам выгоду новой авантюры. - Да они может и не знают еще, что война началась. Возьмем их тепленькими, сорвем грандиозный куш!
Француз был не против смены курса, Амаро колебался. И со стыдом признавался себе, что причиной этого колебания была не нерешительность или сомнение в успехе задуманного предприятия, а расстояние. Облюбованной пиратами целью стала португальская  колония дель Сакраменто, идти им предстояло вдоль побережья Центральной и Южной Америки через экватор, а потом еще изрядно к югу. А он обещал Хосефе вернуться через несколько дней.
- Решайтесь, маэстро Парго, - торопил его Блас. - С нашими двумя судами к португальцам нечего и соваться, береговые батареи нас просто изрешетят на подходе. А вот если ваши два фрегата да наши с ле Шане бригантины…
И Амаро решился.
Чему бывать - того не миновать. Корона ждет от них славных дел. Маркиз Зелада и собственная команда - добычи.

В реальности все оказалось далеко не так гладко и просто, как в мечтах. Магическая цифра четыре явила охотникам за удачей все свои хорошие и дурные стороны. Четыре дня их трепало штормом на пути от Форталезы до Сан-Сальвадора, а в гавани Сакраменто, помимо батарей форта, испанцев встретили четыре португальских корабля. Четыре часа продлился бой, команды почти оглохли от пушечного грохота, а палубы сделались скользкими от крови прежде, чем один из португальцев пошел ко дну, второй сдался, а двое, подняв все паруса, улизнули, прихватив с собой на борт губернатора Габраля. Расстреляв, уже безнаказанно, форт и от души разграбив оставшийся беззащитным вражеский город, приватиры двинулись в обратный путь, прихватив с собой шестнадцатипушечный португальский трофей - шлюп Святая Тереза. Груженые награбленным и украшенные многочисленными боевыми отметинами, они добрались до Кайены, где оставили ле Шане наслаждаться обществом своих соотечественников. Парго с Мондрагоном, наскоро подлатав все то, что нуждалось в первоочередном ремонте, и отклонив любезное предложение французов задержаться у них подольше, двинулись к Кубе. Блас спешил вернуться домой, Амаро - к Хосефе. Затянувшаяся разлука одновременно злила и пугала мужчину, что если и «навсегда» его прекрасной возлюбленной окажется таким же недолговечным, как его собственное обещание. Что если она уже обратила свой взор на другого, того, кто неизменно рядом. Ведь таких хватает в Гаване.

Августо с высоты седла увидел все, что нужно. Разумеется, он хотел бы знать больше, например, что случилось с французом и велика ли добыча, но внезапный приступ жгучего стыда вынудил молодого человека разодрать шпорами бока ни в чем не повинного скакуна. Как он посмотрит в глаза маэстро Парго? Что ответит на презрительное: «Я ждал вас, как и условились. Отчего же вы не явились разделить со мной сражение и славу? Папенька вас не отпустил?»
Разумеется, Парго сочтет его трусом и тряпкой. Но если он объяснит, что произошло на само деле, разве от этого станет легче? Проспал войну, перетрудившись на шлюхе. Блистательно, дон Авусто. Вы настоящий мужчина!
Он в отчаянье провожал взглядом трофейный шлюп. Это мог быть его корабль. И не купленный за проклятые деньги отца, а добытый сталью, храбростью и огнем. Но… Не случилось. И не случится.
Мрачный, как вестник смерти, Августо вернулся в родительский особняк. Перепугав своей бледностью и без того не находящую себе места от беспокойства мачеху.
- Августо, на вас лица нет. Что… Что вы узнали в порту?
- Они вернулись. Шлюпки еще не спускали, но поглазеть выбежало кажется, пол-Гаваны. Побывали в бою, это видно. Привели португальский приз.
По мере того, как пасынок рассказывал, лицо донны Лоренцы расцветало румянцем, а в глаза возвращался жаркий томительный блеск.
- Господи, так отчего же вы не рады? Мальчик мой, после пожара в доках… Вы сами увидите, как переменится к  маэстро Парго ваш отец!
«А еще я увижу, как маэстро Парго переменился ко мне», - мысленно добавил Августо, которому хотелось орать, браниться, биться головой о мраморную чашу фонтана, но только не выслушивать болтовню мачехи. Она ничем не может ему помочь. Никто не может ему помочь. Может быть, Хосефа?
Все, что Августо знал об отношении его сестры с мужчинами, это то, что ее просьбам, кажется, никто не в силах отказать. За исключением отца, разумеется. Захочет ли она просить за своего брата Амаро Парго?

Августо де Вальдеспино мечтал о восхищенных взглядах, публичных чествованиях и приемах в свою честь. Капитана Парго они душили, хоть пират и понимал, что герой себе не принадлежит, а люди нуждаются в сопричастности к славным свершениям и громким делам, в уверенности в неизменном величии и непобедимости Испании. 
К чему ему эта собравшаяся в порту толпа любопытствующих, если она, словно стена, словно высокая волна тропического шквала, разделяет Амаро с той единственной женщиной, которую он хочет видеть, и в чьих глазах угадывать радость и восхищение.
- Кажется, они не оставят нас в покое, - процедил он, наблюдая за тем, как спускают на воду шлюпку. - Я - к начальнику порта и на таможню, они пришлют офицера, чтобы оценить добычу и определить сумму, причитающуюся короне. Вы, Хосе, в первую очередь переправьте на берег раненых и договоритесь с монахинями.
Добровольную роль сестер милосердия в Гаване обычно исполняли женщины, посвятившие себя богу. Больницы и лечебницы в основном существовали либо под патронажем храмов, либо и вовсе на их землях и в их стенах.
- Не скупитесь, жертвуйте, сколько потребуется. Это богоугодное дело.

Радостная новость, разлетевшаяся по городу, достигла, наконец, и кабинета дона Гаспара де Вальдеспино, просочившись в дверь вместе с лакеем, посланным за доктором.
Врача он не застал, потому что многоуважаемый мэтр отбыл в порт. Вероятно не только от любопытства, но и в надежде предложить приватирам свои профессиональные услуги.
- Дьявольщина, - простонал дон Гаспар, разозлившись еще и оттого, что даже эскулапу, много лет пользующему семейство Вальдеспино,  нынче важнее здоровье каких-то проходимцев-пиратов, чем недуги знатного плантатора. От злости он готов был излечиться. Что ж, если всем наплевать, что он готов отдать богу душу, может быть, умнее прекратить скорбеть и начать веселиться?
Сгоревшие склады? Это пустяки, могущество и благосостояние его семьи такая мелочь подорвать не в состоянии.
Все чествуют пиратов? Что ж, и мы займемся этим. Тем более, что губернатор при смерти, ему не до приемов.

- Донна Лоренца! - ее муж вышел из кабинета с надменно поднятой головой и уверенно расправленными плечами, невзгодам не сломить Вальдеспино, а Парго, раз уже ему повезло вернуться, отвезет его товары в Испанию. Договор был почти заключен, остается самая малость. Этот чертов пират не посмеет отказать ему, знатному и  такому влиятельному в Гаване человеку.
- Я думаю, что нам стоит устроить большой прием. Я болен от этой жары и охватившего весь дом уныния, будто мы и не испанцы вовсе, а какие-то выброшенные из моря на берег издыхать рыбы. Будем радоваться жизни и прославлять Испанию назло всем нашим врагам. И, разумеется, нужно пригласить на празднество маэстро Парго и Мондрагона. Эти сеньоры заслужили нашу всеобщую благодарность.

Собственный сын таращился на отца в полнейшем изумлении.
- Видишь, Хосефа, я же говорил, - прошептал он, склоняясь к плечу сестры.
- Видите, я же вам говорила, - читалось в устремленном на пасынка взгляде донны Лоренцы.

- Кто приглашает? - поначалу не поверил своим ушам Амаро, когда к нему явился слуга из особняка Вальдеспино. Переспросил, а потом понял, что, похоже, настолько изменился в лице, что это не осталось незамеченным. Блас и Хосе смотрели на маэстро Парго многозначительно-понимающими (как ему показалось) взглядами. Хосе, пожалуй, думает, что всему виной знойная женушка дона Гаспара. А вот что думает, о чем догадывается маэстро Мондрагон, который был с ним в церкви в тот день, когда Амаро впервые увидел Хосефу Марию?
- Этот фрегат капитулирует, - натянуто ухмыльнулся Парго, предпочитая объяснить выдавшее его волнение причинами чисто финансовыми. - До моего отплытия я беседовал с сеньором Вальдеспино о возможности доставить его товары в Кадис, но мы не сошлись в цене.
- Ну а теперь, стал быть, сойдетесь, - беспечно обнадежил товарища Блас, но взгляд его оставался непроницаемо-темным. - Ну а мы тем временем повеселимся. В Гаване будет не хватать вас, маэстро Парго, если вы решитесь плыть в Испанию.
«В Испанию, потом, с заходом на Тенерифе, обратно в Гавану. Это месяцев пять, - внезапно ужаснулся Амаро тому, что еще совсем недавно считал единственным смыслом своей жизни, жизни моряка, торговца и капитана. Да он за три недели едва с ума не сошел, вспоминая пленительный облик донны Хосефы. А за полгода? О Господи…»

- Притащились, - пробормотал дон Гаспар себе под нос. Смирение гордыни давалось ему непросто. К тому же вместо двоих приглашенных на прием явились четверо. Хозяина дома разозлила подобная бесцеремонность, - чертов пират в очередной раз давал ему понять, что не потерпит над собой ни малейшей власти, - но ведь не выпроводишь же теперь.
Вместе с Парго и Мондрагоном незваными гостями вышагивали Хосе, первый помощник с «Аве Марии», и Луис Кадальсо - капитан второго принадлежавшего Амаро фрегата. Хосе, не удержавшись, слегка подтолкнул своего капитана в бок, указывая на женщину в алых шелках.
- Вон она, маэстро.
- Кто? Донна Лоренца? Мне кажется, она тебе нравится.
- Она красотка, но беда в том, что я не нравлюсь ей, - ухмыльнулся Хосе. - Не ее полета птица. А вот вы…
- В делах сердечных совпадения нечасты, - пробормотал Амаро, ласкающий жадным взглядом точеную фигурку в светлом платье. И тут же нахмурился, обнаружив рядом с ней самодовольного кабальеро, встреченного у церкви.
К несчастью первыми гостей обступили мужчины, узурпировав за собой право приветствовать и расспрашивать приватиров об их плавании, добыче и намерениях. Дон Августо, непривычно настороженный, держался в стороне. И это тоже изрядно удивляло его отца. «Что такое нашло на мальчишку, раньше он в рот заглядывал этому бандиту а теперь вдруг хвост поджал. Как раз тогда, когда для их благополучия нужно совсем иное».

Юноша тем временем ломал голову над ребусом - как бы ему устроить встречу маэстро Парго с его сестрицей. Знай об этих мыслях отец с мачехой, предали бы паршивца анафеме. А Хосефа с Амаро, наоборот, сочли бы благодетелем.
Пока же Августо взглянул на сестру, и внезапно она показалась ему совершенно несчастной.
«Это дон Гонзаго, - догадался брат. - Нельзя же быть таким навязчивым, право же. Хосефа - невинное дитя».
- Милая сестра, позвольте, я похищу вас у вашего воздыхателя, - шутливо, и в то же время настойчиво он взял Хосефу Марию под локоть, уводя подальше от маслянистого, неприятного взгляда ее кавалера. Вот точно так же смотрят посетители на шлюх в «Даме Фортуне», бесстыдно и с вожделением. - Поднимись в библиотеку, прошу тебя, - прошептал он сестре. - И помни о моей просьбе.
Теперь осталось привести в библиотеку приватира. Тут сердце Августо предательски сжалось, он был слишком горд, чтобы выносить презрение, пусть даже презрение, что якобы испытывает к нему Парго, молодой кабальеро выдумал сам.
- Маэстро Парго, - окликнул он Амаро, воспользовавшись тем, что главным рассказчиком, развлекающим любопытствующих гостей, на какое-то время сделался Блас Мондрагон. - Прошлый раз, будучи в нашем доме, вы сделали мне дорогой подарок. И я не хочу оставаться в долгу.
Темные глаза пирата скептически прищурились.
- В нашей библиотеке есть несколько карт, вам, как моряку, они могут показаться интересными. Да и нужнее, чем нам с отцом, плантаторам. Желаете взглянуть?
Амаро оглянулся, Хосефа исчезла. Превосходно, она не желает видеть его, вот так вот, ни больше, ни меньше.
- Почему бы нет, - бросил он равнодушно. В груди его клокотала, поднимаясь к горлу седой пеной, буря. Но нигде, в том числе на картах дона Августо, не был отмечен тот фарватер, что ведет в спасительную гавань. 
- Вот сюда, прошу вас, маэстро, - Парго вошел в библиотеку первым, а юноша внезапно хлопнул себя по лбу. - Господи, я совсем запамятовал, карты в шкафу, но он заперт, а ключ у отца. Обождите меня, маэстро Парго, я скоро вернусь.
Вовнутрь Августо заглядывать не стал. Любящий брат не оставил бы сестру наедине с малознакомым мужчиной. Но он не знает, что Хосефа в библиотеке. Он ее не заметил…

Последних уверток Вальдеспино-младшего Амаро, кажется, даже не расслышал.
- Вы - прошептал он изумленно. И замолчал, потому что чувства, его переполняющие, никак не желали складываться в слова.

Это короткое объятье повергло мужчину в счастливое изумление, так что он, глупец, не успел сомкнуть кольца рук, удержать Хосефу на своей груди прежде, чем та смущенно отпрянула.
- Вернитесь, - потребовал Амаро хрипло, одним широким шагом вперед лишая девушку возможности к дальнейшему отступлению. И на этот раз сам привлек ее к себе, в исступлении касаясь губами сначала светлого кружева мантильи, струящейся с высокого гребня на голову донны Вальдеспино, потом шелковистых, терпко пахнущих жасмином и медом волос, потом лба и висков Хосефы. В прикосновениях этих было больше нежности, чем чувственной страсти, хоть рука Амаро и скользила невольно вниз по стройной девичьей спине, по прохладному кремовому шелку ее целомудренного платья, а пальцы отсчитывали, как вехи этого пути, косые перекрестья шнуровки. Но обмануть ее доверчивую радость, воспользоваться ее неискушенностью Амаро не мог. Да, наверное, и не успел бы, если учесть все обстоятельства его здесь появления.
- Я будто птицелов, - прошептал он. - В силки которого попалась, дивная, невиданная птица. Такая, о какой он мечтал всю жизнь. А теперь никак не может поверить своему счастью… Отчего же вы думаете, что не должны были говорить мне, что вы меня ждали? - по-прежнему шепотом спросил Парго, так же, как когда-то на «Аве Марии», лаская ладонью шеку Хосефы, но на этот раз он, не удержавшись, провел большим пальцам по ее губам, наслаждаясь их податливой мягкостью.
- Боже мой, если сейчас вернется ваш брат и увидит все это, мне придется убить его. Или позволить ему убить меня. Не слишком подходящий финал для праздника. Он и правда не разглядел вас, или…
Нет, поверить, что дон Августо позволил им остаться наедине сознательно, было выше сил Амаро. Или он решительно ничего уже не смыслит в людях.

Августо не торопился. Предполагая, что разговор, о котором он просил сестру, просто так не затеять, он давал Хосефе Марии время на то, чтобы пустить в ход все определенное ей природой очарование. И, конечно же, не ожидал от этой встречи ничего дурного. Ведь он сам все это устроил, сам попросил сестру помочь ему.

- Сеньора, вы словно алая роза, - сообщил Хосе, когда потерявшая покой донна Лорнца устремилась к нему с вопросом о местонахождении его капитана. Вопросом, который она так и не успела задать. - Посто кровь закипает.
- Что?!... Да как вы смеете?! - ахнула хозяйка дома.
«Так и знал, что я ей не по нраву», - мысленно вздохнул Хосе.
- Простите, сеньора, вырвалось. Мы, моряки, не слишком отесаны, знаете ли. Иногда болтаем лишнее.
- Да уж, - с какой-то странной тоской в голосе согласилась Лоренца, чувствуя, что шею и грудь ее внезапно заливает жаром. - Иногда болтаете, а и иногда молчите. Некстати.

- Наверное, важно, - предположил Амаро. - Ведь столь щедро подарив нам это уединение, он потребует с вас ответа.
Что он думает о доне Августо? Да в сущности ничего. Он вообще о нем не думает, что ж ему больше думать не о ком?!
- Ваш брат хотел отправиться с нами в рейд, - начал рассказывать Парго, продолжая обнимать Хосефу.
Странно, но когда он находился вдали от этой девушки, то мечтал и желал многого, запретного и бесстыдного. А, оказавшись рядом, готов бы довольствоваться малым, вот так просто стоять рядом, крепко прижимая ее к своей груди, слышать стук ее сердца, ощущать на своей щеке тепло ее дыхания. Воистину, любовь глупа и сама не знает, чего хочет!
- Я согласился, но предупредил, что не смогу ждать его слишком долго. А утром отправил в порт лодку. Дон Августо… Он не пришел, и мои гребцы вернулись ни с чем. Теперь, верно, ваш брат думает, что я решил, что он струсил. Да и что ж такого, каждый может струсить, - признал пират, выпуская Хосефу из своих объятий для того, чтобы нежно сжать ладонями ее лицо, удержать, баюкая, словно величайшую драгоценность.
- Я хочу поцеловать вас, Хосефа.
В устремленных на него огромных темных глазах Амаро видел свои отражения, в каждом черном зрачке по крошечному приватиру Парго. И мысленно попросил у этих приватиров поддержки.
- И очень боюсь, что вы не позволите мне. Никогда, даже в бою, даже в центре бури я не испытывал такого страха, как сейчас. Мне ли упрекать в чем-то вашего брата.

Пока многие, так или иначе, разыскивали маэстро Парго, дон Гаспар де Вальдеспино не мог позволить, чтобы кто-то решил, что он нуждается в обществе этого заносчивого пирата. Он пригласил его в свой дом, устроил в его честь прием, и что же получил взамен?
- Где моя дочь, - сухо спросил он жену. Сына, слава богу, плантатор разглядел среди гостей без труда.
- На террасе с доном Гонзаго, я полагаю, - невозмутимо обмахнулась веером Лоренца. Ни падчерицы, ни ее настойчивого поклонника, действительно, не было видно в гостиной, а пасынок не стал бы язвить просто так.
- Прекрасно. В этом доме позабыли всякий стыд! - раздраженно бросил Вальдеспино.
- Мне кажется, мой драгоценный супруг, что дон Гонзаго - лучшая партия для Хосефы Марии в Гаване.
Да, он намного старше ее юной падчерицы, но сердце донны Лоренцы не знало жалости.
Разве кто-то пожалел, кто-то пощадил ее саму, такую же цветущую и юную, когда отправил под венец с тем, кого она теперь величает драгоценным супругом?
Нет и тысячу раз нет, так с чего де ей желать Хосефе Марии иной участи?
- Лучшая партия для моей дочери ждет ее в Мадриде, - привычно парировал муж.
- От ваших родственников в столице мы не получаем известий с самого начала войны. И это почти два года, осмелюсь вам напомнить. Боюсь, Мадрид - это иллюзия.
- Она станет реальностью, я уверен. Если только Парго… Да где же этот человек, дьявол его побери?

Вернулся. Вот только надолго ли.
Сейчас Амаро хотелось думать о будущем ничуть не больше, чем юной донне Вальдеспино - о просьбе брата. Настоящее, сиюминутное, единственно важное жаром перетекало из сердца в кончики пальцев, касающихся лица Хосефы Марии, полыхнувшего румянцем так, будто они разделили в этот миг один огонь на двоих. Один мир на двоих. Одну судьбу на двоих. Одну любовь.
Хосефа смотрела на него, не отводила взгляда до того, самого решающего мига, когда ресницы ее, затрепетав, опустились, а губы мужчины и девушки соприкоснулись. 
Амаро довелось уже целовать немало женщин, возлюбленная его дарила ему свой первый в жизни поцелуй. Но кто знает, кто был счастлив более, тот, кто впервые познал чувство, или тот, кто уже имел возможность сравнивать и теперь постигал отличие истинной страсти от тех увлечений и влюбленностей, на которые так щедра бывает безыскусная фортуна.
Женщины волнуют нашу плоть, - так распорядилась природа. Но немногие их них касаются нашего сердца: так определил Бог. Сердце приватира Парго замерло и позабыло, как стучать, на то время, покуда длился этот поцелуй. Мир опрокинулся на них счастливым безвременьем, но счастье - хрупкая защита от житейских бурь.

Поднимающийся в библиотеку дон Августо остановился подле стоящего в коридоре рыцаря, - полного набора доспехов, принадлежащих кому-то из его славных предков в последней битве Реконкисты, - взятии христианскими рыцарями Гранады, -  и привезенных дедом юноши в Новый Свет. Остановился и поправил алебарду в латной перчатке железного героя. Шум, который его сестра, конечно же, должна будет услышать. Нет, он ничего не опасался, доверяя и доверяясь благоразумию и целомудрию Хосефы Марии. Но с приватиром Парго он искал дружба, а не ссоры, так что лучше будет, если к его появлению в библиотеке подготовятся заранее.

Влюбленные отпрянули друг от друга, и следом за всепоглощающей радостью, Амаро охватила такая же всепоглощающая злость. Их чувство, такое светлое и искреннее, божественное, в глазах всех и каждого станет не более, чем предметом осмеяния, презрения или недоумения.
Этот пират, что он себе возомнил?
Эта девица де Вальдеспино, как она могла так опозорить себя и свою семью?
- Я приду. Завтра ночью. В ваш сад. Жди меня, - прошептал Парго, отступая в дальний угол библиотеки и раскрывая наугад так же наугад взятую с полки книгу.
- У вашей семьи превосходная библиотека, донна Хосефа… А вот, наконец, и вы дон Августо.
- Я принес ключ, маэстро Парго… Сестра? - Августо убедительно изобразил изумление. - Не ожидал застать тебя тут. Хоть и не удивлен. У Хосефы много поклонников, - он доверительно улыбнулся Амаро, - некоторые изрядно ей досаждают. Например, дон Гонзаго. Никак не может смириться с тем, что наш отец хочет выдать сестру замуж в Испании. Однако, если уж речь зашла о нашем отце, внизу, в гостиной, многие вас разыскивают. И мне кажется, дон Гаспар - тоже.

Прекрасные дамы и плантаторы могли равно катиться ко всем чертям, Амаро не имел ни малейшего желания тратить на них время. Поцелуй, подаренный возлюбленной и одновременно будто бы украденный у всего мира, дразнил его губы привкусом запретной сладости. И мужчине хотелось поскорее остаться наедине с этим воспоминанием, а вовсе не растрачивать свои силы и энергию на увеселение скучающих аристократов. Увы, одно было невозможно без другого.
- Остальные подождут, но заставлять ждать вашего отца неучтиво. Уверен, мы еще взглянем на карты, о которых вы говорили, дон Августо.
Маэстро Парго уже знал, что история с картами была  всего лишь поводом отправить его в библиотеку. Поводом, за который он был от всей души благодарен этому юноше. Хоть дон Августо и надеялся извлечь из их с Хосефой встречи какую-то свою выгоду. Что ж, пожалуй, он заслужил утешение и успокоение.
- Послушайте… На счет нашего разговора в «Даме «Фортуне»…
Амаро понизил голос, все речь шла о заведении сомнительной репутации. Вернее, совершенно определенной репутации, слабо сочетающейся со стенами библиотеки в доме достойного семейства Вальдеспино.
- Я уверен, что у вас были причины не принимать моего предложения сразу. И, каковы бы они ни были, я их уважаю. Более того, мое предложение все еще в силе, дон Августо. К счастью рейд к португальцам - не последнее мое плавание.
- Эм… хм…
Августо от всей души надеялся, что Хосефа Мария, если и заговорила с пиратом об этих причинах, выдумала в его оправдание что-нибудь более достойное, чем правда.
- В следующий раз я обязательно присоединюсь к вам, маэстро. Море и слава - моя самая заветная мечта. Но, увы, я связан некоторыми обязательствами…
- Понимаю. Прослыть непочтительным сыном - не лучшее начало пути к мечте. Однако, ваш отец… Вряд ли он разыскивает меня, чтобы послушать истории о сражении за Сакраменто.
- За время вашего отсутствия в Гаване кое-что изменилось, - невесело усмехнулся Августо.
- Вы говорите о пожаре?
- Вы видели пепелище? Ну, разумеется, из гавани его трудно не заметить. Я думаю, мой отец начинает прозревать… в отношении нашего истинного положения. Оно незавидно, сегодня сгорели склады в Гаване, завтра, не приведи Господь, пожар охватит плантацию или рудники. Товары должны продаваться, иначе они не богатство, а обуза. Вы купец, вы знаете это лучше, чем я.
- Что ж, посмотрим, чем я смогу быть полезным дону Гаспару, - кивнул приватир.

Гость и хозяин дома уединились в кабинете дона Вальдеспино и проговорили до самого окончания приема, тем самым уничтожив всякую надежду для донны Лоренцы на долгожданное объяснение с маэстро Парго.
«Чертов старик!» - в сердцах кляла она постылого супруга, но хозяйке дома пристало оставаться с гостями, а дон Гасппр велел подать в кабинет вина, а затем, когда приглашенные уже начали разъезжаться по домам, самолично проводил Парго до дверей. Все, что досталось Лоренце - короткий рассеянный взгляд приватира. Алые паруса ее «галеры» оказались поднятыми напрасно, они так и не дождались попутного ветра.

На следующий день дон Гаспар хранил многозначительное молчание, и только к обеду вскользь обмолвился о том, что послал на рудник за управляющим и подумывает купить трофейный португальский шлюп, если удастся сговориться с губернатором о хорошей цене.
По этому поводу дон Августо долго кружил Хосефу по саду, целуя руки и уверяя, что она самая лучшая из сестер. А потом, в свой определенный природой черед на Гавану опустилась тропическая ночь, ароматная и звездная. Обычная, - сколько их уже было, таких ночей, со дня сотворенья мира, - и в то же время особенная. Долгожданная. По крайней мере для одного мужчины и одной девушки.

Поцелованный любовью и южной ночью, приватир Парго не мог вспомнить, как он провел минувший день. Были какие-то дела, встречи, разговоры, все они оказались нужны и важны, он, мужчина и капитан, не мог позволить себе праздности и грез наяву. Но едва солнце соскользнуло в океан, попрощавшись с миром алым мазком заката на водной глади, Амаро мог думать только о ключе, отпирающем заветную калитку.
- Вас, часом, не лихорадит? - участливо поинтересовался Хосе, чувствуя нервическое возбуждение, охватившее капитана. Такое случалось с ними всеми перед боем, когда кровь кипит в предчувствии сражения, и желание жить делается необыкновенно острым. Но сейчас-то от войны, хвала Создателю, их ограждают пушки Эль Морро, а ночь тиха и дышит сладострастным спокойствием.
- Лихорадит, - усмехнулся Парго. - Но мне известно верное лекарство от этой лихорадки. Шлюпку за борт! - велел он матросам.
- Я, кажется, знаю имя этого лекарства, - теперь уже улыбался первый помощник. - Алая роза вот-вот увянет за решеткой своего сада.
- Белая роза, - поправил Амаро с внезапной нежностью. - И она только распускается. Распускается для меня.
Он спустился в лодку, и озадаченный Хосе долго смотрел на блестящий след за ее кормой. В нем мерцали звезды, растревоженные мерными движениями весел.

Ключ по-прежнему подходил к замку, калитка по-прежнему открывалась бесшумно. Но даже если бы это было не так, вряд ли мужчина смог бы расслышать сейчас что-нибудь кроме оглушительного стука собственного сердца.
Любовь, зачем ты мучаешь меня….
Только теперь он понял, что не знает толком, куда идти. Вымощенная светлым ракушечником тропа вела его в неизвестность, предательски раздваиваясь у фонтана. К дому или вглубь сада? Где его ждут и ждут ли вообще?
Подхватив горстью струю воды, сбегающую по мрамору, Амаро намочил пылающее лицо и волосы. И развернулся к беседке, будто почувствовал присутствие Хосефы. Говорят, что влюбленные видят сердцем, и глаза им не нужны. Может, оно и к лучшему, потому что на вид пират казался черной тенью, почти неразличимой в ночи. Он даже рубаху надел черную, чтобы в случае чего, не выдать себя белизной ткани.
- Хосефа? - окликнул пришелец теплую, наполненный сладкими и пьянящими запахами тропиков, темноту, затаившуюся под сводами беседки, за непроницаемой завесой из плюща и бугенвилии. - Любимая?