Время королей

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Время королей » Сезон ураганов » Не святые. Глава пятая


Не святые. Глава пятая

Сообщений 1 страница 20 из 21

1

Зима-весна 1704 - 1705 годов

Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая

2

Осень и начало зимы в Гаване можно было смело назвать порой ожидания. Горожане постились в ожидании Рождества и следующего за ним большого зимнего карнавала. Дон Гаспар де Вальдеспино подолгу ворочался в своей постели, подсчитывая грядущую прибыль и предвкушая долгожданное известие из Мадрида. Время шло, капитан Парго отсутствовал уже четвертый месяц, и плантатор имел все основания полагать, что приватир уже побывал в столице и, возможно даже, уже поднял паруса, направляясь обратно в Новый свет. А еще он ждал возвращения своего сына, отправившегося в свое первое плавание на наконец-то отремонтированном и оснащенном на отцовские деньги шлюпе, сменившем португальский флаг на испанский и переименованном по этому поводу в «Эсперансу». Надежда, да, прекрасное название. Надежда никому не помешает!
Дон Гонзаго ждал благосклонности Хосефы Марии, а вернее сказать, надеялся переупрямить ее упрямца-отца. Розита ждала брака своей госпожи и исполнения обещаний, что не уставал давать ей знатный любовник, охотно задирая юбки доверчивой мулатки и не забывая напоминать той о том, что она будет жить в его доме, как королева. Все, что для этого нужно - это ему поскорее жениться на донне Вальдеспино.
Увы, уловки служанки совершенно не действовали на ее молодую госпожу, похвалы, которые Розита расточала достоинствам дона Гонзаго, ее совершенно не трогали. Кажется, в последние месяцы Хосефа Мария стала еще больше напоминать ту самую мраморную статую, с которой красавицу порой язвительно сравнивали отвергнутые ею кавалеры. В какой-то момент забеспокоилась даже донна Лоренца.
- Простите, что говорю вам это, муж мой, - заметила она однажды на пороге супружеской спальни, в которой не ожидалось ничего увлекательного, кроме разговоров на ночь. - Но в возрасте Хосефы Марии девушки расцветают не только внешне, но и… иначе. Ваша дочь - образчик ангельского смирения и равнодушия к поклонникам, но немного чувственности ей, признаться, не помешало бы. Если вы не найдете ей мужа, еще, чего доброго, решит уйти в монастырь.
- В моем доме все решаю только я, - недовольно оборвал ее дон Гаспар. - И судьбу собственной дочери - тем более.
- И все же в конечном итоге вы поступили так, как настоял маэстро Парго, - не удержалась от укола Лоренца. - В отношении вашего сына. И теперь мальчика не узнать, возмужал на глазах. Почему бы вам не поверить в то, что женщины знают о женщинах немого больше, чем мужчины?
- Если вы хотя бы даже заикнетесь об этом несносном Гонзаго, пеняйте на себя!
Супруга оскорблено поджала губы и возвела глаза к распятью.
«Что за болван, Господи Боже милосердный! Еще и упрям к тому же».

А к вечеру этот доводящий отца семейства до белого каления кабальеро по-свойски заехал пригласить семейство Вальдеспино на грядущий карнавал. Он хвастался тем, что снял целый этаж в доме на Новой площади. Из его окон будет отлично видно все празднество, и если прелестная Хосефа Мария окажет ему честь…
- Дочь моя, ты очень бледна, - заметил до Гаспар, после ужина лениво целуя Хосефу в лоб. - Карнавалы - бесовская забава, сплошная оголтелая непристойность. Я думаю, тебе стоит поехать на плантацию, несколько недель отдыха на природе пойдут тебе на пользу.

3

Новость о том, что молодая госпожа отправляется на плантацию – со слугами, конечно, с охраной – но сколько тех слуг и той охраны – жгла сердце Роситы. Новость следовало как можно скорее рассказать дону Гонзаго. Если Хосефа Мария равнодушна к этому достойному кавалеру, если отец Хосефы Марии не оценил преимуществ такого брака, то есть же и другие способы? Не слишком честные, конечно, но, сказать откровенно, мулатке уже надоели тычки и оскорбления от донны Лоренцы. Она хотела для себя лучшей судьбы, положения, пусть не жены, но признанной фаворитки дона Гонзаго. А Хосефа… А что Хосефа? Ее молодая госпожа годится только на то, чтобы служить украшением гостиной и только…
После полудня  Росита сумела придумать достоверный предлог - что-то про тесьму, которую нужно купить как можно скорее, и спешно отправилась к любовнику.
- Завтра!  - выдохнула она, прижавшись грудью к кабальеро. – Завтра донна Хосефа уедет из Гаваны. Дон Гаспар отправляет ее на плантацию! Я, конечно, еду с ней…
Служанка чуть отстранилась, с затаенной ревностью ища на лице дона Гонзаго что-то, что можно истолковать, как свидетельство страсти к красавице Хосефе Марии.
Брак по расчету – это она понимала и принимала, но не страсть. В спальне дона Гонзаго, как ив  его доме, будет царить она, Росита.

Мысли же Хосефы Марии были далеко и от дона Гонзаго и от всех прочих поклонников, не потерявших надежду добиться ее благосклонности. Мысли ее блуждали между Старым и Новым светом… разлука не убила первую любовь, а лишь сделала ее крепче. Образ Амаро не стерся из сердца девушки. Она молилась за него, плакала от тоски по нему и ждала. Ждала…
Распоряжение отца в другое время, возможно, и огорчило бы ее – все же карнавал зрелище яркое, разговоров о котором хватает до следующего года. Но сейчас – не все ли равно где ждать вестей о приватире Парго, растворившемся между морем и небом, отдавшимся на милость ветрам и волнам.
«Только вернись ко мне живым», - с тоской и нежностью думала Хосефа…

- На вашем месте, милая моя, я бы попросила у отца позволения остаться!
Донне Лоренце такое смирение падчерицы было непонятно и отчего-то крайне неприятно. Было в этом что-то неестественное. Не может молодая и красивая девушка быть настолько равнодушной к радостям жизни. Она либо больна, либо безответно влюблена!
Но сколько бы мачеха не искала на лице Хосефы признаков болезни – увы. Совершенно очевидно, что та была в добром здравии. Что же касается любви… донна Лоренца перебрала всех молодых и красивых поклонников, а потом, пожав плечами, не молодых и не красивых – что уж, любовь зла. Но так и не обнаружила никого, к кому бы Хосефа была хотя бы чуть больше расположена, чем к всем прочим.
- Зачем?
Хосефа пожала плечами.
Раннее утро звало в дорогу. Если все будет хорошо, к вечеру они будут на плантациях отца. Там тихо и уединенно…
- Что ж, храни вас бог, Хосефа.
- И вас, донна Лоренца.
Росита, чинно стоя позади молодой госпожи, едва сдерживала нетерпение…

4

В не меньшем нетерпении пребывал и кабальеро.
Долгое изнурительное ухаживание уже давно и изрядно его раздражало. Отец им пренебрегает, дочь попросту не замечает, зато в Гаване хватает тех, кто все замечает и подмечает, и дон Гонзаго не раз уже ловил на себе сочувственные взгляды записных сплетников.  Если он не хочет сделаться посмешищем для всей местной знати, то ему придется найти способ жениться на донне Вальдеспно-и-Витран. Любой способ.
Рассказ любовницы пришелся кстати. Наконец-то неприступная красавица останется без присмотра. Кучер и охрана не в счет, служанка тем более не в счет, она на его стороне. Надо только придумать, каким образом навязать Хосефе Марии свое общество. Да еще так, чтобы у гордячки не было возможности отказаться.
В ход, естественно, пошло золото. За которое продается многое, в том числе преданность слуг. Что ж, дорога проселочная, ямы, колдобины, почему бы экипажу Вальдеспино не сломаться в пути? Пришлось заплатить каретнику, чтобы ослабил на оси колесо. И кучеру, чтобы правил пожестче. При мысли о том, что эти глупцы могут его выдать, у дона Гонзаго неприятно посасывало под ложечкой. Понятно, что Вальдеспино ничего не смогут ему предъявить, слова слуг против слова кабальеро не стоят даже пыли под ногами. Но если грянет скандал, от дома дон Гаспар ему точно откажет, и ни о каком браке уже не будет идти и речи. К тому же у Хосефы-Марии есть брат. Молодой и, как и все испанцы, помешанный на семейной чести. Этот уж точно взбеленится, как бык от мулеты. В общем, сеньор изрядно рисковал. Впрочем, когда те дуралеи-слуги поймут, к чему приведет их жадность, онемеют от страха за собственные никчемные жизни.

Карета катилась медленно, кучер старался не гнать лошадей, чтобы вверенная ему молодая госпожа и двое трусящих верхом за экипажем слуг не задохнулись от пыли.
Росита откровенно маялась от скуки, сетовала, что они пропустят карнавал, - самое увлекательное и долгожданное для простонародья действо в году, - словно нарочно терзала сердце Хосефы, вспоминая, что последний приличный праздник ее отец устраивал из-за капитана Парго, а с тех пор все они как в монастырь переселились. За окном мелькали роскошные южные заросли вперемешку с возделанными полями, но мулатку эти пейзажи совершенно не радовали. Она потратила столько сил для того, чтобы стать незаменимой служанкой и жить в Гаване, в господском доме… Плантация была для Роситы подобна страшному сну, ее передергивало от одной мысли о том, что и она могла бы оказаться в поле с согнутой а три погибели спиной на жаре, получая вместо благодарности плети и ублажая надсмотрщиков, как другие рабыни-негритянки.
Нет, никогда!
Что хочет пусть дон Гонзаго делает с ее молодой хозяйкой, как угодно ее уламывает, путь хоть силой берет, она мешать не станет…
- Да что ж мы тащимся, как на похоронах, - не выдержала, наконец, Росита. - Так мы и до ночи не доберемся до места. Эй, нельзя ли побыстрее!
Кучер послушно щелкнул кнутом, принимая недовольство служанки за желание госпожи. Такое нередко бывало, что благородные господа брезгуют сами даже распоряжения отдавать, держат для этого прихлебал из прислуги.
Кортеж прибавил скорости, карету несколько раз изрядно тряхануло, а потом она едва не опрокинулась, нетерпеливая Росита, неловко взмахнув руками, повалилась на Хосефу Марию, и обе они - на бок. Колесо ожидаемо слетело с оси, чудо, что упряжка не оборвала постромки, но кучер демонстративно громко бранился, отрабатывая полученные от «доброжелателя» дублоны.

5

Оказаться на пустынной дороге, одной (кучер и слуги не в счет, не в счет и Росита, которая начала голосить, как на похоронах) – это настоящее испытание для молодой девушки, выросшей в тесных границах приличий. До сего дня жизнь не ставила ее в опасные положения, если не считать таковыми ночные свидания с Амаро Парго. Но она никогда не чувствовала себя такой защищенной, как в кольце его рук.
Хосефа вздохнула – и от дорогих воспоминаний, и от нахлынувшей тревоги. Они были уже далеко от Гаваны, а вот насколько близко к плантациям, она сказать не могла. Девушка колебалась: следует ли ей отправить одного из слуг туда, за помощью? А еще день стремительно угасал, расцвечивая небо ярчайшими мазками золота и пурпура, и что им делать, когда солнце сядет, и на остров спустится темнота?
- Беда-то какая, - причитала служанка, поглядывая то и дело на дорогу.
Вот сейчас бы дону Гонзаго и поспешить, нет у нее желания торчать здесь всю ночь, даже ради золотой надежды на будущее счастье в его доме. Опасных хищников тут, вроде бы, не водилось, но нет-нет, да с плантаций, бывало, бежали рабы. Ловили, конечно, многих, устраивая из этого жестокое развлечение, но все же кому-нибудь да удавалось ускользнуть. Про таких рассказывали ужасные вещи, говорили, что бродят они по дорогам, нападают на одиноких путников, а на груди у них – ожерелья из человеческих ушей…
- Можно починить экипаж? – спросила Хосефа, строго взглянув на служанку. Только ее стонов не хватало…
- Я попытаюсь, госпожа.
Кучер старательно выхаживал вокруг кареты, словно ожидая, что от его взглядов колесо само встанет на место.
Ох, не было бы беды! Золото, конечно, на дороге не валяется, и дон Гонзаго был щедр, но  как-то оно сейчас неладно выходило.
Двое слуг, не догадывающиеся о заговоре против чести донны Хосефы, переглянулись:
- Так, может быть, до ближайшего поместья доскакать? Плантации тут неподалеку. Людей привести?
- Ну, еще чего! – встрепенулась Росита.
Дон Гонзаго ей не простит, если кто-то спасет донну Хосефу до него.
- Сбежать вздумали?! А госпожу защищать я буду, случись что?!

Кому не случалось сталкиваться лицом к лицу с опасностью, не способен ее узнать, даже если она встанет перед ним лицом к лицу. Да и очень все было правдоподобно подстроено – ни на секунду донна Хосефа не усомнилась в том, что все это лишь досадная случайность.
- Подождем, - решила она.
Может быть, кучер с помощью двух сильных слуг поставит колесо на место – в каретном деле дочь дона Гаспара, увы, не разбиралась. Равно как и в том, на что способна человеческая алчность и подлость. Так что, когда на дороге появился экипаж – она лишь обрадовалась. Господь послал им неожиданную, но такую нужную помощь!

6

Дону Гонзаго казалось, что он рассчитал, предугадал и предусмотрел все, что возможно предугадать и предусмотреть.  Хотя, конечно же, когда именно у кареты донны Вальдеспино слетит колесо, ведомо было только Господу. Главное, чтобы слетело. Так и вышло.
Издалека разглядев скособочившийся экипаж, сгрудившихся вокруг него мужчин и стоящих немного в отдалении женщин, он внутренне возликовал. На дороге негде было укрыться от зноя, сидеть в поломанной карете, конечно же, было невозможно, а удалиться в сторону зарослей в поисках спасительной тени дамы благоразумно не рискнули. Этой гордячке Хосефе Марии не помешает немного помучиться на солнцепеке, уж больно она холодна и неприступна.
- Стой! - воскликнул дон Гонзаго, когда экипажи почти поравнялись.
Соскочивший с лошади слуга распахнул перед господином дверцу, и тот явился перед Хосефой и Роситой, подобно герою греческой трагедии.
- Донна Хосефа, вы ли это? - Достойный кабальеро тут же поспешил к женщинам, всем своим видом демонстрируя тревогу и участие. - Тут, в такое время, в таком отчаянном положении? Я просто глазам своим не верю! Что случилось? Вы не пострадали, моя дорогая? Никогда себе не простил бы, если бы поехал к себе на плантацию другой дорогой, или и вовсе не поехал бы.
- Карету растрясло на ухабах, - вмешался в господский разговор кучер. - Ось не выдержала. Даже если я ее прилажу, то ненадолго. Кузнец тут нужен.
- Кузне-е-ец, - задумчиво протянул дон Гонзаго. - Что ж, можно послать за ним. Только это дело небыстрое, скоро стемнеет. Эта дорога, к тому же, пользуется дурной славой, - с видом знатока принялся рассказывать мужчина, дабы как следует запугать донну Вальдеспино, если та решит заупрямиться. - Из-за этой войны чернь совсем распоясалась, беглые рабы хозяйничают в глубине острова, как у себя дома. Я сам раньше никогда с охраной не путешествовал, полагался только на свою шпагу да пистолеты. А теперь вот…
Он многозначительно кивнул на сопровождающих карету вооруженных слуг.
- Решительно, донна Хосефа, я буду плохим христианином и негодным человеком, если оставлю вас здесь. Прошу, нет, умоляю вас, располагайте моим экипажем, как своим собственным. Для меня будет честью оказать вам эту пустячную услугу. А с поломкой пускай возятся слуги, как управятся, так управятся.
- Госпожа Хосефа, - тут же согласно пискнула Росита, обрадованная появлением любовника и одновременно напуганная его рассказом, так удачно перекликающимся с тем, что многократно слышала она сама от слуг и в разговорах на рынке. - Если дотянем до темноты, что угодно может с нами случиться. Надо ехать с доном Гонзаго, он так добр и так заботлив.
«Ну не упадет же с тебя корона, бесчувственная ты гордячка! Может даже и понравится. Уж я б тебе рассказала, какие у сеньора де Куэндо жаркие поцелуи, сильные руки и кое-что еще, что немаловажно».
Погруженная в воспоминания о близости с доном Гонзаго, мулатка невольно взглянула на свою хозяйку с превосходством женщины над ребенком. «И что он в не нашел, в самом деле? Красива, вызывающе красива. Но разве это главное?» И тут же предпочла думать, что сеньора интересует приданое Хосефы-Марии, - деньги любят все, - и конечно, подстегивает желание утереть нос дону Гаспару, такому же гордецу, как и его дочь, возомнившему, что наследнице Вальдеспино никто не пара во всей Гаване.
- Госпожа, ну пожа-а-алуйста, - захныкала Росита. - Не знаю, как вы, а я просто от страха тут умру.

7

Наверное, следовало бы возблагодарить бога и поблагодарить дона Гонзаго. Первого за милость, второго за доброту и заботу. Но Хосефа медлила под недоуменными взглядами слуг, они-то ждали, что госпожа немедленно согласится… экипаж можно и здесь оставить, куда он денется за ночь? А если и денется, так главное, что они все живы.
Хосефа и сама не понимала, отчего колеблется. Царапнуло, должно быть, это: «моя дорогая»… Но стоит ли придираться к словам?
- Благодарю вас, дон Гонзаго.
Хосефа Мария де Вальдеспино заставила себя улыбнуться поклоннику как можно искреннее.
- Конечно, я с радостью принимаю вашу помощь. Но, думаю, слуги пусть едут с нами, а утром я распоряжусь прислать кузнеца.
Юная красавица не была воплощенным милосердием, она выросла среди рабов, впитала в себя определенное отношение к ним, но слуги обладали ценностью (пусть даже выраженную в золотых дублонах) и заслуживали заботы, а иногда и свободы. Росита, к примеру… если бы ей удалось найти достойного мужа, донна Хосефа похлопотала бы перед отцом о ее судьбе.

Росита о мыслях госпожи не знала и радостно поспешила к сломанному экипажу – взять оттуда дорожный кофр донны Хосефы. Ну, кажется, все идет как надо…
- Прикажете ехать с вами? – нарочито-смиренно осведомилась она у госпожи.
- Да, конечно, Росита. Дон Гонзаго, Росита моя личная служанка, я не могу обойтись без нее…
Хосефе казалось немыслимым оказаться с доном Гоназго наедине, в карете. Росита, конечно, не бог весть какая защита, но все же лучше, чем ничего. И снова девушка упрекнула себя в неблагодарности и подозрительности. Ну с чего она решила, что дон Гонзаго желает ей зла? Он был принят в доме ее отца, она много раз встречалась с ним на приемах, в церкви, на прогулках…
А мулатка не могла справиться с невольной ревностью. Пусть уж лучше все, что происходит, происходит на ее глазах.
Слуги, услышав что им не придется проводить вечер тут, на дороге, оживились, стали  освобождать лошадей, впряженных в экипаж, чтобы повести их с собой. Уж за лошадей дон Гаспар с них голову снимет, лошади это ценность куда большая, чем  рабы.

Опершись о руку дона Гонзаго, Хосефа села в экипаж. Отчего-то ей было страшно. И тревожно от того, что для страха не было видимых причин. Но правда была в том, что она предпочла бы оказаться сейчас где угодно, даже на дороге со всеми ее ужасами, но не здесь, не в карете своего отвергнутого поклонника. Которому, хочешь – не хочешь, а нужно было улыбаться.
И она улыбнулась, молясь про себя, чтобы эта поездка закончилась как можно скорее.

8

Карета была невелика, крытый дорожный экипаж, пожалуй, слишком крытый для кубинского климата, где в ходу были коляски для знати и открытые повозки для прочих. Предполагалось, что дамы вдвоем усядутся на одно сиденье, а мужчина, в одиночестве, напротив. Глядя, как служанка резво припустила за госпожой, дон Гонзаго всерьез задумался о том, на кой дьявол ему сейчас присутствие мулатки. Впрочем, привычка не считать слуг за людей, отчасти помогала ему не обращать внимания на тревожный взгляд Роситы, целиком и полностью сосредоточившись на ее госпоже.
Слуги донны Вальдеспино куда-то там собирались, выпрягали из разбитой кареты лошадей, но люди дона Гонзаго не намерены были их дожидаться. Тем более, что едут они вовсе не на плантацию Вальдеспино, хотя об этом пока еще знают только сам дон Гонзаго и его кучер.
- Устраивайтесь удобнее, дорогая моя, - сладко улыбнулся кабальеро Хосефе Марии. - Вы так намучились на жаре. Берите эти подушки, ты, помоги своей госпоже прилечь.
Задетая подобным пренебрежением, Росита гневно сверкнула глазами, но тут же торопливо склонила голову, понимая, что может невольно себя выдать. Засуетилась вокруг Хосефы Марии, а карета тем временем тронулась, мерно покачиваясь.
- Так, значит, вы едете на плантацию, донна Хосефа? - спросил дон Гонзаго, вместо того, чтобы откинуться на мягкую спинку сиденья, придвигаясь и наклоняясь ближе к своей спутнице так, что колени его, обтянутые темными атласными кюлотами, соприкоснулись с юбкой сеньориты. - Неужели и Рождество там проведете? Ваш отец, я должен заметить, непростительно строг к вам. Вы никогда не думали о том, что другой мужчина, тот, что однажды возложит на себя ответственность за вашу судьбу вместе с обручальным кольцом, окажется намного великодушнее. Я всегда желал, чтобы моя супруга блистала в свете, была украшением моего дома…
Сеньор де Куэндо-и-Зальвадар по-кошачьи прищурился, вглядываясь в бледное личико красавицы. Как обычно, взгляд стыдливо опущен, платье в безукоризненной строгости, но даже оно не может скрыть того, что способно свести с ума любого мужчину.
- Возможно, вам кажется, что я говорю ужасные вещи. Но я старше вас, моя дорогая донна, я повидал жизнь и знаете что заметил? Иногда даже девичье послушание бывает чрезмерно. Если бы вы только пожелали… Если бы вы только дали мне надежду… Вашему отцу пришлось бы смириться с вашим выбором.
Он протянул руку, с цепкой силой ухватив Хосефу Марию за запястье, потянул к себе с намерением поцеловать руку, и жадно прижался губами к нежной коже, щекоча ее холеными усами. Росита подалась назад, стараясь скрыть свое лицо в тени кареты. Ничего по-настоящему предосудительного ее любовник еще не совершил, но совсем нетрудно было представить, как далеко он может зайти. И это ужасно злило мулатку. Именно это, а не судьба ее юной хозяйки сама по себе.

9

Казалось бы, небеса благоволили к донне Хосефе, послав ей защиту и помощь в лице сеньора де Куэндо-и-Зальвадар. Можно теперь не бояться диких зверей, беглых рабов и прочих бед и напастей, ожидающих беззащитную женщину на пустынной дороге. Но отчего-то беспокойство не покидало Хосефу Марию, напротив, оно росло с каждым мгновением, проведенным в экипаже дона Гонзаго, общество которого ей всегда было не в радость, а уж тем более, такое – вынужденное и слишком уж… интимное. Но не позволит же себе дон Гонзаго что-то, что может опорочить его и ее? Нравы общества, к которому они оба принадлежали, безжалостны к женщинам, нарушившим приличия, но и к мужчинам весьма строги. Снисхождения можно ждать, если речь идет о рабынях, прислуге. Эти правила, известные всем с детства, Хосефа повторяла про себя, как монахини повторяют литанию, боясь думать о том, что слова – это всего лишь слова, нет в них защиты…

- Мой отец знает, что будет лучше для меня, дон Гонзаго, а я ему повинуюсь. В этом состоит мой долг хорошей дочери, - тихо, бесцветно ответила она. – Возможно, когда-нибудь мне придется исполнить свой долг перед мужем, но вы, должно быть знаете о том, что мое самое горячее желание – уйти в монастырь и посвятить себя Господу. В этом вижу я свое истинное призвание.
Самое горячее желание донны Хосефа затерялось где-то между морем и небом, она ждала Амаро Парго отчаянно и верно, и не изменит ему, даже если он не вернется. Монастырь спрячет ее разбитое сердце под монашеской накидкой, монастырь осушит ее слезы и возьмет жизнь, которую она поклялась провести с ним, только с ним, и больше ни с кем…

Поцелуй  руки заставил Хосефу невольно вздрогнуть от гадливости, как будто ее кожи коснулся паук, или змея… В ином положении она бы просто ушла, оставив назойливого поклонника в одиночестве, но сейчас, сидя в его экипаже, вынуждена была призвать на помощь все свое самообладание.
- Прошу вас, давайте прекратим этот разговор, он смущает меня, - как можно любезнее попросила она, стараясь высвободить руку из цепких пальцев дона Гоназго. – Я не могу дать вам надежду, не смотря на все ваши достоинства.
Которых она не замечала, в отличие от Роситы, но о которых следовало упомянуть, следуя правилам приличия, тем самым, которые, как она считала, надежно защищают ее честь и достоинство… даже сейчас.

10

В своем особняке в Гаване дон Гаспар писал письма управляющим, совершенно спокойный в отношении судьбы дочери, удаленной им от навязчивости воздыхателей и любых сопутствующих подобной навязчивости сплетен. Репутация Хосефы Марии должна быть безупречна, и она будет безупречна, ибо репутация его дочери, как и ее красота - неотъемлемая часть приданого.
- Дон Августо! Дон Августо вернулся!
Появление лакея с вестью о возвращении сына сорвало с губ плантатора облегченный вздох: что бы ни обещал ему Парго, и что бы ни говорил капитан Мондрагон, сеньор Вальдеспино еще не привык не беспокоиться о судьбе сына, ввязавшегося в героическую авантюру с собственным судном. Поэтому дон Гаспар благодарно перекрестился на распятие на стене и поспешил навстречу своему мятежному отпрыску.
- Отец!
- Сын!
Встреча их могла бы показаться суховатой, но традиции требовали сдержанности в проявлении чувств.
- Как прошло ваше плавание?
- Признаться, ничего захватывающего, - с демонстративной ленцой отвечал Августо, но глаза его довольно сверкали. Наконец-то достойное времяпровождение, настоящая жизнь и настоящее мужское общество, а не эти хлыши-собутыльники, которые от грохота пушек наверняка лишатся чувств будто девицы.
- Немного потрепали португальцев, а потом наткнулись на контрабандистов неподалеку от Сантьяго. Но эти трусы и вовсе сдались без боя.
В гостиной, кусая губы, появилась донна Лоренца. Повзрослевший и как-то единомоментно возмужавший пасынок напоминал ей маэстро Парго. И того, второго, его помощника, дерзкого и страстного. И воспоминание это заставляло сеньору злиться, потому что море не спешило возвращать ей мужчин, которых она желала. Лучше бы прибрало к себе ее родственников, и старого, и молодого…
- А где же сестра? Где Хосефа Мария? - спросил Августо. - Ей же сообщили уже о моем возвращении. Поверить не могу, что она не спешит повидаться со мной, - заключил он ревниво, потому что весь мир сейчас должен был вертеться исключительно вокруг Августо де Вальдеспино.
- Хосефа Мария уехала на плантацию.
- На плантацию? Одна? Накануне Рождества? - изумился молодой человек. - Но это очень странно. Сестра в чем-то провинилась перед вами, отец?
- С чего вы это взяли? - нахмурился дон Гаспар.
- С того, что она пропустит ежегодный карнавал. А главное, все мессы в Соборе святого Христофора. Что скажут люди?
- Ваш отец таким образом решил оградить Хосефу Марию от общества дона Гонзаго, - не скрывая иронии пояснила Лоренца. - Что скажут люди, его не волнует.
- А вот мне не кажется, что честная девушка должна спасаться бегством от позабывшего правила приличия идальго, - решительно заявил Авусто. - Теперь скажут, что в доме Вальдеспино нет мужчин, способных защитить своих женщин.
- Что поделать, если вы, сын мой, слишком увлечены морем и войной вместо того, чтобы оберегать свою сестру.
- Этот упрек незаслужен. Но если вы полагаете, что это моя вина, я тотчас же все исправлю. Немедля еду на плантацию и привезу Хосефу Марию обратно в Гавану. Теперь она будет под моим присмотром!
- Да постойте же вы! - бросил плантатор в спину стремительно удаляющемуся сыну. Бесполезно. - Святая дева, паршивец окончательно отбился от рук.
- Он всего лишь стал мужчиной, - улыбнулась донна Лоренца. - Это все море. Что ж, теперь я не удивляюсь, что и прочие моряки таковы.

- Я понимаю, - желчно скривился дон Гонзаго, не имевший ни малейшего желания прекращать столь важную для него беседу. - Ваш отец смущает ваш ум рассказами об Испании. О браке на континенте. Честолюбие - прекрасная черта характера, донна Хосефа, она мне нравится. Как и все прочие ваши достоинства. Но неужели вас не пугает мир, о котором вы почти ничего не знаете, совершенно чужой вам мужчина, которого вы встретите впервые подле алтаря? Опасности долгого путешествия через Атлантику, наконец? Проклятые англичане не дают проходу нашим судам, это просто безумие - так рисковать ради честолюбия! Я чувствую… Чувствую, что мой долг уберечь вас от всех опасностей. Спасти. Пусть даже против вашей воли, - заявил дон Гонзаго, торжественно приподнимаясь со своего места и нависая над донной Вальдеспино зловещей тенью. - Будьте моей, Хосефа. Добром вас прошу!

11

Все страхи  Хосефы Марии – те, что витали вокруг нее с того мгновения, как на дороге появился ее воздыхатель, с того мгновения, как она села в его экипаж, вдруг обрели жизнь и осели на ее плечах неимоверной тяжестью.  Стены кареты показались ей стенами темницы, из которой не сбежать, а дон Гонзаго… Зажмурившись от отвращения, донна Вальдеспино отвернулась, ища руку служанки, надеясь обрести в Росите поддержку и, может быть, даже, помощь… и не находя.
Ей, украшению Гаваны, с пеленок защищенной от малейшей мужской дерзости именем отца, заносчивостью брата и старинным именем, было невыносимо почувствовать, что сейчас никто не может ее спасти. Брат, отец, любимый Амаро – далеко.  Она одна.
Но донна Хосефа была смелой девушкой, достаточно смелой, чтобы выходить в сад, ночью, на свидания к маэстро Парго, и достаточно смелой, чтобы открыть глаза и взглянуть на этого бесчестного негодяя, дона Гозаго.
- Я никогда не буду вашей, - горячо ответила она. – Никогда, слышите?!
Гордая кровь конкистадоров горела под ее кожей, окрашивая лицо румянцем, придавая глазам блеск, а голосу – решительность.
- Что угодно лучше чем вы! Монастырь, могила, морское дно – лучше чем вы, дон Гонзаго! Вы… вы мне отвратительны! Когда моя семья узнает о том, что вы сделали, вам придется ответить за свою низость и за свое непочтение к дочери дона Гаспара де Вальдеспино!
Главное – не заплакать. Слезы означают поражение. И донна Хосефа мужественно держалась, стараясь не показывать дону Гонзаго, как она напугана. Как сильно она напугана.

Росита, сидящая рядом с госпожой, старалась притвориться невидимой и упрямо одергивала руку от ищущих пальцев молодой госпожи. Что уж греха таить – ей тоже было страшно. А ну как кто-то дознается о случившемся. Но разгневать своего любовника, и разом лишиться все тех привилегий, которые он ей обещал… нет уж. Донна Хосефа поплачет-поплачет, и привыкнет. Все привыкают – и она привыкнет, то же мне, королева.
Так что служанка помалкивала и в мыслях пыталась прикинуть, долго ли им еще ехать до плантации дона Гонзаго. И так уж вышло, что она быстрее, чем все прочие, сидящие в экипаже, услышала ржание лошадей и голоса, которые не были голосами слуг…
Дева Мария, да она готова поклясться, что это голос молодого господина, чего быть не может, он же в море!
Росита была девушкой смышленой…
- Да что вы такое говорите, дон Гонзаго, - делано возмутилась она, покровительственно приобнимая Хосефу за плечи. – Разве так можно? Разве моя благородная госпожа заслуживает такого обращения?! Бога вы не боитесь!
Но если она ошиблась, если это не погоня, а, скажем, случайные попутчики или слуги… Мысленно Росита попросила помощи у своей святой покровительницы. Свеча… десять свечей из чистейшего воска, если ей удастся выпутаться из всего этого и не потерять расположение своего любовника.

12

Дон Гонзаго был неприятно изумлен поведением обоих сеньор. И служанки, - что это нахалка себе возомнила, кто ей вообще позволил раскрывать рот?! И донны Хосефы, которая столь пылко продемонстрировала воздыхателю свои истинные чувства, - неприязнь и отвращение, - что оскорбиться мог даже камень, а не только мужчина из плоти и крови. Горячей крови, надо заметить. Кровь эта набатом стучала в ушах Гонзаго, возбужденного от близости желанной женщины и разозленного ее неуступчивостью, так что он, единственный, не прислушивался к шуму на дороге.
- Когда ваша семья узнает о том, что я сделал, она будет мне благодарна, - прошипел он, брезгливо сбрасывая руку Розиты с плеча ее юной госпожи. Потому что полагал это место более подходящим для своей собственной руки. Плечо Хосефы было хрупким, пальцы дона Гонзаго властно сжали его, впиваясь в податливую плоть сквозь прохладную ткань строгого платья: как глупо дерзить, право же, полагаясь на защиту одних лишь традиций, тогда как участь слабой женщины покоряться мужской силе. - Вам давно стоит преподать урок смирения, моя маленькая гордячка.
Второй рукой он попытался сквозь ворох юбок добраться до коленей Хосефы, а вернее, до того, что он воображал себе между.

Поначалу Августо просто спешил, подгоняя коня и наслаждаясь присутствием под копытами скакуна надежной земной тверди: в море быстро начинаешь ценить сушу. Думал о сестре, о том, как Хосефа Мария обрадуется его возвращению, как они поедут гулять по Гаване, пойдут рука об руку к мессе, а все будут глазеть и перешептываться. Теперь-то судачить станут не только о красоте сестры, но и о подвигах брата.
А потом все мечты и приятные мысли разом выветрились у молодого человека из головы при виде брошенной на дороге кареты с гербами Вальдеспино.
«Боже правый, что тут произошло?»
Что произошло, угадать было нетрудно, скособоченный экипаж и лежащее в пыли колесо не оставляли большого простора для фантазии. Куда важнее было понять, где сама Хосефа Мария, ее служанка, кучер, слуги. Где они все?!
Дон Августо тревожно оглянулся, он тоже слышал немало не самых приятных историй о дорожном разбое, так что готов был даже к тому, чтобы увидеть где-нибудь неподалеку растерзанные тела. Не высмотрев ничего ужасного, с благодарным вздохом перекрестился и снова пришпорил коня, рассчитывая на то, что сестра просто поехала верхом, не имея возможности продолжать путешествие в карете.
Теперь он гнал коня, не давая тому снисхождения. Потому что неизвестность оставалась пугающей, и потому что он просто хотел поскорее оказаться рядом с Хосефой Марией: слуги - это слуги, а брат - это брат.
Вскоре впереди показалось облачко пыли, верный знак того, что по проселку движутся еще какие-то путники. Молодой идальго присовокупил к шпорам хлыст, конь его недовольно заржал и пошел галопом. Августо понимал, что долго он так не выдержит, но на дороге уже сделалась различимой карета, вокруг нее верховые, и Вальдеспино-младший был готов поклясться, что некоторые из них - в цветах его челяди.
Его тоже заметили, Двое придержали коней, заворачивая наперерез. Августо был уже так близко, что мог рассмотреть герб на дверце экипажа. Де Куэндо, какое «удивительное» совпадение, если принять во внимание рассказ отца.
- Что вам угодно, сеньор? - окликнул его один из тех, что сопровождали карету.
- Мне угодно… Видеть мою сестру! - прорычал Вальдеспино, замахиваясь хлыстом на того негодяя, что посмел его задерживать.
Лица у слуг дона Гонзаго вытянулись, а слуги самой Хосефы Марии наблюдали за происходящем в еще большей растерянности, но самый решительный из них на всякий случай потянулся к оружию: все же дон Августо был их господином. А защищать его - их долгом.

13

Смирение... смирения в донне Хосефе не было. Если дон Гонзаго ждал от нее слез, робкой мольбы и, наконец, покорности своим желаниям, то он ошибался. Теперь, когда намерения этого мужчины были так очевидны, девушка отчаянно сопротивлялась, с ужасом и отвращением чувствуя на своих коленях его руку – словно гадкое насекомое оно ползло под юбками... Надолго бы ее сил не хватило, тесный корсет, духота и волнение волне могли оказать дону Гонзаго неоценимую услугу, а вряд ли этого негодяя остановил обморок Хосефы.
Но Господь на этот раз действительно явил ей чудо...

- Брат! – крикнула она, вывернувшись из-под руки слишком настойчивого поклонника, покусившегося на ее честь. – На помощь!
Росита, быстро сообразив, что к чему, жалобно запричитала:
- Дон Августо! Дон Августо!
Каким ветром занесло сюда дона Августо, она не знала. Но она слышала его голос, и голос был весьма недобрым, а быть обвиненной в том, что ее госпожу едва не изнасиловали в карете... перед глазами мулатки сразу проплыли картины самой дальней и дикой плантации, столб для наказаний, плети, кандалы...
Жаль, дон Гонзаго не успел...
С другой стороны... с другой стороны, а кто подтвердит, что не успел? Хосефе не поверят, понятное дело, девица будет скрывать такой позор. С нее, со служанки, что взять? Она будет плакать и твердить, что донна Хосефа невиновата. А родня поблажит, да и выдаст дочь замуж за дона Гонзаго... глядишь, еще и сбудется все.

- Дон Августо! Мы здесь! Слава Пречистой, госпожа, теперь с нами все будет хорошо, а вы... Если вы благородный человек то теперь женитесь на нашей госпоже, так опозорить благородную девушку, грех на вас теперь, дон Гонзаго, большой грех!
Росита сделала постное лицо, оправляя на госпоже платье.
Хосефа, узнавшая голос брата, уверовавшая в то, что спасение близко, расплакалась на плече служанки, не вслушиваясь в ее слова и не стараясь понять их смысл. Все, чего она хотела – это оказаться рядом с братом, подальше от этого мерзкого дона Гонзаго, в безопасности.

14

Дон Августо?
Синьор де Куэндо слабо понимал, откуда тут мог взяться младший Вальдеспино, но крики, призывы, слезы и перебранка на дороге не оставляли сомнений в том, что Дьявол решил недобро подшутить над планами дона Гонзаго. Если Хосефа Мария сейчас обвинит его в домогательствах, история может плохо закончиться. Причем, для всех.
Он в сердцах стукнул кулаком по стенке кареты, приказывая кучеру остановиться. Верховой все равно их нагонит. Был бы он один, дон Гонзаго, пожалуй, попытался бы избавиться от молодого нахала. Но с ними слуги Вальдеспино, результат резни непредсказуем, не всех же их перебить, в самом деле!
- Жениться на твоей госпоже - мое самое заветное желание, - буркнул он, восхищенный изворотливостью мулатки и тем советом, что она ему давала. Ах, если бы дону Гаспару де Вальдеспино, хоть крупицу житейской сметки Розиты…

Августо, наконец, пропустили к карете, он сам, слетев с коня, распахнул дверцу, мазнул взглядом по де Куэндо, не утруждая себя даже видимостью учтивости. Слезы сестры позволяли ему пренебречь приличиями так же, как, вероятно, пренебрег ими дон Гонзаго. Иначе с чего бы Хосефе Марии так рыдать?
- Сестра! Милая сестра, что с тобой?!
- Донна Хосефа слишком утомлена жарой и долгим путешествием, - опередил девушку мужчина. - Ваша карета потеряла колесо на ухабе, и дамы довольно долго пробыли на солнцепеке прежде, чем на них наткнулся я. Ваша сестра так нежна и хрупка, она совершенно измотана…
Дон Гонзаго говорил уверенно и любезно, будто намеренно прощая дону Августо его вторжение и прочую неучтивость. О том, что произошло в карете, знают всего трое. И дон де Куэндо надеялся, что у Розиты хватит ума помалкивать, пока нее не расспрашивают с пристрастием.
- Я благодарен вам за заботу о Хосефе, - сквозь зубы поблагодарил Августо, протягивая руки к сестре. - Но далее я сам позабочусь о ней.
- Как вам будет угодно, дон Августо, - ухмыльнулся дон Гонзаго. - Если вы починили ваш экипаж или догадались приехать в другой карете… В любом случае вы - брат сеньоры, и вам решать, как ей пристало путешествовать.

Отредактировано Амаро Парго (2018-07-13 20:28:54)

15

Хосефа обняла брата, которого не видела так долго, и замерла, боясь пошевелиться, боясь вновь оказаться без поддержки, без защиты. Она никогда не думала, как хрупка ее женская честь. Ей-то казалось, что древнее имя Вальдеспино служит ей надежным щитом… но этот надежный щит оказался не прочнее яичной скорлупы.
- Пожалуйста, Августо, увези меня отсюда! Я готова ехать верхом! Я смогу!
Хосефа готова была даже пойти пешком, если надо, только бы ни одного лишнего мгновения не оставаться рядом с доном Гонзаго.

Ей бы смекалку Лоренцы или хотя бы Роситы! Ей бы не лить слезы в объятиях брата, а взять себя в руки! Показать всему миру, что ничего особенного не произошло.
Плакать можно потом в подушку, в уединении своей спальни, это не возбраняется. Но на людях девушка почтенной семьи должна демонстрировать спокойствие и невозмутимость.
Но Хосефа плакала, как, наверное, не плакала со времени материнских похорон.

. Ах, бедная моя госпожа, столько волнений и еще это солнце, - покачала головой Росита.- Вы правильно сделаете, дон Августо, если увезете ее отсюда.
Они с доном Гонзаго поняли друг друга и мулатка немного успокоилась по поводу своей дальнейшей судьбы.
Не сегодня. Кандалы и плантация ждали ее еще не сегодня. И, может быть, для нее еще все возможно, нужно только правильно разыграть свою партию.
- Госпоже нужен доктор. И священник. Донья Хосефа так набожна, она наверняка захочет исповедоваться
Служанка приняла скорбный вид. Можно было подумать, что госпожа решила умереть, вот прямо сейчас, и на то у доньи Хосефы есть веские причины..

16

Молодой Вальдеспино с нескрываемым подозрением оглядел демонстративно любезного де Куэндо и бормочущую об исповеди служанку. Он и правда повзрослел, - тут донна Лоренца не ошиблась в своем пасынке, - и научился, наконец, обращать внимание на что-то, кроме своих желаний и забот. Сейчас, например, он обратил внимание, что сестра не спешит с ним объясниться, вместо Хосефы Марии этим занимаются другие люди.
- Теперь я с тобой, сестра. И увезу тебя немедленно и куда ты пожелаешь, -  заверил ее Августо, предпочитая в данный момент не замечать иронии в словах дона Гонзаго. Пускай, езда верхом - не самый удобный и предпочтительный способ путешествия для знатной сеньоры, но жизнь в колониях вносит свои коррективы в этикет.  К тому же дело к вечеру, изнуряющая жара Карибского дня уже позади, они с Хосефой Марией справятся, доберутся до Гаваны еще до полуночи.
Он подвел к сестре своего коня и помог взобраться в седло, даже сейчас, - особенно сейчас, преследуемый скептическим взглядом де Куэндо, - тщательно оберегая пристойность складок на платье Хосефы Марии. Черт побери, что за блажь нашла на отца! Если бы не его желание отослать сестру на плантацию, они не очутились бы в этой странной двусмысленной ситуации, где Августо чувствовал, что ему стоило бы скрестить шпаги с доном Гонзаго, но, к сожалению, не находил к тому основания.
- Возьмешь к себе в седло служанку, - велел он одному из пересевших на выпряженных из кареты лошадей форейторов. Розита недовольно поджала губы, предчувствуя, что всю дорогу этот мужлан будет лапать ее, пользуясь подвернувшейся возможностью.
Дон Гонзаго де Куэндо наблюдал за происходящим, надменно скрестив руки на груди. Удивительно, но он не чувствовал стыда за содеянное, скорее, желчное разочарование из-за того, что не успел свершить задуманное. Теперь о благосклонности девицы можно было позабыть, и все же однажды он получит свое, не будь он Дон Гонзаго Рецио де Куэндо-и-Зальдавар!
«Однажды ты получишь свое, напыщенный индюк, - думал между тем Августо, запрыгивая в седло и крепко прижимая к себе сестру. - Два фута стали в живот за слезы Хосефы».
- Счастливого пути, господа, - с натянутой улыбкой напутствовал дон Гонзаго брата и сестру Вальдеспино, захлопнул дверцу кареты и, лишь оставшись наедине, дал волю своей ярости…

17

Сумерки скоро окутали всадников, возвращающихся в Гавану, и в возвращении их было нечто мрачное. Предчувствие грозы было в молчании брата и сестры, в тихих всхлипываниях Роситы - та готовилась к объяснениям а доме дона Гасапара и заранее нагнетала слезы. Даже если сам хозяин не пожелает ее выслушать – уж слугам она даст повод почесать язычки о доброе имя госпожи!
Сама госпожа затихла, положив голову на плечо брата. Она чувствовала его тяжелый мужской гнев, и, хотя понимала, что он направлен не на нее, а на дона Гонзаго, все равно была напугана. Напугана и благодарна. Перед ней был уже не юноша – мужчина. И этот мужчина защищал ее по праву крови, как другой защитил бы ее по праву любви, если бы мог. Если бы был с ней.
«Амаро. Амаро, как же ты далеко».
Хосефа лишь мысленно могла послать возлюбленному эту молитву, но ее подхватили ночные птицы, передали листьям и цветам, а те подарили эту кроткую жалобу ветру, чтобы он унес е к морю, и дальше, дальше, к белоснежным парусам «Аве Марии».

Слуги выбежали встречать молодого господина с факелами, и заахали, когда с лошадей сняли двух измученных женщин. Хосефа едва стояла на ногах, что тут же озвучила донна Лоренца, кутающаяся в ночную шаль.
- Милая, да вы на ногах не стоите! Что случилось, где ваш экипаж?!
Пока Хосефа собиралась с силами ответить, Росита решила, что это ее звездный час, и разрыдалась.
- Ах, госпожа, беда-то какая с нами случилась, экипаж сломался, а нас…
Лоренца нахмурилась. Она разговаривала с падчерицей, а не со служанкой.
- Замолчи, - резко велела она. – Хлыста захотела? Заговоришь, когда спросят. Пойдемте в дом, дорогая моя девочка. Дон Гаспар захочет услышать от вас все о произошедшем.
И тем более, захочет услышать она, во всех подробностях. А если падчерица что-то утаит, то подробности можно вытащить из мулатки. Та, похоже, прямо-таки жаждала ими поделиться.

Хосефа, стоя в окружении родных стен и знакомых лиц, все еще цеплялась за руку брата, как за свое единственное спасение и опору.  Пока они возвращались в Гавану, она мечтала только об одном – крепко уснуть в своей постели и пусть ночь смоет все ужасы, что ей пришлось пережить. Но теперь она поняла, что ей придется еще  и объясняться с отцом… И как знать, не посчитает ли грозный дон Гаспар дочь виновной в случившемся?
- Августо, не бросай меня, - умоляюще прошептала девушка.
И едва нашла в себе силы пройти мимо слуг, мимо их любопытных и сочувствующих взглядов без слез.
В те дни, что последуют за этой ночью, она еще прольет много слез. 
Если бы реки выходили из берегов от горьких слез женщин, то земля была бы затоплена…

18

Дон Гаспар со своей стороны готовился к возвращению сына и дочери, чтобы как следует отчитать их за неповиновение: и мальчишку, отправившегося за сестрой вопреки его воле, и Хосефу Марию, которой отцом велено было ехать на плантацию, а не слушать уговоры брата. Но при виде их, вернувшихся ночью, верхом, без кареты, суровый глава семейства как-то даже растерялся, не совсем понимая, оказался ли Августо причиной этого вопиющего попрания всех правил приличия, или он, наоборот, предотвратил какое-то несчастье.
Он поджидал детей в гостиной, скорее мрачный, чем разъяренный.
- Что это значит, Августо? - спросил, буравя взглядом сына. - Где экипаж Хосефы Марии?
Всегда первыми надлежало спрашивать с мужчин, а не с женщин, с последних вообще спросу мало.
- Карета сестры поломалась, - буднично поведал Августо, сжимая руку Хосефы. Он не собирался отдавать ее на растерзание родительскому гневу, тем более, что ее вины в случившемся, - что бы ни случилось, - он не усматривал. - Я говорил вам, неосмотрительно отправлять Хосефу на плантацию одну, без мужчин. Слуги не в счет. Даже если уволить их всех или засечь до смерти, этим уже не исправить случившегося.
- И что же такого случилось? - дон Гаспар надменно выпятил подбородок. Слуг он, разумеется, накажет. Особенно тех, что отвечали за состояние экипажа. И кучера, чтобы впредь глядел, куда правит. - Да, поломка в дороге - история неприятная, но, дочь моя, вы выглядите так, будто вас только что с креста сняли.
- Пока слуги пытались починить экипаж, мимо проезжал дон Гонзаго де Куэндо. Удивительно совпадение, ведь именно этот сеньор, по вашим словам, докучал моей сестре настолько явно, что вы решили отправить ее на плантацию. Он был счастлив позаботиться о Хосефе настолько навязчиво, как это вообще возможно, - желчно продолжил Августо.
- Де Куэндо?! - вскричал Вальдеспино-старший, подозрительно глядя на дочь. Та никогда не давала ему повода заподозрить, что ей по нраву этот напыщенный дон Гонзаго. Но с женщинами никогда не знаешь, что правда, а что притворство. Еще и Лоренца постоянно его нахваливала, может, знает что-то, чего не знает он сам?!
- Действительно, удивительное. Уж не подстроил ли кто-то эту встречу? Хосефа? Лоренца? Будь я проклят, если поверю в подобную случайность!
- Я не исключу того, что у нас в доме кто-то шпионит на дона Гонзаго, - поморщился Августо. - Но я не спешил бы с обвинениями, тем более в отношении сестры. В обществе этого человека она не выглядела счастливой, в этом я клянусь вам, отец.
- Я хочу услышать это он не самой, - прорычал дон Гаспар. - Хосефа, чего хотел от вас дон Гонзаго?

Отредактировано Амаро Парго (2018-07-15 07:28:21)

19

Хосефа стояла опустив голову, не поднимая глаз на отца. Когда дон Гаспар гневался, следовало терпеливо снести его гнев, каким бы несправедливым он ни был. Любая попытка оправдаться или воззвать к его отцовским чувствам лишь усугубляла печальное положение. А вот Лоренца… Лоренца переводила взгляд с брата на сестру, чувствуя что-то очень похожее на зависть. Поломка экипажа в дороге, привлекательный дворянин в качестве спасителя… если бы это случилось с ней! Но повезло этой кукле с заплаканными глазами. Право же, Хосефа ничего не умела из того, что положено уметь умной женщине. Ни воспользоваться дарами судьбы, ни скрыть того, что ты ими пользовалась от посторонних.
С другой стороны, может быть, теперь супруг ее одумается и отдаст уже эту девчонку де Куэндо, и перестанет носиться с идеей отправить Хосефу в Испанию?

- Мне кажется, дог Гаспар, дон Августин, вы слишком взволнованы случившимся и все неправильно поняли, - медоточиво проговорила она, улыбаясь ненавистному мужу и томительно-возмужавшему пасынку.
- Уверена, дон Гонзаго всего лишь хотел помочь нашей Хосефе, а она, бедняжка, испугалась. Я всегда говорила, дон Гаспар, Хосефа очень скромна и совершенное дитя, ей бы больше подошел монастырь, чем замужество.
Тем более, монастырь удовольствуется частью приданного.
- Расскажите нам все, милая, - ласково попросила она, обняв Хосефу за плечи.

Хосефа вздрогнула, но была слишком утомлена, чтобы отстраниться. Слишком несчастна, чтобы даже расплакаться. Ее терзало предчувствие катастрофы, которая вот-вот разразится, и никакой возможности укрыться от нее нет.
- Когда экипаж сломался, мы остались на дороге одни, - тихо начала она свой рассказ. – Почти сразу же  появился дон Гонзаго, предложил отвезти меня на плантацию. Я не хотела, но починка экипажа могла занять несколько часов. Я и моя служанка сели к нему в экипаж.
- Вот видите, - встряла Лоренца. – С ней была Росита. Значит ничего дурного случиться не могло!
- Мы отъехали. Дон Гонзаго заговорил о замужестве, о том, что мне было бы лучше в доме мужа, чем в доме отца. Я попросила прекратить этот разговор. Тогда он попытался… сказал, что мне нужен урок смирения и моя семья будет ему благодарна… Но Августо спас меня.

- Что он попытался?
Лоренца впилась взглядом в лицо падчерицы, в ее фигуру. Успел ли дон Гонзаго сделать ей что-нибудь… существенное?
- Не бойтесь, Хосефа, говорите.
Но Хосефа, чье целомудрие и так достаточно пострадало за этот вечер, только отвернулась от мачехи и спрятала лицо на плече брата.

20

- Я убью его! - заявил дон Августо, наконец-то произнеся вслух то, о чем думал всю дорогу.
- Да вы понимаете, какой грянет скандал?! - в свою очередь взвился дон Гаспар. - Может, вас и сочтут отважным человеком и хорошим братом, но репутация Хосефы Марии в Гаване будет погублена раз и навсегда. После такого, и правда, только в монастырь. Ну уж нет, я не допущу того, чтобы моя дочь расплачивалась за бесстыдство Гонзаго де Куэндо!
Нет, Вальдеспино-старший не вспомнил в этот миг о том, что он - любящий отец, скорее, дон Гаспар беспокоился о сохранности капиталовложений: дочь была его самым дорогим товаром, слишком рано и неосмотрительно полагать его порченным. Он окинул взглядом сжавшуюся от стыда фигурку Хосефы Марии, рассматривая ее по-мужски и приходя к выводу, что девушка все так же хороша, а в слезах, быть может, даже краше, чем в доспехах из своего почтительного, но отстраненного равнодушия к происходящему. Раз ей удалось настолько вскружить голову дону Гонзаго, что тот позабыл о приличиях и здравомыслии, то же будет и с другими мужчинами. Никто в Испании не откажется от подобной соблазнительной невесты
- Как он сказал, дитя мое? Твоя семья будет ему благодарна? Что ж, возможно, так и есть. Дон Гонзаго окончательно убедил меня, что тут, на Кубе, ни один кабальеро не стоит даже ногтя моей Хосефы! Дворняги безродные! А вы, дочь моя, будете блистать в Эскориале! Такова ваша судьба, я никому не позволю становиться на пути у судьбы!
Лоренца молча закатила глаза к небу.
Не даром говорят: горбатого могила исправит. Талдычит, как попугай: Эскориал да Испания. Как бы тебе не остаться с носом, муженек.
- И кому вы доверите право отвезти Хосефу Марию в метрополию, муж мой? - спросила Лоренца, медленно обмахиваясь веером. - Теперь у вас есть свое судно, свой капитан… Но вы не думаете о том, - заключила она неожиданно грустно, - что если даже такой отважный и опытный моряк, как Амаро Парго, до сих пор не вернулся из плаванья в Старый свет, то вы можете лишиться разом и сына, и дочери?
Дон Гаспар стиснул зубы и недобро рассек воздух ладонью, призывая к молчанию в первую очередь Августо, который сейчас, конечно же, заявит, что готов немедленно плыть в Кадис.
- В Гавану скоро придет наш серебряный флот, - напомнил он всем своим домочадцам. - В марте они обычно отбывают в Старый свет. Королевские галеоны - самые большие и лучше всего вооруженные суда в мире. На борту одного из них моя дочь будет в полной безопасности. Испания, решено. А до того дня, как Хосефа Мария ступит на палубу королевского флагмана, ей нужна спутница, более достойная и солидная, чем эта вертихвостка мулатка.


Вы здесь » Время королей » Сезон ураганов » Не святые. Глава пятая